Наконец, их поездка подошла к концу, и они вернулись домой. В тот же день Гермиона прибежала к Шерлоку. Выглядела она испуганной.

— Случилось нечто невероятное! — воскликнула она, когда они смогли подняться в его комнату, и пояснила: — Из Азкабана, волшебной тюрьмы, сбежал очень опасный преступник.

— И что здесь невероятного? — поинтересовался Шерлок. На его взгляд, событие было не слишком радостным, но вполне логичным — преступники регулярно сбегают, именно поэтому их лучше бы сразу вешать. К сожалению, британское правительство так не считало, из-за чего было вынуждено ловить одного и того же злодея по нескольку раз.

— Из Азкабана никто никогда не сбегал. И к тому же… — Гермиона сглотнула, — Сириус Блэк — сторонник Того-Кого-Нельзя-Называть, а значит, он почти наверняка попытается навредить Гарри.

С концепцией «того-кого…» Шерлок уже был знаком и объявил её идиотской. Во-первых, зачем выдумывать грозное имя, если его всё равно никто не произносит? Во-вторых, погиб он удивительно нелепо. В-третьих… Кажется, было еще и «в-третьих», и «в-четвёртых», но он быстро выкинул их из головы — размышлять над проблемами волшебного мира он считал опасным для критического мышления. Зато слова Гермионы заставили его подумать о другом, и он настойчиво попросил:

— Давай ты не будешь его ловить? И вообще не будешь никак участвовать в этой истории!

— Ты говоришь как мой папа, — фыркнула Гермиона, — а сам первым бросился бы на поиски.

Но всё-таки под его взглядом она стушевалась и сказала:

— Ладно, я и ему пообещала, и тебе обещаю. Никаких преступников в этом году. К тому же, у меня совсем не будет на это времени — у меня очень плотный график учёбы, — и добавила: — честное слово!

И почему Шерлок ей не поверил?

Гермиона плакала, уткнувшись в учебник по древним рунам и загородившись стопкой справочных пособий. Плакала от бессилия и отчаяния, а еще от усталости. Какой прекрасной казалась ей идея с маховиком времени в начале года! Добавить к своему дню несколько часов, чтобы успевать посещать дополнительные предметы, было исполнением мечты. Однако обернулась мечта кошмаром. Выданный ей профессором МакГонагалл маховик времени позволял возвращаться не более чем на пять часов — этого вполне хватало, чтобы успеть посетить идущие параллельно дисциплины, но было очень мало, чтобы выполнить все домашние задания и поспать. Организм, которому приходилось работать на пять часов дольше, а спать на час-два меньше положенного, не выдерживал. Гермиона чувствовала себя столетней старухой, у нее болела каждая кость, каждая клетка тела. Волосы, и раньше не слишком послушные, превратились в воронье гнездо — она не могла тратить по двадцать драгоценных минут в день, чтобы расчесывать их как положено. Кожа ее посерела, под глазами залегли мешки. Сама бы она всего этого не заметила — была слишком занята, но когда даже Хагрид (далеко не самый внимательный человек в Хогвартсе) спросил ее, чего это она такая бледная, уж не заболела ли, она взглянула в зеркало и ужаснулась. Увы, добрый Хагрид сам же добавил пару камешков к той горе, которую она держала на своих плечах. Оставить его одного воевать с Люциусом Малфоем за Клювокрыла показалось ей бесчестным, и она стала тратить время еще и на то, чтобы помочь ему составить защитную речь.

Возможно, с этой нагрузкой Гермиона справилась бы, если бы не отсутствие Гарри и Рона. Они оба не разговаривали с ней уже несколько недель, Гарри обижался за то, что она рассказала профессору МакГонагалл про присланную неизвестно кем метлу, Рон — за то, что ее кот якобы съел его крысу. Кстати, Живоглот — сумасшедшее приобретение последних летних дней — был тем, кто хоть немного спасал ее. Ночью огромная рыжая меховая подушка устраивалась у нее на груди и теплым ленивым урчанием прогоняла тоску. Но Живоглот не мог ей помочь, ведь поговорить на равных с ним было нельзя.

