Никогда не видеть ни этого рта, ни этих ведьминских глаз, ни этого тела. Нельзя было соглашаться даже на одну встречу, словно после этого пути назад уже не было.

Хотя, возможно, его судьба была предрешена ещё раньше — с того момента, как он проснулся в незнакомом доме и увидел перед собой юную прекрасную целительницу, или когда впервые услышал её низкий, не соответствующий возрасту голос.

Теперь уже слишком поздно, а сожаления герцогу не свойственны.

Она не торопилась начинать разговор, прожигая его взглядом, который вызывал у него все неправильные чувства. На девушке было простое платье, совсем не подходящее для леди её уровня, и ни одного украшения. В сложную косу вплетена красная лента.

Кроме Талиры д'Арлейн, Теоден знал лишь двух женщин с красными лентами. Обе были вдовами, в три раза старше его соседки.

Эта лента означала, что Талира не так проста, что у неё есть особая связь с этой землёй и её жителями, что ей доверяют. С такой женщиной нужно общаться, вести дела, обмениваться идеями. Такую женщину нужно поддерживать, уважать.

А Теоден не способен был сейчас этого делать, как бы не хотел. По крайней мере, пока его безумие не ослабнет.

Больше всего на свете он хотел спрятать её от чужих глаз, закрыть, запереть, разложить на белых шёлковых простынях и забываться в её теле раз за разом, пока дурман обладания хоть немного не спадёт. Он чувствовал себя животным, и вёл себя не лучше животного, набрасываясь на неё, не давая ей даже вдохнуть, жаждал прикасаться к ней повсюду, лизать, отмечать.

И даже ночью, ощущая её близость, он не сдержался, пробрался к ней в комнату, словно подросток, и позволил себе немыслимое — трогать, прикасаться к чужой жене, пока та спала, страдая от того что выпила слишком много. Он горел от осознания того, что несколько движений — и они могли бы стать единым целым. Она ведь хотела его, тогда, в гостиной, её тело откликалось на него, и осознание этого ломало последние барьеры, остатки достоинства, которые ещё сохранялись в нём.

Он был отравлен её магией, её красотой, её непокорностью. Даже вдали от неё его мучило желание обладать ею.

Только за малую часть того, что он позволил себе вчера, его могли бы вызвать на поединок чести.

Но...

У Талиры не было защитников.

— Воды? Или чего-нибудь ещё? — внезапно предложила она, не выдержав долгого молчания. Слишком порывистая, она наверняка часто жалела о своих словах или поступках.

— Нет, — усмехнулся Теоден. — Думаю, нам стоит перейти к делу.

Едва он это произнёс, в её глазах мелькнуло нервное беспокойство, но она быстро взяла себя в руки, словно относилась к предстоящему разговору как к битве.

С ним не надо бороться. Теоден здесь, чтобы защитить её. Запугивать женщину, которую хочешь до боли, — глупая тактика, но из-за разницы в их статусах это все равно происходило.

— Хорошо. Вы сказали вчера, что уже всё продумали. Думаю, вы готовы рассказать мне об этом? — Талира не собиралась увиливать, ей хотелось как можно скорее узнать то, что тревожило её больше всего.

Похвально.

— Ты хочешь услышать правду или романтический вариант правды? — спросил Теоден, уже зная ответ. Он мог бы сказать это по разному, но он не мог ждать.

— Правду, пожалуйста.

— Я отдам тебе землю, на которой ты хочешь добывать песок. Просто так. Не будет никаких встреч, разрешений. Делай, что хочешь. И я сразу выделю защиту Синей Трясине. Не только дополнительный патруль дороги, но и стражников, которые будут защищать деревню. Будем откровенны: ты чудовищно наивна в этом вопросе и не понимаешь, как легко разрушить всё то, что вы здесь строили, обладая толикой власти и желания.

С каждым его словом Талира становилась всё бледнее.

Разве он не даёт ей то, что она хотела?

— А взамен? — её глаза буквально прожигали его. Она не отводила взгляда, ожидая его условий. Пусть так. Неужели она думает, что он смутится и передумает?

