И ещё… почему у меня вообще был вдовий надел? Я ведь была замужем, и мой муж был жив. Эти слова не имели смысла.

— Скажите… как у меня может быть вдовий надел, если мой муж жив? — спросила я, не обращая больше внимания на людей вокруг и на то, что они могут подумать. Сейчас мне было всё равно. Этот архивариус оказался первым человеком, который не был заинтересован в том, чтобы мне лгать, и при этом знал, о чём говорит. Он уже сообщил мне больше, чем я ожидала.

— Вдовий надел принадлежит вам с первого дня замужества и не может быть отнят, — невозмутимо пояснил служащий архива. — Но священной обязанностью жены является рождение наследника.

От его слов я едва не задохнулась. Оказывается, у меня был свой собственный уголок? Я могла жить там столько, сколько хочу, если только супруг не решит, что я делаю недостаточно для того, чтобы забеременеть. Конечно, скрывать от меня такую информацию было выгодно. Более того, они сдали мой вдовий надел в аренду. Но кому?

— Могу ли я отменить ар… сдачу вдовьего надела? — взволнованно спросила я.

— Ваш вдовий надел был сдан кому-то в герцогстве Дрейгмор. Вам нужно искать ответы там, в главном храме. Там же вы сможете узнать, при каких условиях возможно расторгнуть соглашение.

— Спасибо… А могу ли я отменить указ о передаче моего содержания в казну д’Арлейн? — как же я была глупа, подписывая эти бумаги. Судя по всему, условия о содержании супруги среди знати были в порядке вещей, но никто в моей семье об этом не упомянул.

— Вы можете это сделать, но только в присутствии вашего супруга, — его ответ был коротким, словно он хотел закончить разговор, и, оглянувшись, я поняла, что наступило время их дневной молитвы.

— Благодарю, — сказала я, зная, что когда-нибудь вернусь сюда. Я надеялась что снова смогу найти этого же работника.

Направляясь к выходу из храма, я заметила открытую дверь в одну из комнат. Там стояло множество столов, и мужчина в зелёной робе собирал с них деревянные таблички. А на другом столе я увидела книгу — первую книгу в моей жизни. Страниц в ней было немного, она была сплетена из толстых листов пергамента, но всё же это была настоящая книга.

Вероятно, это была храмовая школа.

— Могу ли я купить у вас одну табличку и книгу? — спросила я мужчину в зелёном.

***

Мы возвращались обратно на телеге, направляющейся к деревне у поместья д’Арлейн. Я специально не хотела идти пешком — мы обе устали, к тому же в телеге было безопаснее: шанс, что за нами проследят и обворуют, был меньше. В таких телегах почти не было места, и две худенькие девушки терялись среди крепко сбитых деревенских жителей.

На середине пути мы спрыгнули с телеги в высокие кусты и постарались незаметно пробраться к берегу, где находился наш схрон. Я вновь оставила Яру следить за дорогой и за следующей телегой — из-за ярмарки сегодня и завтра движение было довольно оживлённым.

Ящик, который я оставила с утра, нашёлся быстро — его по-прежнему никто не видел. Я спрятала в него деревянную табличку и книгу, которые купила за безумные деньги у одного из служителей Первородной Велирии. По правилам, ему было строго запрещено продавать книгу с мольбами первородной, как и деревянные таблички, являющиеся первыми аналогами азбуки, но я смогла изменить его мнение.

Я… и один золотой.

Оставшиеся деньги я спрятала в том же ящике.

У ящика была удобная ручка, но он был тяжёлым и громоздким. Яра посмотрела на меня с удивлением — она не могла понять, почему моя рука находится под странным углом, словно я несу что-то объёмное.

— Подмышка чешется, проветриваю, — отшутилась я, и Яра, да благословит её Первородная, кивнула и указала на приближающуюся телегу.

