— Это не камень и не металл, — сказала травница, слов­но читая его мысли. — Но должна тебя предупредить: об­ращаться с ним нужно очень осторожно. Ни в коем случае не касайся его острия и не позволяй никому из тех, кто тебе дорог, даже близко к нему подходить, иначе сильно об этом пожалеешь. А также не прислоняй этот меч к тому, что в ближайшее время может тебе понадобиться — к соб­ственной ноге, например.

Эрагон испуганно отодвинул руку с мечом как можно дальше от собственного тела и спросил:

— Но почему?

— Потому, — с явным превосходством пояснила Анже­ла, — что это самый острый мечиз всех существующих на свете. Ни один клинок, ни один боевой топор не может с ним сравниться. Даже твой Брисингр. Это абсолютное во­площениережущего инструмента. Это, — и она специально выдержала паузу, — архетип судьбы…Короче, подобного ему нет больше нигде. Этот меч способен разрубить все, что не защищено магией, а также многое из того, что ею защище­но. Можешь его испытать, если мне не веришь.

Эрагон осмотрелся, ища, на чем бы испытать этот не­вероятный меч. Наконец он подбежал к алтарю и ударил клинком по одному из углов каменной плиты.

— Не так быстро! — крикнула Анжела.

Прозрачное лезвие дюйма на четыре вошло в камень, словно этот гранит был не тверже сорной травы, и про­должало углубляться, явно устремляясь к ноге Эрагона. Эрагон вскрикнул и отскочил, едва успев остановить меч, готовый уже рассечь ему ногу.

А угол алтаря отвалился и с грохотом откатился на се­редину зала.

И Эрагону показалось, что лезвие этого меча и впрямь сделано из алмаза. Потому ему и не нужна была никакая особая защита, он так редко встречал на своем пути сколько-нибудь реальное сопротивление.

— Сюда, — сказала ему Анжела и, отстегнув от пояса ножны, протянула их ему. — Вот, возьми заодно и эти нож­ны. Это одна из немногих вещей, которые невозможнораз­рубить моим мечом.

Эрагон даже не сразу обрел дар речи. Потом спросил:

— А у этого меча есть имя?

Анжела рассмеялась:

— Разумеется! На древнем языке он называется Албитр, и это означает именно то, что ты про него подумал. Но я предпочитаю называть его Колокол Смерти.

— Колокол Смерти?

— Да. Из-за того звука, который издает его лезвие, ког­да ты слегка по нему постукиваешь. — И она продемонстри­ровала это, слегка постучав по лезвию кончиком ногтя; и улыбнулась, когда в ответ раздалась высокая, пронзи­тельная нота, пронзившая темноватый зал точно луч сол­нечного света. — Ну что, теперь, может, пойдем?

Эрагон огляделся, проверяя, не забыли ли они чего, за­тем кивнул и быстро подошел к левой двери, открыв ее как можно тише.

За дверью оказался длинный и довольно широкий ко­ридор, освещенный горящими факелами. Вдоль стен там двумя рядами выстроились десятка два облаченных в чер­ное стражей храма.

Увидев Эрагона, воины выхватили оружие.

«Проклятье!» — Эрагон первым прыгнул вперед, на­мереваясь атаковать до того, как эти воины успеют выхва­тить свои мечи и построиться для отражения нападения. Он, однако, не сделал и двух шагов, когда перед ним мель­кнула некая подвижная неясная тень, колыхавшаяся, точ­но флаг на ветру.

И воины, даже не вскрикнув, замерли и один за другим попадали на пол. Встревоженный, Эрагон резко затормо­зил, чтобы не налететь на их тела, и увидел, что каждый из стражников был поражен невероятно аккуратным ко­лющим ударом точно в глаз. Он повернулся, чтобы спро­сить у Арьи и Анжелы, знают ли они, что здесь только что произошло, и слова замерли у него в горле, когда он увидел травницу. Та стояла на четвереньках, прислонившись к сте­не и едва дыша от усталости. Лицо ее стало мертвенно-блед­ным, руки заметно дрожали. С ее кинжала капала кровь.

Восторг и ужас охватили душу Эрагона. То, что сотво­рила сейчас Анжела, было явно выше его понимания.

— Мудрая, — обратилась к ней Арья, и голос эльфийки тоже прозвучал не слишком уверенно, — как тебе это удалось?