— Взамен, Талира, ты будешь моей. Во всех смыслах, — произнёс он спокойно, глядя ей прямо в глаза. Взглядом он давал понять что это не ошибка, не оговорка. — У тебя будет дом в Калдерре, безопасный, где мы сможем встречаться, не рискуя твоей репутацией. С мужем у тебя больше не будет близости — я прослежу за этим, пока мы дожидаемся твоего развода. Ты получишь мою полную поддержку — финансовую и репутационную, во всех вопросах, если только я не сочту, что это опасно для тебя.

Тишина его не смущала. Он знал, что благородной девушке непросто принять и осознать такое предложение. И он бы не предложил это, если бы не знал, что её тело откликается на него. Она его хотела. Остальное — решаемо.

С каждым его словом баронесса словно закрывалась, в её глазах оставалось всё меньше эмоций. Последней, самой яркой из них, была обида. Обида вытесняла гнев и возмущение.

— А потом? После моего развода?

— Если я всё ещё буду отравлен тобой, я женюсь на тебе.

То, что он сказал, казалось невозможным. Они были из очень разных сословий, но Теоден уже знал, что не сможет позволить ей остаться одной. Кто-то другой обязательно заявит на неё права. Это и так могло случиться в любой момент, если он будет медлить, и именно поэтому он действовал так жёстко и напористо, вместо того чтобы медленно и изящно соблазнять очевидно неискушённую Талиру.

И потому что он просто не мог больше ждать. Не тогда, когда видел её идеальное лицо с упрямо сжатым пухлым ртом и злыми, колдовскими глазами. Не тогда, когда уже мысленно считал её своей женщиной, а себя — её мужчиной. Не тогда, когда другие феодалы могли начать строить свои планы на неё, и не тогда, когда её муж мог вернуться в любую минуту.

Но в синих глазах девушки не было ни радости, ни облегчения при мысли о возможном браке с герцогом. Она по-прежнему оставалась закрытой.

— Скажите, Ваша Светлость, — её голос прозвучал почти вызывающе, словно всё, что он сказал, не удивило её. И пора уже сказать ей называть его по имени. — Вы начали сотрудничать со мной только потому, что хотите меня?

***

Талира д'Арлейн

Интересно, какого ответа я ожидала? Отрицания? Того, что он уважает меня, что его впечатляет моя пробивная, как говорил Ронан, натура? Что он работал со мной, потому что мои идеи ему кажутся стоящими, что ему импонирует моё желание улучшить эту землю, и он хочет того же для своей?

Или, хотя бы того, что он сотрудничал со мной из благодарности за то, что я спасла его жизнь?

— Да, — просто ответил он.

Да, он просто видел во мне свою будущую любовницу.

Я думала, что мои эмоции спрятаны за тысячью замков. Так мне казалось. Но, видимо, он что-то уловил. В глазах мужчины мелькнул оттенок жалости.

— Ты хотела, чтобы я был с тобой честен. Масштаб того, что вы делаете, конечно, впечатляет, но все еще далёк от того, на что обращают внимание настоящие феодалы. Дорога? Мы можем просто спросить твоих людей, украсть твою идею, и пусть качество будет хуже, это лишь вопрос времени.

Зачем он говорит это мне? Чтобы снова и снова доказывать, что я ничего не стою?

— И да, после того, как я встретил тебя, что бы ты ни делала, даже если бы это было полнейшей глупостью, я бы сотрудничал с тобой. Потому что хочу тебя.

Вот так, прямо и откровенно, но я же люблю правду?

Даже такую, болезненную.

Его слова и эта откровенность разрывали меня изнутри, а взгляд — жадный, пожирающий — не оставлял сомнений в его намерениях. Он не переживал. Казалось, этот разговор был для него просто обязанностью, которую он должен выполнить, прежде чем...

Что?

— А если бы я выглядела так, как раньше?

Глупый вопрос, который ничего не значил. То, что он не видел во мне человека, коллегу, с кем можно было бы работать на равных, — это задевало больше всего. Оказывается, в глубине души я всё ещё хотела что-то ему доказать, но единственная причина, по которой он общался со мной — это желание затащить меня в постель. Он не видел во мне… меня. Даже после того, как узнал лучше.