Дракон выразил согласие, и Эрагон осторожно двинулся к лесу, стараясь ступать как можно тише, чтобы не потревожить Сапфиру. Войдя в лес, он несколько ускорил шаг и углубился в чащу, хотя на опушке было полно хвороста. Ему хотелось немного размять ноги и, если это окажется возможным, обнаружить источник беличьего гомона.
Под деревьями лежали густые тени. Воздух был холодный и какой-то застывший, как в глубокой подземной пещере; пахло плесенью, мхом, гнилой древесиной и древесной смолой. Мох и лишайники, свисавшие с ветвей, были похожи на рваные кружева, испачканные и промокшие, но все еще сохранявшие остатки былого изящества и красоты. Эти «занавеси» как бы делили внутреннее пространство леса на пещерки разного размера, мешая разглядеть то, что находилось более чем в пятидесяти футах в любую сторону.
Эрагон, по журчанию ручья определяя направление, забирался все глубже в лес. Теперь, увидев вблизи эти вечнозеленые деревья, он понял, что они совершенно не похожи на те, что росли в Спайне или даже в Дю Вельденвардене; каждая «кисточка» состояла не их трех иголок, как обычно, а из семи, и потом — хотя это, разумеется, могло быть просто игрой света, — ему казалось, что тьма так и льнет к этим деревьям, обвивая их стволы и ветви своим плащом. Все в этих деревьях — трещины в коре, выступавшие из земли корни, чешуйчатые шишки — обладало некой странной угловатостью, жесткостью, даже, пожалуй, свирепостью очертаний; порой Эрагону казалось, что эти деревья вот-вот выдернут себя из земли и ринутся на раскинувшийся внизу город.
От этих мыслей его даже дрожь пробрала, и он расстегнул ножны Брисингра — на всякий случай. Он никогда еще не бывал в лесу, который производил бы столь угрожающеевпечатление. Казалось, эти деревья сердятсяна него и готовы — как и те яблони в саду — своими могучими ветвями разорвать его на куски.
Эрагон тыльной стороной ладони отвел в сторону бороду желтоватого мха и осторожно двинулся дальше.
Пока что он не заметил никаких следов какой бы то ни было дичи; не было и никаких свидетельств присутствия в лесу волков или медведей. Все это его несколько озадачило: так близко от ручья должныбыли быть следы животных!
«Может, звери попросту избегают этой части леса? — подумал он. — Но почему?»
Тропинку, по которой он шел, перегораживало упавшее дерево. Он перешагнул через него и почти но колено погрузился в мягкий мох. А еще через мгновение гёдвей игнасия у него на руке стало чесаться, предупреждая его об опасности, и он услышал целый хор негромких скрипучих голосов — «скри-скри!.. скри-скра!» — и с полдюжины белых крупных личинок размером с его большой палец высыпали из зарослей мха и скачками бросились от него во все стороны.
Повинуясь старым охотничьим инстинктам, Эрагон замер на месте, словно наткнувшись на змею. Он даже глазами не моргал. Он даже не дышал, глядя, как удирают от него эти отвратительные толстые твари. В то же время он лихорадочно рылся в памяти, пытаясь вспомнить хоть одно упоминание о них в прочитанных им в Эллесмере книгах, но ничего вспомнить так и не смог.
«Глаэдр! Что это за твари? И как они называются на древнем языке?»
К полному разочарованию Эрагона, Глаэдр ответил:
«Мне они не известны. Я таких никогда раньше не видел и не слышал, чтобы кто-то о подобных существах рассказывал. Скорее всего, это новые обитатели Врёнгарда. Не знаю, есть ли они еще где-нибудь в Алагейзии. На всякий случай не позволяй им прикасаться к тебе; они могут оказаться куда опаснее, чем кажутся».
Оказавшись от Эрагона на расстоянии нескольких шагов, безымянные личинки стали вдруг высоко подскакивать и с громким «скрии-скро!» нырять обратно в мох. Приземляясь, они разделялись на множество зеленых сороконожек, моментально исчезавших в зеленой спутанной массе мха.
Эрагон смотрел на это, затаив дыхание; потом все же позволил себе выдохнуть и услышал, как Глаэдр встревоженно пробормотал:
«Быть такого не может!..»
