— Яра, помоги, пожалуйста, герцогу и его людям устроиться на ночь, — я не хотела перекладывать это на неё, но понимала, что не смогу быть хорошей хозяйкой сегодня. — Используйте пустые комнаты... Я... перебрала, — попыталась пошутить я, прежде чем скрыться в своей комнате.

Там, обессиленная, я опустилась на кровать и уставилась в высокий деревянный потолок, пытаясь справиться с непонятным давящим чувством в груди. Мысли метались, слишком интенсивные, мешая мне сосредоточиться. Вместо того чтобы обдумывать, какие планы строит на меня Теоден Дрейгорн, чем это грозит моей земле и почему он так поступает, я думала совсем о другом.

О том, что очевидно, лечебная капсула что-то изменила во мне. Мои ощущения очень сильно изменились, прикосновения герцога… возбуждали меня. Был ли это эффект алкоголя или его опытность — я не знала. Но я ощущала то, чего никогда раньше не испытывала.

Даже сейчас.

Грудь всё ещё болела, как и опухшие губы.

Мне не следовало залезать в ту медицинскую капсулу. Наверняка до лечения у меня были серьёзные гормональные проблемы — я вряд ли могла забеременеть, у меня никогда до этого не было женских дней. Если бы я не «вылечилась», герцог не обратил бы на меня внимание. И тогда он бы… не стал работать со мной?

Эта мысль вызвала во мне странную, отдалённую обиду, которой я не могла найти объяснения. Пространство вокруг давило, тяжёлое, темное, голова раскалывалась от напряжения.

Я пообещала себе больше никогда столько не пить. Завтра предстоял новый день — нужно было отстоять Синюю Трясину, отстоять себя, и при этом не разругаться с герцогом окончательно. О каком деловом предложении мог идти разговор? Его действия совсем не сочетались с его словами.

— Проклятье! — громко выругалась я, понимая, что проигрываю. Что бы ни задумал герцог, он выглядел отвратительно довольным. А значит, всё шло по его плану.

Я думала, что долго не смогу заснуть, но провалилась в сон почти сразу. Ночь была беспокойной. Мне казалось, что я задыхаюсь, горю. Несколько раз я просыпалась посреди ночи, чувствуя, будто в комнате кто-то есть.

Лёгкие прикосновения — к голове, лицу, телу, даже к пальцам ног — не сохранились в моей памяти. Ещё менее отчётливо мне запомнился хриплый шёпот, называющий меня птичкой, уверяющий, что меня не тронут… только сегодня. Этот голос говорил о том, что он проиграл, что-то об отраве, о невозможности сопротивляться. О нежелании сопротивляться.

Я проснулась с ужасной головной болью и пересохшим горлом, с трудом понимая, где нахожусь. Окна остались открытыми на ночь, что для меня было нетипично. Утренний свет косо проникал в комнату, играя с частицами пыли, медленно кружащимися в воздухе, и я наблюдала за этим танцем, пытаясь вспомнить события вчерашнего вечера.

Резкий всплеск воспоминаний заставил меня сесть на кровати. Его Светлость… его прикосновения, его поцелуи, перешедшие все границы приличий.

И туманные намеки на то, что именно он является настоящей властью.

Меня не особенно волновали возможные слухи — я не стремилась в высший свет, а своим людям доверяла. Они вряд ли стали бы разносить сплетни. Куда больше меня беспокоило то, что мои собственные люди могли бы подумать, что все наши достижения в Синей Трясине — это заслуга герцога.

На сердце было тяжело, пока я одевалась в плотное домашнее платье, убирала волосы, умывалась. Посмотрела в полированное зеркало, сделанное из бронзовой пластины — отражение было мутным, нечетким… Хотела бы я наладить производство нормальных зеркал, но мне пока даже стекло не даётся.

Спустилась вниз, и первое, что увидела — это Его Светлость. Мужчина сидел за столом, свежий и отдохнувший, словно он не пил вчера столько же, сколько я. Он выглядел… аристократом, с идеальной осанкой, рослый и массивный, в идеально пошитом наряде, который даже не помялся. Яра накрывала на стол, ухаживая за ним так, будто он был хозяином, а она — его служанкой. От этого внутри меня поднялась волна горячей ярости.

