В коридоре педиатрии стояла заведующая, разговаривала с молодой русоволосой женщиной, державшей за руку зарёванного карапуза лет трёх. Окинув взглядом процессию, Инесса Львовна улыбнулась Павлику:

— Ну что, герой, выписываешься? Веди себя хорошо, чтобы к нам больше не попадать.

Мальчишка зарделся, смущенно кивнул и, пробормотав: «До свидания», спрятался за спину матери.

— А вы, Татьяна Евгеньевна, специально пришли? — вздернула бровь Вяземская. — Вроде бы, не ваша смена сегодня…

— Я решила помочь, — ответила Таня.

Инесса Львовна искоса глянула на пакеты в ее руках. Из одного выпирала кабина радиоуправляемого джипа, поставленного на попа, из другого высунул бежевую мордочку забавный медвежонок.

— Зайдите ко мне на минуту, — приглашение заведующей явно относилось к одной Демидовой. Пожав плечами, та двинулась в кабинет Инессы Львовны.

Закрыв за ней дверь, Вяземская развернулась к Тане и сказала — сочувственно, но твердо:

— Я вижу, вы всем, чем можете, помогаете этой семье. Фирзину к нам на работу устроили, о мальчике заботитесь… Это всё очень здорово. Но, Татьяна, не увлекайтесь. От таких людей можно ждать любых неприятностей.

Таня вспыхнула:

— Извините, но это мое дело — куда тратить честно заработанные деньги.

Инесса Львовна вздохнула:

— Да ваше, ваше… Только будьте осторожнее. Эта Марина… Вы знаете, что она вас грязью поливает?

— В смысле? — напряглась Демидова.

— А в прямом. Говорит, что вы на нее заявление в полицию написали. А ее заставили устроиться на две работы, потому что без этого отобрали бы у нее ребенка.

— Ох, ничего себе! — едва не задохнувшись от обиды, Таня поставила пакеты на пол — руки вдруг ослабели, отказались держать. — Инесса Львовна, да я заявление писала, чтобы ее сожителя хоть как-то к ответу призвать! И мальчика защитить. А с работами — да я же просто помочь хотела! Она мне говорила, что зарплата маленькая, на жизнь не хватает — вот я и… А почему об этом вообще речь зашла?

— Фирзина пришла просить премию, — усмехнулась Вяземская. — Наглости хватило! А я ее отчитала за внешний вид, и за то, что она плохо выполняет свои обязанности. Спросила, планирует ли она продолжать здесь работать, потому что мне в отделении лентяи не нужны. Та оправдываться начала: мол, устаю, скачу с одной работы на другую, поэтому сил нет. И слезно просила не увольнять. Говорит, если отсюда уйдет, вы разозлитесь, и тогда со второй работой тоже попрощаться придется, ведь там начальницей ваша подруга. Ребенка кормить нечем будет, и сына у нее опека заберет — а передадут вам. Говорит, органы их семью из-за того на учет поставили, что у вас там какой-то знакомый юрист — якобы вы подключили его, чтобы забрать ребенка. В общем, мексиканский сериал. Я не поверила, конечно же. Хотя, знаете, она так правдоподобно рассказывает, что слезу хочется пустить!

— Не ожидала от нее… — пробормотала Таня. Слова заведующей ранили ее, очень ранили — ведь она так старалась помочь, и что получила за это? Нет, благодарности она не ждала изначально: сразу видела, что Марина — паразит в душе. Но ей казалось, что Фирзина ее уважает. А получается, что нет. Более того, она готова обвинить Таню во всех грехах, свалить на нее вину за свои проступки. Да еще и оболгать.

Усилием воли Демидова прогнала подступившие слёзы. Обидно, да — но нужно довести дело до конца. Она ведь ради Павлика старалась, а Марина… Бог ей судья.

Таня посмотрела в глаза заведующей:

— Спасибо за информацию, Инесса Львовна.

— Пожалуйста, — кивнула заведующая. — Вы будьте начеку. И не слишком-то ей доверяйте. Мало ли, что такому человеку в голову придет. Она недалекая, вы сами видите.

— Вижу, — согласилась Татьяна.

Выйдя из кабинета заведующей, она встретилась взглядом с Фирзиной — та в своем парадном светло-синем платье мялась возле голубой стены, будто пыталась слиться с ней. На Таню смотрела заискивающе, и в то же время пристально: как чувствовала, что разговор был о ней.

— Пойдемте, — устало вздохнула Татьяна и первой зашагала к выходу.

