- Бомжатник, - резюмирую я, а адвокат пожимает плечами:

- Затяжной ремонт.

Минут пятнадцать мы ждём помощника прокурора, и все это время я не отхожу от заляпанного остатками побелки окна. Молчание неприятное, Смальков жмется к стене, с недовольством поглядывая на Илью, но тот даже бровью не ведёт. Ковыряется в телефоне с каменным выражением лица. 

По факту, он мог бы решить этот вопрос и без меня. Возможно, чуть дороже, чем я уломала Смалькова,и не сегодня, так завтра, — если человек настроен на деньги, то согласится в любом случае.

Вся остальная процедура занимает полтора часа, и я чувствую себя в кабинете абсолютно ненужной. Не принимая участия в беседе, я только разглядываю затылок Ильи, сидя вплотную к стене. 

Он держится спокойно, словно не уголовное дело на него хотели завести, а просили в долг пять рублей. Адвокат распинается перед помощником, - видно очередной знакомый, а Смальков старается смотреть куда угодно, только не на Поддубного. 

Веселое утро. 

Когда мы снова спускаемся вниз, оказывается, что на улице ливень. Дождь пузырится на асфальте, до машины – через дорогу по пешеходному переходу, метров семьсот, не меньше. С тоской гляжу на босоножки, уже представляя, как будут выглядеть через пять минут мои ноги. 

— Влади, - окликает меня Поддубный. Я не реагирую, и тогда он подходит ближе, - ты свою часть уговора выполнила, теперь моя. 

—  И когда?

— Стартуй за мной до офиса, оттуда на одной машине тронемся.

Прощается кивком, выходя под дождь. Его не трогает, что сверху льет как из ведра, — просто идет прямо через дорогу, руки в карманах джинсов. Не боится замочить модные ботинки, не прячется, как его адвокат, под зонтом.

— Подвезешь, может?

Смальков останавливается рядом, доставая сигарету. Пачка мятая и в этом очень похожа на него.

Очень хочется послать его, но я просто смотрю на Александра долго, пока он не отворачивается, выдыхая табачный дым в сторону.

Поддубный медленно разворачивается и уезжает, и только после этого, я бегу к своей машине. В босоножках неприятно чавкает вода, от этого становится зябко. Включаю печку, и еду в сторону офиса, скручивая сырые волосы в узел.

Я волнуюсь.

Причин много, не хочу разбирать каждую из них и копать так глубоко внутри себя.

К офису я подъезжаю первой, Ильи еще нет. Пытаюсь оттереть влажными салфетками грязь с ног и вздрагиваю, когда Поддубный стучится в окно костяшками пальцев. Вздрагиваю, выпрямляя спину. В ладонях комкаю стыдливо салфетку, не зная, куда пихнуть ее незаметно.

— Поехали, надеюсь, управимся до обеда.

Возможно, где-то в идеальном мире мы с ним друзья.

Я шагаю за ним следом, аккуратно обходя лужи, и снова разглядываю его затылок. Поддубный оставил автомобиль на самом видном месте, и нет ничего удивительного, что нам попадаются вышедшие после ливня покурить сотрудники. Не глядя на них, занимаю переднее пассажирское.

В салоне пахнет приятно, — на зеркале заднего вида мешочек с кофейными зернами. Светлый кожаный салон, никакого мусора под ногами, только на бежевом коврике — следы от обуви.

Неприятно. Мне не нравится ехать с ним рядом и молчать, словно мы позволяем чему-то интимному пробираться между нами. Он не включает даже радио, — никаких посторонних звуков. Нарушаю тишину первой:

— Куда мы едем?

— Пока обедать. Пересылай мне номер, пробьем, на кого он оформлен.

— Для этого обязательно было меня звать?

— Ты же хотела контролировать процесс?

Пока стоим на светофоре, Поддубный поворачивается ко мне, я — от него.

Не будет больше этих взглядов глаза в глаза.

— Сейчас перешлю.

Непослушными руками копирую номер телефона и сбрасываю ему смс.

«Алло-Здравствуйте-Я-по-объявлению-Вы-ошиблись».

Тошнота накатывает резко, и я вспоминаю, что утром ничего не ела, слишком торопилась, но аппетита нет.

