— Да оставь ты эту гадость, — поморщился он, и Наталья послушно отложила газету. А Волегов задумался и продолжил, тщательно взвешивая слова:

— Глава моего избирательного штаба считает, что это дело нельзя так оставлять. Иначе и я слечу с выборов, и тебе не поздоровится — журналюги заклюют. Значит, сделаем так: расскажешь, что познакомилась со мной пару недель назад. У тебя болел ребенок, требовались деньги на операцию, помочь некому — и ты решила обратиться к кандидату в депутаты от партии «Звезда демократии». Запомнила название?

Куницына подавленно кивнула.

— Хорошо. Потому что когда ты будешь давать интервью, скажешь, что доверяешь только этой партии. Так вот, ты нашла меня, и я согласился помочь. Дал денег на операцию. Отцом ребенка я не являюсь, тебе я никто, просто кандидат в депутаты. Поняла?

— Но как же… — попыталась запротестовать она. — У нас же дочь! Ты будто отказываешься от нее!

— Ни от кого я не отказываюсь! — раздраженно зашипел он. — Всё будет, как раньше. Я продолжу вас обеспечивать, ты — получать свои деньги. Но ради будущего нужно сделать, как я сказал. Наши уже готовят пресс-конференцию, журналистов соберут через четыре дня, в холле этой больницы. Вику как раз прооперируют, всё хорошо будет. Выйдем к журналюгам вместе, дадим интервью, нас сфотографируют — и всё! Это вопрос решенный.

Говоря, Волегов не спускал внимательного взгляда с лица Натальи. И видел, что его слова потрясли ее.

— Я этого не сделаю, — решительно отказалась она. — Это как-то… Это ужасно, Серёжа!

— Наташ, ничего плохого в этом нет! — Волегов попытался вложиь в свои слова максимум убедительности. — Это же просто газетчики, и статья — да ее же толком читать никто не будет, пробегут по диагонали, и забудут к вечеру! На наш с тобой контракт она никак не повлияет, на Вику — тоже. А вот меня это избавит от целого букета проблем. Так что я прошу: сделай, как нужно, а не как хочется.

Она молчала. Но поджатые губы и упрямое выражение на лице лучше слов сказали ему, что она не согласна. И тогда Волегов пустил в ход козырь:

— Наташ, если ты согласишься меня поддержать сейчас, в будущем и я смогу дать тебе гораздо больше. Через год другие выборы — там меня уже выдвинут всерьез, я пройду в депутаты. И это скажется на твоих доходах. А если всё рухнет, я уже не смогу давать тебе достаточно денег. Просто неоткуда будет брать.

Она метнула в него недоверчивый взгляд, нахмурилась. Но Волегов видел, что она колеблется. Покусывая губы, помолчала еще немного, и решила уточнить:

— Серьезно? Ты готов платить больше?

— Обещаю, — кивнул он. — Но для этого нужно кое-что еще.

— Что именно? — снова напряглась Наталья.

— Вам с Викой придется уехать. Скорее всего, на год. Это требование моего политтехнолога — он хочет быть уверенным, что наши с тобой контакты не возобновятся до тех пор, пока не закончатся следующие выборы. Чтобы никто не смог выследить меня снова.

Она скривилась так, будто ощутила острую боль. Волегов даже удивился: если так реагирует, похоже, она привязана к нему не только из-за денег… Неужели влюбилась, дурочка? Или просто не хочет менять комфортную столичную жизнь на что-то другое?

— Послушай, куда бы ты ни решила поехать, я вам лучшие условия обеспечу, — заверил он. — Вы по-прежнему не будете ни в чем нуждаться. А я смогу вас навещать. Не часто, но… Приезжать буду. Ну, что ты думаешь?

Она, не ответив, отвернулась к стене. Помолчала. А потом посмотрела на него — как ему показалось, с презрением. И холодно сказала:

— Хорошо. Мы уедем. Но помни, что ты сам этого захотел.

— Что ты имеешь в виду? — вскинулся Волегов.

— Так, ничего, — пожала она плечами. И усмехнулась. — Да и какая теперь разница? Я же тебя знаю. Если не соглашусь, ты всё равно что-нибудь придумаешь, и в итоге выйдет по-твоему… Сама уеду. Но — при одном условии. Ты заплатишь мне еще пять миллионов.

— С чего вдруг? — недовольно бросил он.

