– Видите ли, Сергей Андреевич, это не просто квартира, в этих стенах жил и творил великий русский писатель Николай Владимирович Томан. – Казалось, хозяйка жилплощади сейчас лопнет от гордости за усопшего мужа, имя которого я услышал впервые только сегодня. – Здесь витает его дух, и лишь одно это тянет как минимум на пять тысяч рублей сверх стоимости квартиры. Да что там, память Николая Владимировича бесценна! Если бы не нужда…
– А вы что, голодаете?
– Я вдова известного писателя и имею право питаться, не ограничивая себя в выборе продуктов. А когда я уже второй месяц обхожусь без сырокопчёной колбасы и копчёной осетрины – у меня начинается ипохондрия.
Отчего-то мне захотелось дать этой самодовольной старушке хорошего пинка, но я, естественно, лишь выдавил из себя улыбку.
– Хорошо, Елизавета Григорьевна, я вас понял. Мне нужно посоветоваться с супругой, и уже завтра, вероятно, я дам вам ответ.
Валя, выслушав рассказ о моей встрече, тяжело вздохнула. Для неё до сих пор тринадцать тысяч были очень большими деньгами, хотя за последний год она уже держала в руках солидные суммы. И в то же время такая квартира в Москве оставалась для неё несбыточной мечтой. Впрочем, теперь уже не такой уж и несбыточной.
– Давай ты меня свозишь, я сама посмотрю, что это за чудо-квартира, – предложила Валентина.
На следующий день я первым делом навёл в Союзе писателей справки об этом самом Николае Томане. Выяснилось, что он писал по большей части фантастику и приключенческие повести. Причём в самом что ни на есть кондовом варианте. Например, повесть «Чудесный гибрид» рассказывала о селекции зерновых, а «Мимикрии доктора Ильичёва» – об изобретении препарата невидимости, с помощью которого советский диверсант уничтожает новейшее германское оружие. А вообще, как отметил в приватном со мной разговоре один из заместителей секретаря правления Союза писателей, послевоенное творчество Томана было во многом вторично, писатель явно заимствовал идеи у других советских и зарубежных фантастов.
Ближе к обеду я привёз жену в писательский ЖСК. Валя под бдительным присмотром хозяйки побродила по комнатам, заглянула в ванную, туалет, посмотрев состояние коммуникаций.
– Ну что, трубы вроде бы не гнилые, а в целом ремонт не помешал бы, – констатировала дотошная супруга. – И сантехнику я поменяла бы. Хотя квартира сама по себе неплохая.
– Может, сторгуемся на двенадцати тысячах? – предложил я хозяйке.
– Побойтесь Бога!
– Елизавета Григорьевна, тринадцать – цифра плохая, счастья не будет.
Торговались мы минут десять. Не ожидал, что во мне скрыт талант к подобного рода прениям. Валя только молча переводила взгляд с меня на упорную старушку, не рискуя вставлять свои пять копеек и тем самым портить мой стройный план по уламыванию вдовы. И всё же я таки добился скидки в пятьсот рублей.
Писательская вдова вздохнула, будто Мария Стюарт на эшафоте перед тем, как лишиться головы, и чуть слышно промямлила:
– Хорошо, пусть будет двенадцать тысяч пятьсот. Хотя это грабёж.
В тот же день мы съездили к нотариусу, где оформили акт купли-продажи с внесением залога в сумме трех тысяч рублей. Оставшуюся часть я должен отдать старушке, когда она найдёт себе жильё и покинет теперь уже мою, вернее, нашу с Валей квартиру.
Пока ехали от нотариуса домой, в глазах любимой читался плохо скрываемый восторг.
– Серёжа, это не сказка, не розыгрыш? Это теперь правда наша квартира?!
– Можешь себя ущипнуть. Или лучше давай я…
– Ой, больно, синяк же останется!
– Зато теперь ты поняла, что не спишь. Кстати, ремонт нужно сделать перед тем, как въедем.
– Да, конечно, а то обои кое-где ободрались, плитка в ванной местами отлетела. И сантехнику всё же надо поменять.
– Вот видишь, уже рассуждаешь как хозяйка квартиры.
– Только у нас на ремонт денег, считай, что и не остаётся. Это же тысяча как минимум, если нанимать рабочих. Хотя обои могли бы и сами поклеить…
– Валя, солнце, если мы можем себе позволить нанять профессионалов, то и нечего выдумывать. Я с Чарским ещё вчера договорился, что отдаю ему три новые песни оптом за шесть тысяч.
