— Ну как он? — спросила та. — Татьяна Евгеньевна, я тут подумала — у меня от племянника столько игрушек и книжек осталось, может, принести их этому мальчику? Он же долго лежать у нас будет. Я всё дезрастворами обработаю, вы не думайте…

— Тома, неси всё, что не жалко, — улыбнулась Таня и заторопилась в гинекологию — пятнадцать минут до приезда мужа пройдут быстро, и если она задержится, Макс будет злиться.

«Ну и что? Ты же собралась поставить ему ультиматум, — холодно напомнил внутренний голос. — Если он запретит тебе взять приемного ребенка, ты потребуешь развод. Небогатый выбор для Макса. Так что злость все равно будет. И какая разница — градусом меньше, больше?»

В ее палате только что помыли, и запах хлорки разъедал воздух, висел в пространстве отцветающим безвременником. Ядовитые токи были жесткими, словно вдыхаешь наждачную бумагу, и Таня поспешила открыть окно. Стайка отчаянных снежинок ворвалась в палату, но бессильно растаяла на лету.

Муж вошел по-хозяйски, без стука. Равнодушно кивнул, будто вернулся из магазина на кухню, где Таня возилась и до его ухода. Плюхнул на стол пакет:

— Тут одежда твоя, и ноутбук, как просила. Виноград без косточек взял. И что за странная фигня про игрушки для пацана?

— К нам мальчик поступил, я для него просила, — кротко ответила Таня, наблюдая за мужем исподволь. Щетина кустами, багровеющие сосуды склер, жвачка — мать была права, он снова вчера напился.

— Тань, к вам каждый день мальчики-девочки поступают! — фыркнул Макс. — Давай каждому по десять игрушек покупать? Будем очень добрые, но очень бедные.

Он раздраженно обвел взглядом палату. Углядев возле окна стул, потащил его за спинку, повернул, чтобы сесть лицом к жене. Закрыл фрамугу, забурчал, присаживаясь:

— Дел сегодня невпроворот. Что у тебя?

Это прозвучало сухо, с ноткой нетерпения. Таня вдруг подумала: а не попроси я приехать, он появился бы в больнице? Или ему все равно, что с ней происходит, и спрашивает он только для проформы? В душе поднялась обида. Нужно сдержать ее, попытаться поговорить спокойно.

— Да ничего хорошего, — ответила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Сделали выскабливание. И Яна сказала, что с каждой беременностью риск возрастает. Ничего, я пролечусь, и буду пытаться снова. Только в этот раз, прошу тебя, давай обследуемся полностью. Сходим к генетику, сдадим кровь…

— У меня все в порядке, — раздраженно сказал Макс.

— Слушай, не надо так относиться к этому. Ребенок — это важно! Янка вообще сказала, что если и в следующий раз случится то же самое, я могу умереть!

— Янка твоя без царя в голове, — огрызнулся он. — Сказала она… Послушай, что я тебе скажу. Если у нас ничего не получается, зачем себя мучить? Ты думаешь, мне приятно слышать про то, что моя жена рискует здоровьем? А если что-то случится — мне ребенка одному воспитывать? Нет, спасибо. Давай прекратим эти попытки и будем жить, как жили.

— Макс, скажи честно: ты хочешь ребенка?

Муж посмотрел на нее исподлобья. В карих глазах испуганным зверем метнулась неуверенность.

— Какой смысл об этом говорить? Ты же для себя всё решила, — подумав, ответил он.

— Нет, не решила.

Сейчас. Вот сейчас она ему скажет. Нужно просто не волноваться и выбрать правильные слова.

Ей снова стало знобко, будто по палате пробежал сквозняк. Ну, давай, подбодрила она себя. Просто скажи и посмотри на его реакцию.

— Я понимаю, что, как бы мы ни старались, гарантий нет. И тоже боюсь, что все закончится плохо, — пояснила она. — Но есть и другой способ завести ребенка.

— Поискать в капусте? — вдруг развеселился Макс. — Надувать батут, когда в небе пролетают аисты?

— Нет, — ей было не до смеха. — Взять приемного ребенка.

— Тань, ты чего? — опешил Макс. — Скажи, что ты пошутила.

— Я серьезно. Многие люди так поступают.

— Мне не нужны чужие дети, — отрезал он. — Таня, забудь. Просто забудь об этом.