В приемнике пришлось сделать остановку — Марина побежала с номерком в гардероб, а Таня в раздевалку дежурантов, где оставила свою шубу. Застегнув ее на груди, она посмотрела в зеркало — хотела поправить капюшон. И остановилась, пораженная: лицо было бледным, на лбу и в углу рта залегли скорбные морщинки. Таня легко похлопала по щекам, чтобы они порозовели. Попыталась уговорить себя не принимать близко к сердцу слова заведующей. Но от мысли, что сейчас придется везти эту Марину домой, как королеву, на душе стало еще гаже. И ведь не высказать ей всё, ребенок рядом…

«Нет уж, не молчи! — сказала она себе. — Нужно, наконец, поставить ее на место!»

И от этого решения сразу стало легче. Потому что накопилось столько, что складывать некуда — как вещей в тех пакетах, собранных Татьяной для Марины из чувства сострадания.

Когда она подошла к двери приемного покоя, Фирзина с Павликом были уже одеты.

— Ну, Павлик, больше не болей! — пожелала Тамарочка, наклоняясь и целуя светлую макушку.

— Не буду, тётя Тамара! — пообещал он, подняв лукавую мордашку.

— Смотри, ты слово женщине дал, мужик! — пожал ему руку Купченко. — А если дал — держи!

— Спасибо за помощь, — раскланялась Марина. И Тане показалось, что это прозвучало фальшиво, будто с затаенной ненавистью. Она одернула себя: «Давай, всех чертей на нее повесь!» Но особого желания каяться не возникло.

Они втроем подошли к «Лексусу» Демидовой, и Татьяна, открыв багажник, загрузила в него пакеты. Павлик вертелся рядом, восторженно ухал и тарахтел без умолку:

— Тётя Таня, какая у вас машина большая! И как вы ее водите, там руль такой большой! А это иномарка, да? А можно посмотреть, как там внутри устроено?

— Можно, — чуть повеселев, улыбнулась она. — Мы же сейчас на ней домой поедем. Давай, запрыгивай, и пристегнись там!

Она открыла заднюю дверь, впуская мальчишку. Он мигом прошмыгнул внутрь и завертелся на сидении, пытаясь рассмотреть и потрогать все сразу. Марина ухватилась было за ручку передней дверцы, но Демидова остановила ее.

— Не торопитесь, я хочу кое-что обсудить, — сухо попросила она.

Фирзина попыталась изобразить на лице удивление, но сквозь эту гримасу явственно читались паника и трусливое желание отпереться от всего, что предъявят. Впрочем, она послушно отошла от машины вслед за Таней.

— Скажите, вы действительно считаете меня виноватой в своих проблемах? — еле сдерживая злость, спросила Демидова.

— Я?… В каких?… — пролепетала Фирзина, отводя взгляд.

— Вы сказали Инессе Львовне, что это я заставила вас устроиться на две работы, и теперь вы не справляетесь из-за усталости. Это так?

— Да она неправильно поняла! — заюлила Фирзина. — Я вам благодарна, Татьяна! Денег теперь больше стало, и сыну вы вон сколько всего накупили! А работу я буду делать, мне просто время нужно, чтоб освоиться… Тут столько требований, в этой медицине — жуть! И растворы всякие, и белье вовремя менять, и инструменты по часам обрабатывать… Да, каюсь, недоглядела, пережарила шпатели — так они ж железные, чего им будет? Только крафт-бумага сгорела, а так-то в порядке они!

— Из-за вашей халатности врачам было нечем работать, — напомнила Татьяна. — И, допустим, это была ошибка, которая не повторится. Но зачем врать, что я у вас ребенка отобрать хочу?

— Ну, вы же хотели! Мы даже поругались с вами! И я не знала, что вы мне помогать решите, — запричитала Марина.

— Но почему вы об этом сказали сегодня утром, и так, будто я до сих пор хочу забрать Павлика? — не унималась Таня.

Фирзина помялась, а потом выпалила:

— Ну, простите, бес попутал! Вылетело по глупости!

И умоляюще глянула на Таню — искоса, с виной, как нашкодившая дворняга.

— Хорошо, извинения приняты, — кивнула та. — Но, Марина, я хочу еще раз подчеркнуть: вашу судьбу не я решаю. Моим делом было договориться о вашем трудоустройстве, но если вы не будете делать свою работу, то я при всем желании не смогу удержать вас ни в больнице, ни в магазине.