— Яра, ты здесь не служанка, — напомнила я.

— Ничего страшного, — пожала плечами она. — Это остатки вчерашней еды и обычная каша, которую я приготовила для нас.

Слава Первородной, она села за стол вместе с нами, но при этом — как можно дальше от герцога.

— Доброе утро, Ваша Милость, — низким голосом произнес Теоден Дрейгорн, глядя на меня самыми знающими на свете глазами. Потемневший мужской взгляд словно возвращал меня во вчерашний день — в хаос того чудовищного, неправильного поцелуя и таких же объятий. — Жду не дождусь возможности продолжить обсуждение тех договоренностей, что мы начали вчера.

Кровь прилила к моему лицу, и это, наверняка, было заметно, но я не отвела глаз. Наоборот, сузила их, осматривая мужчину, вежливо поприветствовала герцога и села за стол вместе с Ярой. Сквозь открытую дверь я увидела, как люди герцога неуклюже толпились на веранде, они выглядели голодными. Среди них стоял и Олешан, явно желая обсудить насущные дела — возможно, где-то остановилась стройка или появились новые жители.

— Входите внутрь, кухня справа! — громко сказала я. — На столе хлеб завернут в ткань, там же миска с творогом, а каша на плите. Олешан, почему вы стоите как не родной? Проходите к завтраку, обсудим дела за едой, как обычно.

Ответом мне была тишина, и почему-то все посмотрели на герцога.

Спокойно, Тали…

— Мне кажется, вы забыли, что Его Светлость здесь всего лишь гость, — тихо, но с явным недовольством произнесла я. Людям герцога я приказывать не могла, но своим… — Олешан…

— Конечно, миледи! — Староста тут же направился на кухню и принялся накладывать себе еду, но люди герцога остались на месте, очевидно ожидая приказа от своего господина. Что ж, это их право.

Олешан вернулся спустя некоторое время, явно долго не решаясь войти в комнату, и я выразила взглядом всё своё недовольство герцогу, заставлявшему моих людей чувствовать себя настолько неловко. Села рядом со старостой, и мы начали тихо обсуждать дела.

В то же время я всем телом чувствовала, как на меня смотрят.

Казалось, на каком-то зверином уровне я даже ощущала, куда направлен его взгляд — на шею, едва заметные в разрезе платья ключицы или мои губы.

Не обернулась. Приказала себе сосредоточиться на делах. Усилий это потребовало огромных — мысли вновь и вновь возвращались к герцогу, к его мотивам и к его отношению ко мне. Внутри нарастала глубокая, тёмная обида, и выводы, к которым я приходила, мне совсем не нравились.

Послышался шум отодвигаемых стульев — люди герцога присоединились к завтраку после того, как, очевидно, получили разрешение. Они громко обсуждали нашу плиту и удивительную кухню, и я невольно улыбнулась, слушая их восхищённые комментарии.

— Я буду ждать вас в гостиной, Ваша Милость, — услышала я ледяной голос. Теоден Дрейгорн поднялся, и я впервые за долгое время взглянула на него.

Ох, кто-то явно сгорал от ярости.

Не привыкли, что всё внимание достаётся не вам, Ваша Светлость?

Как только герцог покинул помещение, мы со старостой быстро решили оставшиеся вопросы.

Шаг.

Ещё шаг.

Я поднималась по лестнице медленно, осознавая, что от слов Теодена Дрейгорна зависело очень многое.

Что, если он будет угрожать нам запретом торговли или отзывом признания дороги? И чего он потребует взамен?

***

Теоден Дрейгорн

Он почувствовал её присутствие ещё до того, как услышал осторожные шаги. Словно маленький зверёк пытался пересечь территорию, где обитал опасный хищник.

А затем она вошла. Он хотел бы чтобы при виде него ее глаза зажигались предвкушением и счастьем, но...

Светло-синие глаза демонстрировали готовность к худшему, в них не было и капли радости, как и в упрямо сжатом пухлом рте, который он впервые попробовал вчера.

Нужно было держаться от нее подальше.