— Подожди, — примирительно попросила она, стараясь быть мягче. — Знаешь, у нас в педиатрии лежит мальчишка. Похоже, сбежал из дома. Думаю, его родители избивают — он весь в синяках, весь! Места живого не осталось! Нашли этого мальчика в лесу, совершенно случайно. Он мог замерзнуть, умереть, понимаешь? Сейчас он в отделении, хочешь, сходим к нему, познакомишься? Мы сняли побои, полицию вызывали, сейчас его родителей ищут, собираются лишить прав. Мальчишка может попасть в детдом. Наверное, это лучше, чем с родителями-извергами, но еще лучше будет, если у парня появится нормальная семья! И мы с тобой могли бы его взять…

— Ты с ума сошла, — медленно, будто пораженный открывшейся истиной, произнес Макс.

— Ну почему ты против? У нас денег на десятерых детей хватит, дом большой, я буду сама ребенком заниматься, он тебя не обременит. Давай его заберем! Мы этим, может, человеку жизнь спасем, судьбу исправим!

— Тань, ты больная! — загрохотал Макс. — Ты сама только что сказала, что у него родители идиоты. Ну и какие у этого парня гены, как ты думаешь? Да это же бомба с часовым механизмом! Ты понимаешь, что он вырастет и начнет бухать, воровать, а потом просто грохнет нас — и привет?

— Да с чего ты взял, что так будет? Мальчишка замечательный, ты сходи все-таки, посмотри на него. Вчера вечером, когда его привезли…

— Что? Вчера вечером? — почти заорал он. — Танюх, ты дура? Ты знаешь этого мальчика меньше суток, и уже готова взять его в дом?

Вопрос застал ее врасплох.

Она, приготовившая кучу доводов, вдруг осеклась и подумала: а действительно, есть масса других детей, почему ей в душу запал именно этот мальчишка? Не потому ли, что он напомнил ей себя саму, маленькую? Напомнил, как она мечтала о том, что придет кто-нибудь и защитит? Неважно, кто. Лишь бы был сильнее, чем ее отец и хитрее, чем мать.

Почему люди вообще берут приемных детей? Странно, раньше она не задавалась этим вопросом. Берут — и всё, так бывает, так принято. У каждой семьи, наверное, своя причина. Чаще всего бездетность, но ведь бывает и так, что взрослые не могут пройти мимо детской беды.

Но если рассуждать с позиции Макса, обе эти причины фальшивой копейки не стоят. Что это — обычная мужская узколобость, неспособность понять свою жену? Или глубинная, метастазом проросшая через всю ткань души, жестокость?

«Упырь», — сказала тогда Янка.

— Максим, скажи честно, ты вообще не любишь детей? — холодно спросила она, пристально глядя ему в глаза. — Ты поэтому и не хотел со мной по врачам ходить?

— Да всё равно мне, понимаешь! Хочешь, рожай, — его взгляд метнулся в сторону, кадык дернулся синхронно нервному глотку, и Таня вдруг поняла, что он трусит.

— Я хочу усыновить, — с нажимом сказала она.

— Нет.

Она осознала, что спорить нет смысла. Просвинцованным плащом навалилась усталость, плечи поникли, словно их тянули вниз обессилевшие крылья.

Макс вытащил из кармана смартфон и уставился в него, будто по-настоящему важное было там.

Татьяна подошла к подоконнику, оперлась на него руками. Жестокость и равнодушие мужа пугали её. Неужели он всегда был таким, а она просто не замечала? «Всё ты видела, просто не хотела верить», — бесстрастно сказал внутренний голос. — «Все эти пять лет, прошедшие с момента свадьбы, ты только и делала, что закрывала глаза на его недостатки. Хорошая жена должна сохранить семью любой ценой, ты же так считала? Раскрой уже глаза и подумай, не велика ли плата? А еще подумай, почему ты всегда поступаешь так, как хочет он. Видимо, с этим ребенком будет так же».

Таня прижалась лбом к стеклу. На ели, растущей у ворот, дрались две сороки. Скрипяще тарахтя, они перелетали с ветки на ветку, гонялись друг за другом, пытаясь клюнуть побольнее. Длинная шишка сорвалась, отскочила от бордюрного камня, мягко упала в снег.

— Василенко звонил, — сообщил Макс в пространство. Таня вздрогнула.

— Что ему опять нужно? Я же недвусмысленно дала понять, что мы больше не собираемся закупать у него лекарства! В моих аптеках фальсификата не будет.