— Что-то серьезное?

— Ну, психиатрия — наука тонкая, — уклончиво ответил Новицкий. — Многие заболевания имеют схожую симптоматику. Но! Проявления одной и той же болезни очень индивидуальны. С ходу поставить точный диагноз нельзя. Да и не нужно, я считаю — а нужно проводить обследование. Я предложил его вашей подчиненной.

— А Татьяна что, согласилась?

— Да. Я умею быть убедительным, — хмыкнул психиатр, сделав акцент на этом, звучавшем почти в каждой фразе, «я». — Так что я назначу ей ЭЭГ, КТ, понаблюдаю. Лучше, конечно, это было бы сделать в стационаре…

По лицу Вяземской пробежала тень. Завотделения напряженно рассмеялась:

— Ну что вы, я уверена, там моим сотрудникам делать нечего!

«Еще не хватало, чтобы о моем отделении пошла дурная слава, — подумала она. — Врач-педиатр лежит в психушке! Город маленький, такое разнесется мгновенно…»

— Я не буду с вами спорить, — миролюбиво ответил психиатр. — Но я подозреваю эпилепсию. Она первая на очереди.

— А вторая? — помолчав, спросила Инесса Львовна. От слова «эпилепсия» ее коробило. Даже будучи врачом, она боялась всех этих странных болезней, которые превращали людей в непредсказуемые, подчас опасные, существа.

— Вторая — Великая симулянтка, — развел руками Новицкий. — Именно так в наших кругах называют истерию.

— Надо же, никогда не слышала, — Вяземская удивленно вскинула брови. — Но зачем Татьяне симулировать психическое расстройство?

— О, я имел в виду другое! — улыбнулся Новицкий, глянув свысока, как профессор на первокурсницу. — Я расскажу вам о Великой симулянтке. Такое название истерие дали не потому, что больные что-то симулируют. А из-за того, что она, как хамелеон, мимикрирует под другие заболевания. Симптомы истерии можно спутать с проявлениями неврозов, эпилепсии, маниакально-депрессивного психоза и даже раздвоения личности — довольно редкого и опасного психического расстройства. Истерия, кстати говоря, больше характерна для женщин — даже ее название пошло от греческого «матка»… Кстати, по поводу приступа истерии есть хорошее выражение: «Истерика требует зрителя». Истерический припадок, как правило, возникает на людях, и может прекратиться мгновенно, если оставить женщину одну — играть-то ей в этом случае не перед кем. И вызывает его, как правило, сильный стресс. Татьяна рассказала мне о своем несчастье, да и вы говорили о переутомлении. Так что все сходится. И если эпилепсия не подтвердится, я назначу ей успокоительные и курс оздоровительных процедур — и ваша сотрудница снова станет в строй. Но склонность к подобным приступам останется, это особенность характера.

— Не замечала за ней такого… А если это все-таки эпилепсия? — допытывалась Вяземская.

— Тогда вам придется попрощаться, — вздохнул психиатр. — С этим диагнозом я запрещу ей работать врачом.

Инесса Львовна опустила глаза, задумалась. Нетронутый кусок штруделя стыл на ее тарелке. Идеальный функционер, она всегда старалась сделать работу своего отделения безупречной, а его репутацию — по медицински-белоснежной, почти стерильной. А теперь неожиданная Танина болезнь может грозить скандалом… и даже разбирательством в верхах. Стоп. Неожиданная?

— Скажите, такое психическое расстройство, как эпилепсия, является врожденным, или оно могло возникнуть только сегодня? На фоне всех этих стрессов, длительной работы без выходных? — уточнила Вяземская.

— Я уверен, что если бы оно было врожденным, давно проявилось бы, — покачал головой психиатр. — Скорее всего, речь идет о приобретенной эпилепсии — или все-таки об истерическом неврозе. Последний, кстати, вполне поддается лечению и не является препятствием для работы в медучреждениях. Эпилепсия тоже лечится, но если я ее выявлю, Татьяне придется сменить профессию.

Инесса облегченно вздохнула. Демидову, конечно, жалко, но если диагноз будет неутешительным, придется списать ее с корабля. А наверх доложить, что вовремя выявили — и тут же приняли меры. В конце концов, это действительно так. «Хорошо, что я сориентировалась так быстро, — похвалила себя заведующая. — Обращение к психиатру было самым правильным шагом в этой ситуации».