– Когда сочинить успел?
– Сейчас домой приедем, и засяду, начну творить. Пары дней, думаю, хватит.
На этот раз я обратился к творчеству группы «Мираж». Учитывая, что для меня на первом месте всегда стояла мелодия, репертуар коллектива в этом плане подходил как нельзя кстати. Само собой, не обошлось без хита «Музыка нас связала». Правда, пришлось самому сочинять второй куплет, который напрочь вылетел из головы. Но учитывая непритязательность песенки, много времени на это не ушло. Потом я подобрал на гитаре и перенёс на нотный стан «Наступает ночь». Здесь я вообще помнил только припев, с куплетами пришлось повозиться. Та же история была и с песней «Где ты, мой новый герой?» Да ещё никак не удавалось подобрать на подаренной Высоцким шестиструнке мелодию. Мучился-мучился, в итоге плюнул и «сочинил» хит «Паромщик» из будущего репертуара Аллы Борисовны. В своё время я его зачем-то – сам не помню зачем – выучил под гитару, теперь оставалось только восстановить в памяти аккорды и слова.
В общем, за двое суток, как и обещал Валюшке, с заданием я справился. Обменял у Чарского песни на деньги, которые сразу положил на сберкнижку. Их у нас с Валей было уже четыре: мы решили на всякий случай раскидать суммы по разным счетам.
После майских праздников писательская вдова освободила квартиру, вывезя всю мебель, включая ёршик для унитаза. Тем лучше, во время ремонта не придётся ничего двигать. Мы тут же наняли пару отделочников, которых мне посоветовал всё тот же Анатолий Авдеевич. При этом заставил дать обещание, что я приглашу его на новоселье. Мол, когда вселялся в Переделкино, не приглашал, а тут уже не отмажешься. Будучи по натуре человеком не особо публичным, я начинал уже понемногу уставать от разного рода посиделок и празднеств, но в данном случае пришлось пообещать пригласить человека на новоселье.
Которое, к слову, мы отметили сразу, как только в квартире был закончен ремонт. По большому счёту переезжать сюда мы пока не планировали, меня устраивало тихое Переделкино со своим чистым воздухом и спокойной Сетунью. Так что новоселье в общем-то было специально организовано для Чарского и соседей по лестничной площадке – одной такой же вдовы, как Елизавета Григорьевна, и пожилой писательской четы Фрумкиных. Вернее, поэтической. Причём писал и Яков Вольдемарович, и его столь же мелкая носатенькая супруга Земфира Мафусаиловна. Естественно, пригласили и Ленку с хахалем.
К новоселью мы успели купить кухонный стол, четыре табуретки и три стула, чтобы людям было где сесть. Приобрели и раскладной диван. На нём, по идее, должна была ночевать Ленка. Мы с женой решили, что нечего дочке маяться в общежитии, ежели имеется своя квартира. Пусть выписывается из общаги и вместе с матерью прописывается в кооперативную квартиру. Из первоочередного оставалось только купить холодильник, хотя бы недорогой. Всю остальную обстановку докупим с течением времени.
– Ну, за вас, новосёлы! – поднял наполненную до краёв рюмку «Посольской» Чарский.
Все его дружно поддержали, после чего приступили к поглощению закусок. После третьей рюмки обстановка за столом стала совсем раскованной. То и дело завязывались разговоры на самые разные темы.
– Действительно, тринадцать тысяч платить даже за такую квартиру – явный перебор, – заметил Фрумкин. – Хотя Елизавета Григорьевна всегда отличалась склочным и мелочным характером. Над несчастным Николаем Владимировичем, сколько помню, измывалась, он ей слово боялся поперёк сказать. Так и загнала его в могилу, а ведь ещё жить бы и жить.
– Да-да, так и есть, – поддакнула Земфира Мафусаиловна.
Выпроводив гостей уже под вечер, мы решили переночевать на диване, уложив Даньку посередине между нами. Ленка, укатившая с женихом спать в общежитие, обещала приехать завтра утром. Мы планировали прописать её в новую квартиру, но ответственным квартиросъемщиком должна стать Валентина. Для этого ей предстояло сначала выписаться из пензенской квартиры. И в родной город собирались съездить буквально на днях, чтобы не затягивать процесс.