«Никого из этих существ здесь не было, когда — вскоре после сражения — мы с Оромисом здесь побывали. Все они не такие, какими должны быть! Магия, которая насквозь пропитала эту землю, исказила и извратила всех, кто здесь живет. Теперь Врёнгард стал очень плохим местом, исполненным зла!»
«О каких существах речь? — спросила Сапфира, зевая так, что становилось страшно. Эрагон поделился с нею своими впечатлениями, и она сказала: — Надо было тебе взять меня с собой. Я могла запросто слопать и эти личинки, и этих птиц, похожих на тени. Тогда тебе нечего было бы бояться».
«Сапфира!»
Она скосила на него один глаз:
«Я голодна, маленький брат. Магия там или не магия, но почему бы мне и не позавтракать этими тварями, даже если они кажутся тебе странными?»
«Потому, что как раз они-то и могут тебя съесть,Сапфира Бьяртскулар, — сказал ей Глаэдр. — Ты не хуже меня знаешь первое правило охоты: не выслеживай добычу, пока не убедишься, что это действительно добыча, иначе сама легко в чью-то добычу превратишься».
«Я бы тут даже на оленя остерегся охотиться, — прибавил Эрагон. — Сомневаюсь, правда, что их тут много осталось. И потом, в этом лесу почти темно, но даже если бы там было светло, все равно, по-моему, охотиться на этом острове небезопасно».
Сапфира тихо проворчала:
«Ну, ладно, тогда я еще посплю. Но учти: утром я все-таки отправлюсь на охоту, как бы это ни было опасно. В брюхе у меня совершенно пусто, и я должна поесть, прежде чем снова лететь через море».
И Сапфира, закрыв глаза, тут же снова погрузилась в сон. Эрагон развел небольшой костерок, немного поел и стал смотреть, как вечерние сумерки постепенно окутывают долину. Затем они с Глаэдром обсудили планы на завтрашний день, и Глаэдр еще немного рассказал ему об истории этого острова и о тех временах, когда эльфы еще не прибыли в Алагейзию и на Врёнгарде обитали исключительно драконы.
Когда в небе погас последний луч света, старый дракон сказал:
«Ты хотел бы увидеть Врёнгард, каким он был в эпоху Всадников?»
«Конечно!» — ответил Эрагон.
«Тогда смотри».
И Эрагон почувствовал, как старый дракон, завладев его сознанием, как бы влил в него целую реку различных образов и ощущений. Благодаря живым воспоминаниям Глаэдра Эрагон видел теперь перед собой некоего двойника нынешней долины, и эта долина тоже была окутана сумерками, но небо над ней было чистым, и множество звезд сверкали и сияли над вершинами окрестных вулканов Арас Тхелдуин. Те, давние, деревья показались Эрагону более высокими и стройными и не такими мрачными, как полные дурных предвестий деревья в нынешнем лесу.
По всей долине были разбросаны просторные дома Всадников и их драконов. Целые и невредимые, сверкая в сумерках, точно белые маяки, эти здания как бы светились, благодаря мягкому свету эльфийских беспламенных светильников, лившемуся из окон. Охряные стены зданий были увиты плющом, но его было значительно меньше, чем теперь, а мха возле них на земле не было совсем. Над долиной высились благородные силуэты горных крепостей и сторожевых башен, ныне превратившихся в руины, а над вымощенными булыжником дорогами и высоко в небесах Эрагон видел сверкающих великолепной чешуей Драконов, этих грациозных великанов, красота которых затмевала блеск любых сокровищ.
Через несколько минут это дивное видение исчезло, и Глаэдр выпустил на волю сознание Эрагона. Долина вновь обрела свой прежний вид, и Эрагон, не скрывая восхищения, воскликнул:
«Это было прекрасно!»
«Да, это был прекрасный остров, — откликнулся Глаэдр, — но его, увы, больше не существует».
Эрагон, продолжая внимательно вглядываться в очертания темной долины и сравнивая их с тем, что показал ему Глаэдр, вдруг нахмурился: он заметил на улицах заброшенного города цепочку каких-то скачущих огоньков — фонарей, как ему показалось. Он прошептал заклинание, делая свое зрение более острым, и сумел различить фигуры в темных одеждах, медленно направляющиеся куда-то, лавируя среди развалин. Фигуры казались совершенно неземными, но выглядели чрезвычайно торжественно. Казалось, они участвуют в отправлении некого ритуала — во всяком случае, если судить по размеренности и четкому рисунку их движений, о чем свидетельствовало покачивание светильников у них в руках.
