Пару ударов ботинком по железу, и усатый сторож недовольно открывает калитку, тут же меняясь в лице.

— Здрасти, — пропускает меня, но я бросаю:

— Расслабься, по пути заехал.

Второй подъезд вблизи выглядит ущербно, но я оцениваю, что рабочие стараются, несмотря на конец дня. Мы платим им достаточно и относимся по-людски, поэтому рассчитываем на хороший ответ.

— Илья Сергеич, здрасти! — заместитель прораба подходит, протягивая ладонь, — Максимов уже домой ушел.

— Я не с официальным визитом, — пожимаю плечами. Прораб мне сейчас ни к чему, да и делать тут, по большому счету, нечего, — ладно, если что, звоните Олегу.

Уже сворачивая на свою улицу, понимаю, что вовсе не хочу сегодня спать в одиночестве.

Перспектива оказаться в пустой квартире не внушает радости, — сейчас, все же, любая компания предпочтительней тех мыслей, что непременно возникнут, стоит мне перешагнуть порог дома.

Вспоминаю об Алине. Обижена, не звонит больше — наверное, недовольна, что не беру трубку второй день. Набираю ее номер, она не отвечает с первого раза, хотя время еще детское. Хмыкаю, набирая второй раз — слишком хорошо выучил ее привычки.

— Да, — говорит девушка, в интонациях недовольство, на заднем фоне — шум.

— Ты где?

— Какая разница?

Начинаю потихоньку закипать, но виду не подаю. Все же по знакомому сюжету, и чего ведусь?

— Приехать к тебе хочу.

— Надо было раньше приезжать. Я не дома.

— Я приеду не домой, — усмехаюсь, постукивая пальцами по рулю.

— А если я не хочу?

— А ты захоти. Я соскучился, — запрещенный прием, но срабатывает. Алина сдается и называет кафе, в котором сидит. Чувствую по голосу, как на ее губах появляется слабая улыбка. Возможно, женщины не самые предсказуемые существа, но при желании их можно понять и заставить играть по твоим правилам .

Правда, не всех. Например, мою мать, вбившую себе в голову, что я виновен в смерти отца. Или Влади, которая грохнула своего мужа, как только почувствовала, что у него появился кто-то на стороне.

Я никому не говорю об этом, предпочитая не лезть не в свое дело. Но точно помню тот вечер, когда умер Кирилл: я ехал от него, а навстречу мне — Влади. Ее машину я заметил сразу, а вот она меня — нет. Это было где-то за час до того, как она позвонила в «Скорую помощь»,  изображая, что спасает Самойлову жизнь.

Час, в течение которого он умер. Его еще можно было спасти, обратись Саша вовремя в больницу. Но она этого не сделала.

А я сделаю. Сделаю все, чтобы выжить эту суку из моей фирмы и оставить ее у разбитого корыта. Пусть не думает, что такие преступления остаются безнаказанными. Это не так.

Подъезжаю к кафе, возле которого уже стоит Алина, прощаясь с подругой. Выхожу на встречу, выкидывая из башки мысли о своей мамаше и Влади. Обе идите нахер.

— Привет, красотка.

— Привет, мачо, — улыбается она и шагает ко мне навстречу.

Вторая ночь без сна сказывается на моем состоянии, и следующий день я малодушно решаю провести дома.

Сделав грустным голос, звоню Федорову, который настолько занят своими делами, что вряд ли понимает, о чем я торопливо говорю ему в трубку.

— Да, да, я понял, — отвечает спешно, и я слышу на заднем фоне еще несколько голосов. Рабочий день в разгаре, но сегодня мне нужна тишина. Зашториваю окна, включаю кондиционер и сворачиваюсь в кровати.

Всю ночь до утра я пыталась вычислить, кто мог отправить мне смс, но не вижу ни одной подходящей кандидатуры. Многим наш брак пришелся не по душе, но обвинять меня в убийстве? Мог ли это оказаться кто-то из своих?

Очерчиваю первый круг: наша родня.

Мама, папа, Лиза, Митя, Ульяна. Пожалуй все, кроме Мити, были против свадьбы — сын Кирилла принял нейтральную сторону, может потому, что родители уже давно жили не вместе.

Мои родители, узнав, что я встречаюсь с Кириллом, разругались с ним не на шутку: отец объявил бойкот, мать напротив, названивала ему, то взывая к совести, то грозя оторвать голову.

