На крестины, идиотскую церемонию, выдуманную ленивыми глупцами и почему-то поддерживаемую даже самыми здравомыслящими (это про Мэри, а не про Джона, разумеется) людьми, Шерлок пришел в плохом настроении и с надеждой как можно быстрее сбежать — очередная задачка от Лестрейда никак не решалась, и Шерлок не переставая строчил уточняющие СМС. Поэтому он едва не прослушал объявление имени младенца — точнее, прослушал бы наверняка, если бы Молли не толкнула его локтем в бок.

Шерлоком девочку не назвали. Уильямом и Скоттом, как ни прискорбно, тоже — остановились на скучном «Розамунд Мэри».

На выходе из церкви Мэри-старшая решительно сунула Шерлоку в руки хнычущий сверток и гневно сверкнула глазами, напомнив ему Гермиону. Преодолевая естественное в этом случае чувство брезгливости и убеждая себя в том, что это просто часть очередного дела, он перехватил сверток, тяжело вздохнул и взглянул в то, что когда-нибудь станет лицом. Оно было круглым, светло-розовым и… значительно более оформленным, чем Шерлок предполагал. У ребенка были крупные серо-зеленые глаза, которые смотрели на мир отнюдь не бессмысленно и даже как будто с ожиданием чего-то.

— Кхм, — сказал Шерлок, — значит, Розамунд Мэри.

Ребенок приоткрыл рот, а потом неожиданно поднял руку и попытался схватить Шерлока за нос. Не получив желаемого, он… она приоткрыла рот пошире и, кажется, собралась зареветь, и Шерлок быстро вернул ее родителям.

— Ты ей понравился, — непонятно с чего решила Мэри.

— Чушь, она все равно ничего не понимает, — ответил Шерлок, и тут его осенило — он нашел ответ для Лестрейда.

До конца дня его больше никто не трогал.

Впрочем, после этого дня можно было сказать, что жизнь Шерлока разделилась на «до» и «после» рождения Розамунд Мэри. Он, конечно, был бы не против абстрагиваться от ребенка с его странными потребностями, но Джон по-прежнему работал вместе с ним, а Мэри, безусловно, была одним из лучших аналитиков, с которыми Шерлок сталкивался, так что нельзя было просто взять и сбежать от Ватсонов. От всех троих.

Первые три месяца Мэри еще выполняла свои обязанности, как положено матери (во всяком случае, Шерлок был уверен, что возня с ребенком — это исключительно забота женщины), но потом все чаще Джон стал приходить на Бейкер-стрит, едва сдерживая зевоту, из чего можно было заключить, что он не спит ночами.

Потом он стал приходить вместе с Роззи. А еще через месяц они стали заявляться с Мэри вдвоем, ставили коляску посреди гостиной и садились «немного отдохнуть» на диван, и Джон, засыпая, бормотал: «Проголодается — разбуди».

Спящий ребенок не слишком сильно мешал работе — Шерлок и так не любил телефонные разговоры, а в присутствии Роззи переводил все общение в СМС или сообщения в мессенджерах. Но проснувшийся ребенок был катастрофой. Шерлок поставил эксперимент — не получающая желаемого Роззи была способна орать на одной громкости как минимум полтора часа (возможно, больше, но его барабанные перепонки этого бы не выдержали). Сложно было представить, чем и как ее успокаивает Мэри (когда не спала на диване в гостиной). Шерлок не был уверен, но интуитивно чувствовал, что шесть месяцев — слишком мало, чтобы рассматривать трупы или орудия убийства, стрелять из пистолета или играть с ножом, поэтому пытался успокаивать Роззи ее дурацкими звенящими игрушками.

В один из дней Джон и Мэри вручили Шерлоку дочь и попросили присмотреть за ней пару часов, а сами ушли спать в бывшую комнату Джона. Роззи уже умела сидеть, и теперь осваивала весьма полезный навык — бросание предметов. К сожалению, бросая игрушку на пол, она тут же заливалась плачем, и Шерлок был вынужден вставать из-за стола, отвлекаться от работы и возвращать ей снаряд.

Попытки объяснить ей, что бросание вещи и желание ею пользоваться противоречат друг другу, ни к чему не приводили. Роззи внимательно слышала, издавала звук, выражающий согласие («Ы-ы»)… и опять швыряла игрушку на пол. Или Шерлоку в лицо, если успевала попасть.