«Кто это?» — спросил Эрагон у Глаэдра. У него было такое ощущение, словно он подсмотрел нечто такое, что ни в коем случае не предназначалось для чужих глаз.
«Не знаю. Возможно, это потомки тех, кто сумел спрятаться во время того сражения. Может быть, это даже представители твоей расы, решившие остаться здесь после падения Всадников. А может быть, те, кто почитает драконов и Всадников как богов».
«А такие действительно есть?»
«Были. Мы этого не одобряли, однако подобный культ был широко распространен в глухих местах Алагейзии… Это хорошо, что ты поставил мощную магическую защиту».
А Эрагон продолжал следить за темными фигурами в плащах, продолжавшими свой извилистый путь через город, это заняло у них не менее часа. Когда они добрались до одной из дальних окраин, их светильники один за другим мигнули и погасли, а сами они исчезли — но даже с помощью магии Эрагону не удалось увидеть, куда именно. Он затушил костер, забросав его землей, и заполз под одеяло: пора было отдохнуть.
«Эрагон! Сапфира! Проснитесь! Вставайте!»
Эрагон мгновенно открыл глаза, сел и схватился за Брисингр.
Было совершенно темно, если не считать тусклого свечения почти погасшего костра и неровной полоски звездного неба на востоке, на фоне которой видны были вершины гор. Но даже в такой темноте Эрагон все же сумел различить очертания леса, луг… и какую-то чудовищно громадную улитку, скользившую по траве прямо к нему.
Эрагон вскрикнул и отполз назад. Улитка — ее раковина была высотой футов в пять с половиной! — остановилась, словно колеблясь, и снова устремилась к нему. Двигалась она со скоростью бегущего человека, а из ее пасти, похожей на черную щель, доносилось змеиное шипение; глаза чудовищной улитки, качавшиеся на концах ее «рожек», были размером с мужской кулак.
Эрагон понял, что встать на ноги он не успеет, а в таком положении вытаскивать Брисингр и замахиваться им было неудобно. Он уже приготовился произнести заклинание, но не успел: голова Сапфиры выдвинулась вперед, мимо него, и дракониха, схватив улитку поперек туловища, сдавила ее своими мощными челюстями. Хрустнула раковина, жуткая тварь издала слабый дрожащий писк, а Сапфира одним движением гибкой шеи подбросила улитку в воздух, открыла пасть пошире и проглотила ее целиком, два раза тряхнув при этом головой, точно малиновка, пожирающая земляного червяка.
Чуть дальше по склону холма Эрагон заметил еще четырех гигантских улиток. Одна из них спряталась в раковину, остальные спешили удрать подальше, скользя на своих брюшках, обрамленных бахромой, точно юбка.
— Вон там! — заорал Эрагон.
Сапфира прыгнула вперед, на мгновение оторвавшись от земли и приземлившись на все четыре лапы. Недолго думая она цапнула первую улитку, потом вторую и третью. Четвертую, ту, что пряталась в своем «домике», Сапфира есть не стала; откинув голову назад, она окатила ее потоком своего желто-голубого пламени, так что вокруг на несколько сотен футов стало светло, как днем.
Сапфира еще разок полила огнем гигантскую улитку, потом подняла ее, дымящуюся, исходящую паром, зубами так нежно, как кошка-мать берет за шиворот своего котенка, и бросила ее к ногам Эрагона. Он смотрел на опаленную огнем тварь с отвращением, зато теперь улитка уж точно выглядела мертвой.
«Вот, теперь и ты можешь как следует позавтракать», — сказала Сапфира, явно довольная собой.
Эрагон посмотрел на нее и расхохотался; он даже пополам согнулся от смеха, упираясь руками в колени и хватая ртом воздух.
«Что тут такого смешного?» — спросила дракониха и понюхала обуглившуюся раковину.
«Действительно, Эрагон, почему ты смеешься?» — поинтересовался Глаэдр.