Несколько лет им понадобилось, чтобы принять мой выбор, — несколько лет молчания и немого укора.

С Ульяной вышло проще — отступные продолжали поступать ежемесячно, поэтому она и не злила Кирилла. Могла ли женщина, оставшись без денег, так поступить? И чтобы это изменило? От бывшего мужа ей досталось немалое наследство, если распорядиться им с умом, то хватит на безбедную старость.

Остается еще сестра, много лет назад сделавшая аборт. Мама наверняка должна знать, — если не от кого она забеременела, то хотя бы с кем дружила в то время. Я что, всерьез верю, будто это Кирилл?..

С нашего разговора эта мысль сидит в голове, где-то на закорках. Только расслабишься, и сразу всплывает тревожным сигналом, заставляя сомневаться: а так ли я хорошо знала своего мужа?

За все время, что мы жили вместе, у меня ни разу не возникало поводов для ревности. Да, Кирилл нравился женщинам, но при этом дальше шуток и вежливых улыбок дело не заходило. Телефон, доступный в любое время, домой его забирала я, все выходные вместе — идеальный семьянин.

Единственным пятном в его автобиографии стал роман со мной — когда я соблазнила его, мне еще не успело стукнуть восемнадцать.

Для этого мне понадобилось четыре месяца работы в фирме Кирилла — людей тогда там было гораздо меньше, и занимались они строительством коттеджей, а не многоэтажек. Мы снимали несколько кабинетов в дальнем крыле бизнес-центра, и я до сих пор с удовольствием вспоминала переплетение коридоров, в которых неизменно терялись посетители.

Когда появлялась возможность, Самойлов подвозил меня до подъезда — опять-таки, об этом просила мама, боясь, что мне придется добирается домой поздно и в одиночестве. Из всех сотрудников только мы задерживались допоздна — остальных Кирилл отпускал в шесть, заканчивая дела самостоятельно. А я торчала там ради него, придумывая себе работу и с его молчаливого согласия превращаясь в личного секретаря. Принести чай, помочь с документами, ответить на звонок — я бралась за все.

На работе Самойлова я называла по имени-отчеству, — единственная из всех..

— Ты бы еще «дядя» говорила, — усмехался он, — просто Кирилл.

— Хорошо, просто Кирилл, — улыбалась ему в ответ, — совершенно по-женски, вкладывая в каждую фразу все обаяние.

Я не знаю, в какой момент он вдруг понял, что я к нему испытываю. Как-то мы сидели в офисе до восьми, разгребая перед налоговой проверкой счет-фактуры и накладные. Это был декабрь, за окном бушевала метель, заметая снегом по самые окна.

— Ноябрь закончен, — протягивая увесистую пачку, я нечаянно коснулась его вытянутой руки. Этого хватило, чтобы с ног до головы покрыться мурашками. Во взгляде Кирилла, заметившего мою реакцию, сначало мелькнуло удивление, но потом он сообразил, что происходит. Вряд ли это было сложно сделать: щеки мои полыхали огнем, я нервно облизывала губы, пряча взгляд.

Мне кажется, тогда он впервые увидел, что я уже далеко не ребенок. Что в вырезе белой блузки отчетлива видна грудь третьего размера, что под юбкой скрываются стройные ноги, а самое главное, что я воспринимаю его как мужчину, как равного.

— Давай я вызову тебе такси, — Самойлов все еще пытался сопротивляться  зарождающемуся влечению, еще не догадываясь, что уже заранее проиграл борьбу, — уже поздно, завтра на учебу.

— Суббота, — напомнила я, — выходной. Я еще не устала. Продолжим?

Казалось, даже воздух стал пахнуть иначе — терпким запахом возбуждения и обещанием чего-то нереального. Еще минут сорок мы перекидывались ничего незначащими фразами и оценивающими взглядами исподтишка, когда казалось, что человек напротив не замечает их.

«Как далеко мы можем зайти?» — читалось в них, и я будто ступала по тонкому льду, боясь, что еще один неверный шаг и я провалюсь в холодную полынью.

— Я машину завожу, закругляемся, — поднявшись, мужчина прошел мимо, обдав меня сумасшедшим ароматом, от которого я балдела все последующие годы.