— Во что ты вляпалась, скажи мне, пожалуйста? Я не думаю, что отцу бы это понравилось.

Я завожу автомобиль, поворачиваясь к нему:

— Знаешь, не все его поступки нравились мне.

— Что ты имеешь ввиду?

Он точно пугается, сжимая шею в плечи. Такой худой, даже непонятно в кого: у Кирилла была поджарая, спортивная фигура с широкими плечами, Ульяна — та и вовсе женщина в теле.

— Можно, я не буду отвечать на твой вопрос? Со мной все в порядке, я не завела себе подозрительных знакомых. Этот мужчина пытался со мной познакомиться, и за это ему разбили нос.

— Кто?

— Поддубный, — говорю и морщусь. Надо было ехать сюда без пасынка, ну чем он мог мне помочь, в самом деле? Только сидит сейчас и бесит.

— Саня…

В голосе растерянность, глаза за прямоугольными очками смотрят удивленно. Митя лучше других знает о нашей взаимной нелюбви с Дубом друг к другу. Да все о ней знают, только причины такого отношения Ильи ко мне — тайна за семью печатями.

Как-то вышло так, что мы разом общаться все перестали, — Лиза, Поддубный, Митя, Оля, Никита, Таня, я… Выросли «профессорские» детки, незаметно для себя и других.

— Вы же с ним как кошка с собакой?

— Так и есть, — не отрицаю я, набирая скорость. Добраться бы быстрее до Митькиного дома, высадить его. Устала я от разговоров, от нравоучений, от того, что каждый знает, как мне правильно жить, только не я. У всех свое мнение, у мамы, у бесхребетного Мити, у того же самого Ильи, и все лезут, лезут ко мне, пытаясь научить, как правильно.

Бросить Кирилла, бросить фирму, не смотреть на другого мужчину… Серьезно? Я так и буду всегда бороться с чужим мнением.

— Он ведь раньше в тебя влюблен был…

— Мииить, — устало говорю я, — это было сто лет назад. Тебе тоже Лиза нравилась в детстве, и что теперь?

— Ты права, просто я подумал…

— Не надо, пожалуйста. Мне хватает Ильи на работе, чтобы еще вне ее о нем разговаривать. Я задолжала ему услугу, и сейчас возвращаю ее.

— Я тебя услышал.

Обижается, но старается виду не подавать. Поправляет очки, длинную челку, достает телефон, капаясь в инстаграме.

Я вздыхаю, постукиваю свободной рукой по губам.

— Прости, я не хотела тебя обидеть.

— Я переживаю за тебя, Саша. Ты привыкла, что папа всегда рядом и берет на себя все заботы…

— Я справлюсь, Мить. Мне тяжело без него, но я не тепличный цветочек.

— Цветочек, — улыбается он, и долго злиться на него не получается.

Когда я оказываюсь дома, то долго стою в коридоре. Мне кажется, здесь еще витает аромат Поддубного, но это только у меня в голове.

Отражение не радует, от усталости четко видны мешки под глазами и морщины, бледные губы.

Могу я в таком виде понравится мужчине? Трезвому?

Да какая вообще разница, зачем я об этом думаю?

Я вдова всего лишь как два месяца. Два месяца нет моего любимого мужа, как мне не стыдно думать о других?

Набираю полную ванну воды, пускаю туда ароматную пену, и залезаю в нее. Дома так тихо, что я всерьез задумываюсь, а не завести ли мне кошку? Чтобы хоть кто-то встречал меня с работы, преданно глядя в глаза.

Чтобы не предавал.

Я зажимаю нос, погружаясь на самое дно, и лежу там, пока не начинает раздирать легкие. Когда в легких не остается воздуха, выныриваю на поверхность, ощущая, что стало легче. Отпустило немного.

Вытираю одну руку от пены, доставая телефон, — полдвенадцатого, пора ложиться спать. Вижу пропущенный с незнакомого номера, пролистываю журнал звонков и натыкаюсь на телефон Ильи.

Завтра расскажу ему о том, что договорилась, пусть шевелится. Хотя, почему завтра?..

Захожу в мессенджер, и отправляю Поддубному сообщение, закусив губу:

«Я договорилась. С тебя сто т.р.»

И пытаюсь сдержать улыбку, представляя его недовольное лицо. Он отвечает тут же:

«Влади, ты охренела? За что?» 