Эрагон, медленно и осторожно ступая обутыми в сапоги ногами, отступил обратно за упавшее дерево и уже оттуда более внимательно осмотрел заросли мха. То, что он сперва принял за концы старых ветвей, торчащих из густой зеленой подстилки, оказалось вовсе не хворостом, а костями и рогами нескольких оленей и косуль.
Подумав с минуту, Эрагон развернулся и пошел обратно по своим следам, старательно избегая каждой полоски мха, что оказалось в этом лесу совсем не так уж просто.
Что бы там ни верещало в лесу, оно явно не стоило того, чтобы рисковать своей жизнью. Каков бы ни был источник этих «беличьих» воплей, Эрагон сильно подозревал, что в этом лесу есть вещи и похуже тех отвратительных личинок. Серебристое пятно у него на ладони по-прежнему сильно чесалось, и он по опыту знал, что где-то поблизости существует опасность.
Когда сквозь ветви стал виден луг и блеснула синяя чешуя Сапфиры, Эрагон свернул чуть в сторону и подошел к ручью. Берега ручья поросли мхом, так что он старался ступать только по стволам упавших деревьев или по камням, пока не добрался до плоской скалы прямо посреди ручья.
Там он присел на корточки, снял перчатки и вымыл руки, лицо и шею. Прикосновение ледяной воды подбодрило его, уши у него стали гореть, и все тело охватило приятное тепло.
Громкий стрекот пролетел над ручьем, когда он в очередной раз протирал шею влажными руками.
Стараясь не особенно крутить головой, Эрагон осторожно посмотрел на тот берег ручья и увидел, что футах в тридцати от него на ветвях сидят четыре… тени,У «теней» были черные овальной формы головы, из которых во все стороны торчали длинные зазубренные перья. А из центра каждого овала на Эрагона смотрели, поблескивая и то и дело щурясь, два белых глаза; взгляд этих глаз был столь неподвижным и исполненным такого равнодушия, что невозможно было понять, живые ли эти «тени». Еще сильней смущало Эрагона то, что эти «тени», как, впрочем, и любые тени, не имели объема и были видны только в одном измерении. Стоило неведомым тварям повернуться вбок, и они исчезали.
Не сводя с них глаз, Эрагон осторожно расстегнул ножны и взялся за рукоять Брисингра.
Левая «тень» тряхнула перьями, торчавшими у нее из башки, и вдруг испустила тот самый пронзительный стрекот, который Эрагон ошибочно принял за крик белки. Ей ответили еще две твари, а лес откликнулся на их вопли звонким эхом.
Эрагон уже подумывал, не установить ли с неведомыми «тенями» мысленную связь, но, вспомнив встречу с фангхурами на пути в Эллесмеру, решил от подобной попытки отказаться: сейчас нельзя было подвергать себя бессмысленному риску.
Тихим голосом он произнес: «Эка аи фрикаи ун Шуртугал», что означало «я — Всадник и друг».
«Тени», как ему показалось, уставились теперь прямо на него, и на мгновение в лесу стало совсем тихо, если не считать нежного бормотания ручья. Затем «тени» снова принялись трещать, а глаза их засверкали, как раскаленное добела железо.
Но и через несколько минут черные «тени» по-прежнему не сделали ни одной попытки напасть на Эрагона, как, впрочем, и удаляться никуда не собирались. Эрагон выпрямился и осторожно занес ногу, намереваясь перепрыгнуть с плоского камня на берег.
Это движение, похоже, встревожило жутких тварей, и они пронзительно заорали в унисон, пожимая плечами и отряхиваясь. И Эрагон вдруг понял, что на ветвях дерева сидят не «тени», а четыре крупных филина, и на круглых головах у них «рожки» из пышных перьев, а сами они вовсе не черные, а покрыты пестрым, пятнистым оперением. Филины открывали свои желтые клювы и что-то сердито ему кричали — в общем-то, ругались они действительно в точности, как белки. Потом филины расправили мощные крылья, бесшумно взлетели и вскоре исчезли в темной лесной чаще.
— Барзул! — выругался Эрагон, перепрыгнул на берег и поспешил на стоянку, помедлив немного лишь для того, чтобы собрать на опушке полную охапку хвороста.
Присоединившись к ожидавшей его Сапфире, он положил хворост на землю и стал создавать магических стражей — столько, сколько сумел придумать. Даже Глаэдр подсказал ему одно заклинание и сочувственно заметил: