...Я не убивала мужа. Чтобы рассказать всем, нужно как-то подтвердить эти слова. Доказательств не было и быть не может…

Все хлопают, когда Суржиков выводит на доске число 113 и обводит его кружком. Точно, месяц же кончился, сегодня подводят итоги. И только Поддубный ни издает ни звука, точно рядом со мной никого нет. Меняю позу, чтобы посмотреть на него будто случайно, а он только того и ждёт. Тяжёлый взгляд исподлобья, которым Илья пронизывает меня насквозь, не имеет ничего с радостной обстановкой, которая царит вокруг.

Мы снова превысили план продаж за месяц, а Поддубному побоку, его волнуют свои мысли. Я крепко сжимаю подлокотники, только бы не отворачиваться. Ладони становятся влажными, неприятно колит в правом боку. У Ильи мелко подрагивает мышца под бровью, ритмично, прибавляя его образу нервозности.

А что, если это – он? Написал мне сейчас сообщение, и пытается понять сейчас, поведусь я или нет. Только ему лучше других известно, кто на самом деле убил Кирилла, не оказав вовремя помощи.

- Чего тебе? – одними губами интересуюсь у него. Поддубный, словно очнувшись, моргает и отворачивается.

Сержиков садится, но собрание ещё не закончилось. Воспользовавшись паузой, Илья резко поднимается со своего места и, извинившись, покидает «душилку».

- Илья, все в порядке?

Но он уже не отвечает на заданный кем-то из присутствующих вопрос. Я с трудом разгибаю пальцы, сведённые от нервов. Ручка скользит в руке, но я ради приличия открываю блокнот, делаю пометки на белых, нелинованных листах. Ещё час мы сидим, обсуждая ближайшие планы на неделю и на месяц. Федоров выступает, неторопливо рассказывая о каждом комплексе, оставляя «Палладиум» напоследок.

- Продажи там, естественно, провисают. Поэтому, маркетинг, эта неделя целиком и полностью направлена на то, чтобы вернуть количество звонков, как в прошлом месяце. Надо, чтобы в интернете больше позитива мелькало с «Палладиумом», пиар, как у вас?

- Мы договорились снять в ресторане клип с московской группой, - Женя озвучивает название группы и мы одобрительно киваем. – В среду объявляем кастинг, массовка будет набираться прямо в ресторане «Палладиум», на следующей неделе начнем приглашать людей, потом ещё дней десять на клип. Сценарий одобрен, - отчитываясь, она тарахтит так быстро, что порой сбивается, и постоянно поправляет волосы рукой.

- Спасибо, Женя, держите нас в курсе, - заканчивая, Федоров поднимается, - список тех, кого наградить за этот месяц, отправляйте Лесе. Я выхожу, обмахиваясь тетрадкой. Кондиционер не справляется с таким количеством присутствующих, и хоть сегодня нас было меньше на одного, от этого не легче.

 Куда смылся с собрания Поддубный? Главное, не встретиться с ним по дороге в свой кабинет. Я закрываю за собой дверь, едва отказавшись в спасительной прохладе. Солнце появляется здесь только во второй половине дня, а с утра ещё тянет с улицы свежестью после ночного дождя. Я с грустью оглядываю стопку документов, которая все никак не уменьшается. Свежие счета на подпись лежат с левой стороны от ноутбука, старые, которые я пытаюсь разгрести с прошлой недели, - с правой.

Мне нужна помощница, но с прошлого собеседования не подошла ни одна. Кирилл всегда хвалил своего секретаря… Стоп. Она-то осталась здесь работать, только кем? Я засовываю телефон в карман и иду в отдел кадров, чтобы узнать, где теперь искать Оксану, а заодно, отнести Катькино резюме. Интересно, может ли личный секретарь знать пароль от телефона моего мужа? Было бы хорошо, но в тайне я надеюсь, что все же нет. Обидно будет, если ей он доверял больше, чем мне.

Я вижу в ее глазах страх.

Я вижу сообщение в ее телефоне, до того как Саша пытается его спрятать — но не настолько быстро, как хочет.

Испуганное лицо Влади — все, что интересует меня на сегодняшнем собрании. Я высверливаю в ее виске дырку, но она прикрывается рукой.

Чувствует?

Боится.