Анжела негромко, устало рассмеялась и, тяжко взды­хая, чтобы перевести дыхание, сказала:

— Я воспользовалась одним трюком… которому на­училась у своего учителя… Тенга… много столетий назад. Пусть тысячи пауков кусают его уши и узловатые пальцы!

— Да, но каквсе-таки у тебя это получилось? — потре­бовал более конкретного ответа Эрагон, думая о том, что такой прием мог бы оказаться весьма полезен в грядущих битвах, особенно в Урубаене.

Травница снова засмеялась.

— Что такое время, как не движение? А что такое дви­жение, как не жар? И разве жар и энергия — это не разные названия одного и того же? — Она рывком оттолкнулась от стены, подошла к Эрагону, ласково потрепала его по щеке и сказала: — Когда ты поймешь, что я хотела выразить этими словами, то поймешь и какя это сделала… Сегодня я уже не смогу правда воспользоваться этим заклинанием, если не хочу себя убить. Это я тебе говорю на тот случай, если мы вновь наткнемся на целую толпу этих в черном. Вряд ли я тогда успею их всех разом прикончить.

Эрагон, с трудом подавив жгучее любопытство и жела­ние задать ей еще несколько вопросов, согласно кивнул и, сняв с одного из убитых рубаху и мягкий стеганый колет, надел их на себя. А затем, возглавив их маленький отряд, двинулся к дальнему концу коридора.

Но больше они никого не встретили во всем этом слож­ном переплетении бесконечных комнат и коридоров. Прав­да и никаких следов своих исчезнувших вещей тоже не об­наружили. Эрагон, хоть и был рад, что они пока остаются незамеченными, все же с тревогой думал, что все это очень странно — ведь в этих коридорах им не встретились даже слуги. Он очень надеялся, что, освобождаясь от оков, они случайно не включили какой-нибудь тайный механизм, спо­собный оповестить жрецов, что их пленники бежали.

В отличие от тех, казавшихся заброшенными, поме­щений, которые они видели до того, как на них напали, теперь им попадались залы, обставленные красивой мебе­лью, с гобеленами на стенах и многочисленными странны­ми приспособлениями, сделанными из бронзы и хрусталя, о назначении которых Эрагон даже не догадывался.

Не однажды увиденные им рабочие столы и книжные полки привлекали его внимание, искушая остановиться и посмотреть, но каждый раз он заставлял себя воспроти­виться этому желанию. Сейчас, разумеется, было не время разбираться в пожелтевших старых свитках и документах, какими бы интересными и загадочными они ни казались.

Анжела сама выбирала, куда им идти, если перед ними открывался не один, а несколько проходов, но при этом впереди всегда оставался Эрагон. Он крепко сжимал в руке перевитую проволокой рукоять Колокола Смерти — настолько крепко, что порой у него даже руку начинало сводить.

Довольно скоро они добрались до прохода, заканчивав­шегося винтовой каменной лестницей, постепенно сужав­шейся кверху. У входа на лестницу стояли двое послушни­ков, держа в руках точно такие рамы с колокольчиками, какие Эрагон видел и раньше.

Он бросился на них первым и поразил одного из них прямо в горло, прежде чем тот успел крикнуть или за­звенеть своим инструментом. Второй, однако, сделал и то и другое, пока на него не прыгнул Солембум. Кот-оборотень прижал послушника к полу, разрывая ему лицо когтями, и весь коридор тут же наполнился шумом.

— Скорей! — крикнул Эрагон, поднимаясь по лестнице и прыгая сразу через несколько ступеней.

Верхний край лестницы, как оказалось, упирается в стену шириной футов в десять. Стена стояла как бы со­вершенно отдельно и была покрыта причудливой вязью слов, вырезанных в камне. Эти слова показались Эрагону знакомыми. Он заглянул за стену, и в глаза ему тут же уда­рил луч розового света такой интенсивности, что он даже споткнулся и поднял ножны Колокола Смерти, заслоняя ими глаза.

Не более чем в пяти футах от него сидел на своих но­силках Верховный Жрец. Из очередной резаной раны у него капала кровь. Перед ним на коленях стояла жрица — у этой отсутствовали обе руки — и ловила капли крови в зо­лоченую чашу, которую сжимала обеими культями. Верхов­ный Жрец и безрукая жрица с изумлением воззрились на Эрагона.