«На лейкопластыри и мазь от синяков»

«Мы не договаривались о бабках», — читаю и хмурюсь. Ну не из своего же кармана мне платить за то, что Поддубный не в состоянии держать себя в узде?

«Но ты и не говорил, что не будешь платить», — отправляю последнее сообщение и вырубаю интернет. По-девчачьи совсем, даже по-детски, я бы сказала, но ощущение, что я обставила его в беседе, приятное.

Ловлю себя на мысли, что переписка с Ильей вызывает приятные эмоции, отдающиеся эхом в животе. То чувство, которое я в последний раз испытывала давным-давно.

Вспоминаю его поцелуй, и приятная ноющая боль между ног нарастает. Рука в воде скользит по коже легко, и даже собственные прикосновения вызывают дрожь. Или это из-за открытой в коридор двери?

Наливаю гель на раскрытую ладонь, и начинаю водить ею по телу. Жидкость прохладная, и соски тут же твердеют, когда я касаюсь их. Намываю себя, позволяя мозгу отключиться, растворяясь в собственных ласках.

Впервые о том, как удовлетворить саму себя, мне рассказала Лиза. Всегда более опытная, знающая, она вечером, перед тем как я пошла в душ, подсказала, как настроить кран, чтобы струя текла на чувствительное место между ног.

— Только маме не говори, — предупредила она, и я решила попробовать. Папа покупал «СПИД-инфо», пряча от нас их в дальнем ящике стола, и когда его не было дома, мы с Лизой читали по очереди все статьи, которые там были, краснея от смущения.

И сейчас я решаю повторить то, чему учила сестра: поворачиваю кран, регулируя напор и температуры воды. Перебрасываю одну ногу через бортик, чтобы удобнее было развести в сторону ноги. Руки в пене скользят, и я не с первого раза нахожу опору, но стоит податься вперед, как упругая струя касается клитора, разбиваясь на тысячи мелких капелек, разлетаясь по нервным окончаниям до самого мозга.

Откидываю голову назад, разводя ноги еще шире, точно перед мужчиной. Оргазм наступает быстро, как всегда от таких ласк — я сотрясаюсь всем телом, протяжно стону и кончаю.

И как я не стараюсь, но все это время в голове крутится вовсе не образ моего мужа.

Рабочий день начинается с прокуратуры.

Сегодня прохладно, и после нескольких недель душной жары я впервые радуюсь облакам. Вокруг все кажется серым: и здание прокуратуры, и асфальт под ногами, и точно такого же цвета — небо. Я жду Смалькова, по привычке барабаня пальцами по губам. На платной парковке почти нет мест, я чудом нахожу одно и вижу, как следом подъезжает Поддубный. 

Чтобы закрыть уголовное дело, нужно заявление о примирении сторон, и поэтому  Илья с утра долбает меня на пару со своим адвокатом. Не знаю, кого из них сегодня ненавижу больше.

Из машины они выходят вдвоем: подтянутый Поддубный и мужчина лет сорока пяти, с таким огромным животом, что даже неудобно его разглядывать. Шарообразная фигура, свободная футболка, которая в плечах шире размера на три. Лицо хмурое, неприятное, - лично я бы к такому за свои деньги не пошла. 

- Без меня никак? – вместо приветствия интересуюсь у подошедших. Вопрос, скорее, риторический: Смальков согласен заключить соглашение о примирении только в моем присутствии. Странная идея, если учесть, что Дуб будет писать расписку о компенсации вреда. 

Александр подходит через две минуты, когда я решаю уже спрятаться от присутствующих в своей машине. Мужчины обсуждают что-то своё, а мне не хочется участвовать в их разговоре.

- Доброе утро.

По лицу Смалькова видно, что нифига оно не доброе, что он мечтает только о том, чтобы закончить все как можно быстрее. Сегодня у нас всех одно и то же желание.

Мы втроём шагаем следом за адвокатом: своей пухлой ладонью он только и успевает пожимать руки, на ходу здороваясь со знакомыми. После стандартной процедуры с паспортами, поднимаемся на третий этаж. В узком коридоре отчётливо пахнет мочой из мужского туалета, и воздуха совсем не хватает. Три колченогих стула, в дальнем углу – старый стол, заваленный ненужными бумагами.