— А скажите, Игорь Анатольевич, вам нравится ваша работа? — спросила она, расслаблено вытягиваясь в кресле и кладя ногу на ногу. Теперь, когда с делами покончено, можно просто поболтать с приятным мужчиной — пусть и молодым, от этого еще интереснее.

Новицкий отодвинул в сторону пустую тарелку, вытер губы и пальцы салфеткой, и начал вещать. Инесса, сама того не зная, выбрала самую благодарную тему: он мог часами говорить о психиатрии, истории изучения различных заболеваний, интересных случаях — львиная доля которых, впрочем, была описана в академической литературе. Инесса слушала его заинтересовано, с приятной улыбкой. И лишь часа через два, когда за окном окончательно стемнело, и Новицкий собрался домой, спохватилась:

— Ох, а электрик-то так и не пришел!

— Если позволите, я могу… — несмело предложил Игорь Анатольевич. — Завтра возьму инструмент и приеду.

— Я была бы вам очень признательна! — с готовностью ответила Вяземская — будто только того и ждала.

Спускаться было легче, чем подниматься — еще и из-за того, что вечер, проведенный с Инессой, оставил весьма приятное впечатление. Эта женщина понравилась ему — она красива, умна, хозяйственна, да и карьеристка не хуже него. В случае чего они смогут понять друг друга. «Как все удачно складывается», — подумал Новицкий и самодовольно заулыбался, перепрыгивая со ступеньки на ступеньку.

В гинекологическом отделении было время ужина. Плотный запах больничной еды — рисовая каша, маслянистый кружок жареной колбасы, чай и хлеб — будто прилип к обшарпанным стенам, влился в проемы окон, спрятался в занавесках и под кушетками. От его удушающего хлебосольства почему-то накатило бессилие, и Таня подумала: скорее бы всё кончилось, и хоть бы всё обошлось.

Плакат о вреде абортов специально повесили напротив процедурки — чтобы женщины, приходившие сюда с известной целью, еще раз задумались о правильности своего выбора. Сейчас он казался Татьяне злой насмешкой, его хотелось содрать о стены — но она лишь отвела глаза, уткнулась взглядом в рукав цветастого больничного халата. Жаль, что она оставила в палате часы. Сколько еще ждать?

Вынула мобильник, чтобы глянуть время — и вспомнила, что так и не отправила Максу эсэмэску со списком вещей. Наверное, потому, что ей сейчас нужны не продукты или шмотки, а искреннее сочувствие и поддержка. Но требовать их от Макса — все равно, что ждать парохода в чистом поле, она же это понимала. Это ты хотела ребенка, каждый раз говорил он. Я тебя предупреждал. Многие люди спокойно обходятся без детей.

Мимо нее проплыли две беременных. Одна с трудом тащила живот размером с рюкзак туриста. Другая, в модной обтягивающей пижаме, гордо выпячивала спину, чтобы баскетбольный мяч под грудью казался как можно больше. Они ощупали Татьяну взглядами, видимо, пытаясь понять, является ли ее полнота следствием беременности. «Дуры», — подумала она, но пожелала им удачных родов. Таня всегда мысленно проговаривала это пожелание при виде беременных — ей почему-то казалось, что дети в их животах от этого станут более здоровыми, и не будут бояться появиться на свет.

Дверь процедурки сухо щелкнула язычком замка, из щели высунулась голова Яны. Медицинская шапочка, маска — полная боеготовность.

— Заходи, — позвала она.

Татьяна вздрогнула — ну, вот и всё.

Прошла в процедурку, скинула халат. Пожилой анестезиолог бросил на нее сочувственный взгляд. Пять беременностей — и пять неудач. Она попыталась улыбнуться, но лишь скривила лицо и почувствовала, что слезы снова близко. Одернула себя со всей строгостью, на которую была сейчас способна: нечего реветь, и не смей думать о плохом. «Все равно у меня будет ребенок. Родной, приемный — какая разница. Будет, и всё».

Перед глазами снова встал тот мальчик. Как он там?…