Поплакав, Гермиона заставила себя собраться с силами и вернуться к переводу текста, но вдруг вспомнила, что до сих пор не прочла письмо от родителей, которое сова принесла еще утром. Малодушно сказав себе, что все равно не сможет работать, пока полностью не успокоится, Гермиона вытащила из сумки конверт и сразу же заметила, что он толще обычного. Заинтригованная, она вскрыла его и вместе с письмом от родителей достала еще один конверт — белый, без штампов и марок. Внутри прощупывался сложенный вчетверо лист. Усилием воли она отложила загадочный конверт в сторону и развернула исписанный папиным почерком лист. Он сообщал, что у них с мамой все в порядке, рассказывал о работе в клинике, интересовался, как у нее дела и чем она занимается. В конце же была приписка: «Надеюсь, содержимое второго конверта тебя порадует. Не вешай нос!».

Она улыбнулась, потерла глаза и открыла наконец второй конверт, после чего едва сдержала радостный возглас. Этот крупный косой почерк она и не надеялась увидеть в течение семестра.

«Привет!», — начиналось письмо, и Гермиона хихикнула: это было совсем не похоже на Шерлока — начинать письмо с вежливого приветствия. Наверное, он долго мучился, прежде чем написал это коротенькое слово.

«Я никак не привыкну к тому, что люди — идиоты. Даже в Итоне. Но я уже говорил об этом на каникулах», — Гермиона снова засмеялась. Действительно, хотя на этих рождественских каникулах они почти не виделись (семья Холмсов ездила к каким-то дальним родственникам), о том, какие тупицы его окружают, Шерлок успел рассказать. «Ты замечала, кстати, как сложно писать письма? Я был бы рад, если бы их можно было сократить до десятка слов. Что-то вроде: „Сделай то-то и то-то, жду тебя там-то и там-то“. Жаль, ты не можешь взять с собой в школу пейджер — отличная штука. Ладно, к делу. Я придумал, как писать тебе письма — это было просто элементарно. Очевидное решение, которое почему-то раньше не приходило мне в голову! — буду слать их твоим родителям, а они — отправлять тебе. Ты можешь делать так же. Только из соображений безопасности пиши шифром (любым, я разгадаю) или симпатическими чернилами. Жду письма. И не забывай про обещание. Ш.Х».

Гермиона ласково погладила пальцами бумагу. Она словно слышала голос друга. Шерлок не злился на нее, не избегал ее. Он оставался ее другом, пусть и не забывал изредка напоминать, что дружбы не существует.

Она схватила чистый лист бумаги, которую использовала для черновиков, и написала:

«Привет, Шерлок! Я безумно счастлива получить это письмо». После этого задумалась — что же дальше? Рассказать, как родителям, о тщательной учебе и хороших отметках? Или…

Она никогда (не считая того раза с поступлением в Хогвартс) не врала Шерлоку, и быстро, не зачеркивая ни слова, написала о том, что ее действительно беспокоило. Не утаила ни ссоры с друзьями, ни ужасного поведения Рона, ни проблем Хагрида, а главное, рассказала о своем главном секрете — о маховике времени. Свернув лист, она произнесла несложное заклинание, которое открывало письмо только тому, кто произнесет вслух пароль, и, добавив короткую записку родителям, бросилась в совятню.

Когда сова унесла письмо с описанием всех ее тревог, ей стало легче дышать. Она вернулась на час (последний в этот день) назад, сделала домашнее задание по зельям, потом закончила перевод.

Шерлока менее всех на свете можно было назвать аккуратным и точным корреспондентом. От него могло приходить по четыре письма в неделю, а могло не прийти ни одного. Иногда он присылал целые исписанные тетради — чаще всего, расписывал какой-нибудь свой эксперимент или делился наблюдениями о чем-то, но обычно его письма состояли из двух-трех строк. Однако Гермиона была рада получать от него любую весточку. Он и Хагрид стали единственными ее собеседниками. Гарри изредка показывал, что был бы рад помириться, но всякий раз возвращался к Рону и принимал его сторону. Гермиона и злилась, и, при этом, понимала его — с Роном ему было интересней, у них были общие темы для разговоров, им было весело делать вместе уроки.