Когда на горизонте появилось поместье, моё сердце забилось чаще. Проведённое в городе время, да ещё и с деньгами, дало мне иллюзию независимости, но реальность была другой — она оставалась здесь, в поместье. Я жила в доме мужа, который сам находился в столице, и меня окружали люди, которые делали всё, чтобы я была как можно более незаметной и незначительной, даже для соседей.

Слуги бросили на нас несколько любопытных взглядов, но, казалось, большее внимание они уделяли Яре. Ей «полагалось» сегодня две плети — варварское, жестокое наказание за ничтожный «проступок»: она не доложила Марис о моём возвращении.

Однако сегодня я собиралась показать Марис, что Яра — моя служанка, и если наши приказы вступают в конфликт, мой приказ всегда должен иметь больший вес. Тот факт, что Марис вообще думала иначе, уже был показателем того, насколько незначительным было моё положение в этом доме и насколько мало меня уважали.

Я попыталась выпрямиться так, как это делают благородные дамы, желая казаться выше, и уверенно подошла к поместью, встретившись взглядом с каждым слугой, кто осмелился посмотреть на меня с пренебрежением. Я смотрела на них задумчиво, словно мысленно решая, как поступлю с каждым. Тёплая накидка и красивая пелена, скрывающая мои волосы, выделяли меня, говорили о другом статусе. Несколько человек, встретив мой пристальный взгляд, смутились и отвели глаза, но были и те, кто едва заметно усмехался.

Наверняка Марис уже докладывают о нашем возвращении.

Оказавшись в нашем крыле, я поставила ящик в углу комнаты, так, чтобы никто случайно о него не споткнулся. Осмотрела комнату: старые деревянные полы, относительно чистые, потому что я сама поддерживала порядок. Из мебели — только кровать, сундук и стул, который я принесла сюда в первый день. Маленькое окно, к счастью, имело ставни, которые я могла закрыть и сохранить тепло. Но стены были тонкими, с огромными щелями, и света практически не было.

Здесь был камин, но он ни разу не топился. Топор мне не доверяли, а Яру освобождали только ближе к полуночи.

Усталость накатила на меня волной, мне хотелось упасть на кровать, позволить головной боли утихнуть и спать, просыпаясь только для того, чтобы поесть или удовлетворить естественные нужды.

Но сначала я должна, обязана решить вопрос с Марис. Ради Яры, которая всегда меня поддерживала.

Дверь с грохотом распахнулась — как и всегда, Марис не стучала, открыто демонстрируя своё неуважение ко мне.

— Яра, следуй за мной на площадь. Еще две плети за непослушание, — бросила она, даже не поздоровавшись, и направилась к выходу.

— Яра, стой! — резко сказала я, чтобы Марис услышала меня с другой стороны двери.

Высокая, грузная ключница вернулась, спокойно вошла в комнату и встретила мой взгляд. Я не отводила глаз, наоборот, выпрямилась, глядя на неё с тихим гневом, пряча свою усталость и головную боль.

Марис не удостоила меня и словом. Увидев растерявшуюся Яру, она подошла к ней широкими шагами и схватила подругу за запястье, тут же потащив наружу.

— Я приказываю тебе оставить Яру в покое, Марис, — громким, низким голосом произнесла я.

Откуда-то из глубин сознания всплыли уроки одной из дисциплин, которые были вложены в меня — той самой, где учили устанавливать лидерство.

«В случае проявления открытого неуважения, сохраняйте спокойствие и контролируйте свои эмоции, чтобы не утратить управление ситуацией. Говорите уверенно и спокойно, поддерживая низкий тон, демонстрируя невозмутимость. Установите чёткие границы, объяснив, что подобное поведение недопустимо, и не делайте попыток оправдать свою позицию. Ваши жесты, осанка и взгляд должны подкреплять уверенность и подчёркивать ваше лидерство.»

Марис замерла, не веря, что я открыто приказала ей. Это был первый раз, когда я использовала это слово. До этого я всегда верила, что, даже будучи хозяйкой, смогу оставаться вежливой со слугами, несмотря на то, что мои просьбы по сути являлись приказами. И это был первый раз, когда я обратилась к ней на «ты».