Возле кафе с небольшой вывеской полупустая парковка, мы оставляем тачку там. Я не хочу обедать, не хочу тянуть время, находиться так долго с ним рядом. Только все равно выхожу послушно и иду, ненавидя его еще больше.

Снова ощущение «тряпочности», когда нет своей воли — иначе позволила бы я так обращаться с собой, как на поводке мотаться с ним на обед?

Мы занимаем свободный стол, — мужчина садится на диван, откидывась назад, листает меню. Делает ровно все тоже самое, как если бы находился здесь один. Я как предмет, как пустое место.

Я заказываю салат и кофе, кручу красочное меню в руках, пока официантка вежливо не просит забрать его.

— Мы могли бы сделать все после обеда, — замечаю вслух, хватая салфетку и складывая ее в дульку.

— Тебя что-то беспокоит, Влади?

Не смотреть на него, не смотреть.

— Не люблю тратить время на неприятные занятия.

Не отвечает. Черный айфон Поддубного коротко вибрирует на столе, и я вздрагиваю, ощущая, что вон оно: по мою душу. Слабость поднимается от ног до живота, заставляет цепенеть. Я боюсь двинуться в сторону, наблюдая, как мучительно медленно поднимает телефон Илья, как читает послание.

Он хмурится, пальцами рисуя жесты на экране.

Что там? Кто там?

— Илья? — официантка ставит перед нами обед, но я только и жду, пока она уйдет подальше, не будет мешать говорить Поддубному то, что он собирался.

Впервые за день мы встречаемся глазами, и я чувствую себя уже нехорошо.

— Номер оформлен на твоего мужа, — и у меня темнеет в глазах на короткую секунду, пока он не продолжает, — но у меня он сохранен в контактах. Я знаю, как ее зовут.

— Ты… скажешь?

В этот момент я себя ненавижу.

Голос дрожит, дрожат и пальцы.

И Поддубного ненавижу тоже: за испытующий взгляд, за равнодушное выражение лица. Он препарирует меня прямо здесь, за столом, держа в одной руке вилку, а в другой — нож, не шевелясь, одними только глазами.

Я хочу вскочить, скинуть со стола все приборы и заорать: как ты можешь? Сидеть вот так и жрать, глядя на то, как от меня остается только физическая оболочка, а душа превращается в прах?

Поддубный медлит, не двигаюсь и я. В горле ком, и когда Илья отворачивается, я хватаю стакан, ударяясь зубами о стеклянный край.

От дрожи проливаю мимо воду, на платье. Уродливое пятно растекается лужей между ног, я касаюсь ее и вздрагиваю от холода, выпадая из реальности.

А он жует, как ни в чем не бывало, свой стейк миньон прожарки медиум.

Когда ты стал таким гондоном, Илья?

— Мы поедем к ней.

Быстро вытираю тыльной стороной руки слезы, хватаю сумку, прикрывая пятно, и ухожу в туалет. Там стоит сушилка для рук, и я сосредоточенно сушу подол, слегка приподнимая его вверх.

Я ее сегодня увижу. Вот прямо сейчас, как только Поддубный сожрет свой обед, до последней крошки. А мне что делать? Сколько раз я крутила мысль о встрече с ней, но теперь это будет реальная женщина, а не выдуманная, не «в теории».

От пятна давно не осталось и следа, но я все стою, пока рукам не становится невыносимо жарко, так что больше нет сил терпеть.

Пора.

Поддубный к моему приходу опустошает тарелки со своим обедом. Откуда только у него аппетит? Впрочем, это остатки не его семьи в который раз разваливаются до самого конца.

— Едем?

Не сажусь, стою у него над душой. Он кивает, поднимаясь, бросает на стол крупную купюру — сдачи не надо.

— Скажи, кто это, — прошу его, как только мы оказываемся в автомобиле. Не могу больше терпеть, почему Поддубный так издевается?

— Здесь недалеко, отвечает так, что не остается сомнений: пока мы не доберемся до нее, Илья не назовет имени.

Прижимаю к вискам пальцы, растирая. Под ними пульсирует, и кажется, что вот-вот и голова взорвется.

У нее — симка, оформленная на мужа.

У того, кто отправляет мне сообщения, тоже.

Сколько людей ходят по планете, используя купленные им сим-карты?