Моя версия о том, что она причастна к смерти Кирилла, только подкрепляется новыми фактами.

Вряд ли кто-то пытается шантажировать ее на пустом месте. А еще это значит, что не только я видел тогда Влади, ехавшую к мужу. Может, есть доказательства о которых я не знаю — но попытаюсь это сделать.

Пытаюсь вспомнить тот день, но мелкие подробности разговора с Самойловым уже давно стираются из памяти.

Забавное существо человек: я могу до деталей  вспомнить, как мы в детстве гоняли с Сашкой в футбол на спортивной площадке в моем дворе, а то, что было меньше двух месяцев назад, — уже с трудом.

Знает ли Влади, кто ее шантажирует?

Ее густые волосы, крашенные в темный цвет, отливают рыжевизной. Она зарывается в них пальцами и, кажется, забывает не то, что двигаться, даже дышать. На безымянном пальце левой руки сверкает кольцо из белого металла. Россыпь камней, деликатный узор — все говорит, что стоит оно баснословно дорого. Саша и сама — дорогая. В их профессорской семье чувствуется порода, не от матери, от отца: узкие запястья, ногти правильной формы, высокие скулы. Мать у Влади по-крестьянски крупная, как любила рассуждать моя маман, оценивая все окружение по внешности и толщине кошелька.

Не вписывается в идеальный образ Влади только жажда денег, впрочем, кто их не хочет? Только не каждый ради наследства идет на убийство мужа.

Даже незапланированное, без предварительного расчета: Влади просто в нужный момент не оказывает помощи, как по нотам разыгрывав ситуацию.

Чем сейчас она занимается в нашей компании? Зачем ей соваться во все? Мы с легкостью можем выкупить долю Кирилла или переводить ежемесячные отчисления, лишь бы не видеть его вдову здесь.

Только Влади выбирает другой сценарий, и мне хочется разобрать по полкам каждое ее действие, чтобы понять: ради чего?

А она вдруг поворачивается ко мне. Лицо взволнованное, и я вдруг на мгновение сомневаюсь: она и не умеет особо скрывать свои эмоции, как с такими нервами — и творить преступления?

Начинает дергаться бровь, доставляя привычное неудобство. Если у Влади все лицо — как монитор эмоций, то на моем за меня расписывается во всех нервяках мышца на лице. Блядство.

— Чего тебе?

Кажется или она реально это только что спросила?

Я моргаю, понимая, что сидеть дальше в «душилке» не хватит сил, мне нужно движение.

Отворачиваюсь, решая, что делать дальше. Сейчас дотрещит Сержиков, дальше начнет Федоров — вряд ли я услышу что-то новое. Поднимаюсь и извинившись выхожу прочь, размашистым шагом направляясь в сторону своего кабинета. Вслед мне кто-то бормочет, произнося мое имя, но мне похер.

Наташа сидит на месте, пялясь безучастно в окно, не сразу реагируя на мое появление.

С этой-то что?

— Наташ?

Она тут же вскидывается, поднимаясь из-за стола.

— Здравствуйте, Илья Сергеевич! План на сегодня у Вас на столе…

Мне не терпится оказаться одному в своем кабинете, но я решаю сначала узнать, что с ней случилось.

— Чего глаза на мокром месте?

— Илья Сергеевич, — она мнется, не решаясь, как сказать, — я заявление на увольнение сегодня написала.

Охрененная, блять, новость с утра пораньше.

Наташа следит за моим лицом, сжимая указательный и средний палец «крестиком». Она вообще понимает, интересно, что сейчас делает?

— В чем проблема? Зарплата? Обижает кто-то? Давай прямо сейчас решим, заявление можешь сразу выкинуть.

— Нет, нет, Илья Сергеич…

Она морщится слегка, хотя больше кажется, что сейчас расплачется. Я подхожу ближе, упираясь в ее стол.

Ощущение, что на плечах лежит тонна.  Хер знает, чего, но ноша неподъемная, и с каждым днем килограммов на ней прибавляется. Сегодня ведь похороны рабочего еще, и надо прийти туда и на поминки заглянуть — все за счет нашей организации, из приглашенных только рабочие со стройки…

Блять, она скажет или нет?

— Наташ, короче, почему?

— Я замуж выхожу, — выпаливает она быстро.

Я облегченно вздыхаю, — вот уж проблема.