— А я не хочу зависеть от твоих прихотей. Ты просил меня родить тебе ребенка, обещал, что не бросишь нас — а теперь просишь увезти Вику подальше. По сути, ты нас бросаешь, то есть нарушаешь обещание. А завтра что? Вообще передумаешь заботиться о ней? Оставишь нас без денег? Нет, дорогой, этого я не допущу!

Он быстро прикинул в уме. Деньги есть, да и плата за спокойствие, в общем-то, небольшая. Карьера дороже.

— Хорошо, — холодно сказал он, поднимаясь. — Куда поедешь?

— К маме, в Новороссийск, — подумав, ответила Наталья. — Там море, тепло. Вике хорошо будет. Да и поможет мама с ребенком. Мне тяжело одной, а тут всё-таки — родная бабушка…

Волегов облегченно кивнул. И предложил:

— Давай я закажу тебе билет на день выписки? Сможете сразу из больницы поехать в аэропорт.

— Сама всё сделаю, — уязвленно сказал она. И вдруг попросила с горечью: — Сёреж, уйди, а? Уходи прямо сейчас, пожалуйста! Мне нужно побыть одной…

И он вышел, сутулясь от неловкости — ведь что-то мелькнуло в этих ее словах, какая-то неизбывная, глухая боль. И это он виноват в том, что ей больно. Затворив за собой дверь палаты, Сергей потоптался в коридоре. Что-то было не так. Хотя… Ведь договорились же обо всем? И Наташка согласилась без особых пререканий. «Даже цену назначила, не растерялась», — усмехнулся он. Выбросив из головы сомнения, он зашагал прочь.

И не увидел, как Наталья с ногами забралась на кровать, села, согнув колени и прижав подушку к животу. И заплакала, согнувшись, вжавшись в нее лицом.

Как он мог? Как мужики вообще такое могут — гулять от жен, заделывать детей на стороне, держать их, как хомячков в клетке?… А если надоедят, переносить эту клетку, куда хочется: в другую комнату, куда никто не заходит, или же вообще на улицу!

Обида, злость, разочарование накатывали на нее, мешаясь друг с другом. Но самым страшным было ощущение собственной неполноценности — ведь он только что окончательно дал ей понять, что она проиграла по всем статьям: и как женщина, и как потенциальная жена. Она не нужна этому успешному, сильному мужику. Такие, как она, ему — не ровня.

Она вытерла слезы и тупо уставилась в окно.

Волегов так легко от нее отказался! Придумал за ее спиной этот мерзкий план, а сейчас просто поставил перед фактом. По сути, приказывал ей, как служанке. Уезжай — и всё тут! Но если он так просто готов сбагрить ее, если не пожелал признаться во всем газетчикам, значит, она никогда не играла в его жизни важной роли. Сначала была забавой на одну ночь, затем — живым инкубатором, а теперь стала филиалом молочной кухни. Вот и всё, для чего она годится — по его мнению. Так что зря она надеялась всё это время, что он когда-нибудь бросит жену.

«Он говорил — ты просто не хотела слушать», — от безжалостности этой мысли она сникла еще больше. Сама виновата — напридумывала себе.

Ей жутко захотелось курить. Наталья достала из тумбочки початую пачку: захватила с собой из дома перед тем, как лечь в больницу. Но здесь так ни одной и не выкурила — хотела бросить, хотя бы на срок кормления. Хотела стать хорошей мамой…

А, кому это теперь нужно!

Она прошла в пристроенную к палате ванную. Чиркнула зажигалкой. От первой затяжки закружилась голова, и Куницына оперлась плечом о стену.

«Волегов жену любит, а не меня, — мрачно думала она. — В попу целовать готов свою Анечку, всё трясется, как бы она не узнала… А историю эту, с помощью матери-одиночке, придумал еще и для того, чтобы перед ней отмазаться! Потом еще газетку ей покажет — типа, смотри, какой у тебя муж молодец, чужим детям помогает… Подонок!»

Она бросила сигарету в унитаз. Окурок пшикнул, мгновенно набух от воды.

«Газету покажет, — крутилось в голове. — Газету».

Она опрометью кинулась в палату. «Если он не забрал… Ха, он не забрал! — ее лицо просияло. Прищурив глаза, Наталья ехидно улыбнулась. — Как это так, господин Волегов? Вам изменила ваша привычная осторожность?»

В ногах кровати валялась забытая Сергеем газета. Куницына взяла ее, развернула, наскоро пробежала глазами статью на первой полосе. Да, это действительно бомба. Не зря он так переживал.