— Когда же ты уже усвоишь этот урок, а, Ватсон? — спросил он устало и из вредности не стал отдавать игрушку. Роззи, пораженная изменившимся алгоритмом, сосредоточенно наклонила голову на бок. Шерлок подозревал, что она думает, стоит ли ей зареветь и приведет ли это к нужному результату.

— Никогда, — раздался от двери веселый голос. Шерлок поднял глаза и уточнил:

— Почему ты так думаешь?

Гермиона вошла в комнату, притворила за собой дверь и ответила:

— Знаю. Человек сначала бросает вещь или человека, а потом начинает реветь, что ему это было нужно.

— С этой стороны я на вопрос не смотрел, — заметил Шерлок и отвернулся к Роззи. Они с Гермионой не виделись больше полугода, если не считать ее короткого визита в феврале и сообщения о том, что Мориарти-Лестрейндж гарантированно и однозначно мертв, а потому его возвращение — чей-то ловкий трюк.

Шерлок не мог точно сказать, почему перестал заходить к ней домой — у нее не появилось очередного поклонника-идиота, не изменился интерьер, и горячий шоколад она делала все такой же вкусный. Но он намеренно, оправдываясь занятостью, избегал с ней встречи.

Роззи, раздраженная тем, что на нее перестали обращать внимание, покраснела и заорала. Гермиона легко опустилась на колени перед детским стульчиком. Роззи смолкла и ткнула пальцем Гермиону в нос, сопроводив это действие осмысленным: «Ы-ы».

— Ее зовут Роззи, да? — спросила Гермиона со странной интонацией в голосе.

— Да, — ответил Шерлок и отошел к столу, — дурацкий выбор.

— Когда у них родится мальчик, они наверняка назовут его Шерлоком, — хмыкнула Гермиона, — но, поверь, ни один родитель в здравом уме не даст этого имени девочке.

— Меня это не интересует, — дернул плечом Шерлок. Раз уж Гермиона пришла, она вполне может взять на себя роль няньки.

— Интересует. Иначе ты бы не ругался на имя. Дочь Рона, кстати, тоже зовут Роззи.

— Что свидетельствует о слабой фантазии.

Роззи опять сказала свое «Ы-ы» и, похоже, собралась зареветь, но Гермиона достала волшебную палочку, сделала сложное движение и произнесла:

— Авис.

Из кончика палочки одна за другой вылетели четыре ярко-золотых светящихся птички. Они защебетали и окружили Роззи. Шерлок, который собирался вернуться к е-мейлу от Майкрофта с просьбой найти пропавшего агента американской разведки, так и не взглянул на монитор. Он привык к тому, что волшебство — это часть жизни Гермионы, к тому, что оно удобно и функционально. Но забыл, что оно иногда завораживает.

— Хороший способ, — произнес он, с трудом отводя взгляд от порхающих птиц.

— Лили, моя крестница, их обожает до сих пор. А вот Ала и Джеймса таким не возьмешь, — она хмыкнула и отошла от Роззи. Та была слишком занята попытками поймать птичек, чтобы плакать и привлекать к себе внимание.

Шерлок кивнул и все-таки взглянул на е-мейл, прочел его дважды, а потом спросил:

— Что-то случилось?

— Вообще-то, — Гермиона вздохнула, и Шерлок тут же отвлекся от е-мейла, чувствуя, что его ожидает более интересное дело, — случилось. Только не могу понять — что.

Роззи переспросила:

— Ы-ы?

Примечание:

* — позволю себе предположить действие амфетамина. Потому что поведение Шерлока в начале первой серии четвертого сезона… Даже для него — перебор.

** — здесь и далее "Мохнатое сердце чародея" из "Сказок барда Бидля" Дж. Роулинг в вольном переводе и вольном пересказе

Гермиона первой вынырнула из Омута памяти, за ней последовали остальные — главы отделов ДМП, люди, которые отвечали за безопасность волшебной Британии.

— Что скажете? — спросила она мрачно.

А что они, собственно, могли сказать? Для них, как и для Гермионы было очевидно, что видеозапись, напугавшая магглов — просто подделка. Лестрейндж был мертв, абсолютно и бесповоротно. Его труп еще три года назад осмотрели специалисты из Мунго — ошибки быть не могло.