Сколько женщин?..

Кем я была для Кирилла? Мне бы хоть одну зацепку, которая даст поверит, что все эти годы я жила не в выдуманном мире, что он любил меня, хотя бы часть проведенного вместе времени.

А так выходит, что чем больше дней с его смерти, тем больше выясняется — мой муж совершенно другой человек. Чужой, незнакомый, лжец.

Мы останавливаемся внезапно, когда я все еще в своих мыслях. Впереди — офис продаж «Палладиума», рядом — знакомая высотка, которую мы возводим. Решил заехать на стройку, чтобы посмотреть, как идут дела?

Непонимающе оборачиваюсь на Илью.

Он смотрит словно с жалостью, и потихоньку я начинаю догадываться, что мы здесь вовсе не для того, чтобы стройкой любоваться.

— Она… тут работает?

Кивает и выбивает воздух из моих легких.

Набирает номер, смотря на меня, и говорит кому-то:

— Это Илья, я документы подвез. До машины добежишь?

Слышу женский голос и узнаю его. «Алло-Здравствуйте-Я-по-объявлению-Вы-ошиблись».

Когда она выходит из отдела продаж, я замираю. Руки нервно натягивают подол платья на колени, точно я ребенок, который защищается от внешнего мира. Закрой глаза — и ничего не будет, никто не увидит меня, и я не увижу никого.

Девушка идет к нам, улыбаясь, вполне искренне. Волосы собраны в конский хвост, минимум макияжа на лице. Белая рубашка, красная жилетка, платок — униформа «Палладиума».

Меня она еще не замечает, но когда видит, что я сижу с Ильей, чуть останавливается, кивая. Я смотрю на нее, не двигаясь, и Оксана все читает по моему взгляду. Теперь мы обе играем на равных.

Поддубный лениво опускает стекло со своей стороны:

— Садись назад.

Без объяснений, без всего. Дожидается, когда Оксана устроится сзади, а потом оставляет нас вдвоем. Я вижу, как он скрывается в отделе продаж, а назад повернуть голову не могу.

— Привет, Оксана.

— Здравствуйте, Александра Эдуардовна.

Ни страха, ни вызова, — так же ровно ипотечница Оксана, бывший секретарь моего мужа, разговаривает со своими клиентами.

—  Я все знаю.

Набравшись смелости, разворачиваюсь к ней, чтобы заглянуть мерзавке в глаза. Та держится гордо, голову задрала, а мне бы сейчас намотать ее конский хвост на руку, схватить за голову и бить, бить по лобовому стеклу дорого «Мерседеса» Поддубного.

— Что именно?

— Что ты спала с моим мужем, Оксана.

Поджимает губы, отводит глаза.

— Пожалуйста, не надо сейчас истерик, Кирилла этим не вернуть.

— Что? — ее спокойный тон сносит мне крышу напрочь, я наклоняюсь вперед, чтобы быть ближе к лицу девушки. Ее сладкий парфюм наполняет салон, и от него меня тошнит. От него, от всей ситуации в целом. От желания крушить, ломать все на своем пути, сделать Оксане также больно, как они мне с Кириллом. 

Еще чуть-чуть и руки потянутся, чтобы сомкнуться на ее шее, и на секунду я думаю ужасные вещи: смогу удушить ее до того, как сюда прибежит Илья, или не успею и она закричит?

Нет, нет, нет, я не убийца и не истеричка. Но и жертвой быть не хочу, и обманывать себя давать — тоже.

— Я знаю, что мы с Кириллом поступили плохо…

В глазах темнеет от этого «мы». Мы — это я и мой муж,а не Самойлой и его любовница.

— Нет никаких «мы», — отрезаю я, ощущая, как колет в правом боку. Сидеть так неудобно, но я хочу видеть ее глаза, когда любовница мужа рассказывает мне правду. Ту, которую я предпочла бы не знать никогда.

— Он Вас любил. А я его. Так получилось...

— Как именно?

— Ну…

Оксана замолкает, пытаясь подобрать слова. Я вижу, как краснота спускается по ее щекам вниз по шее, как горят алым уши. Теребит нервно телефон, прокручивая его в своих руках, губы кусает. Волнуется, дрянь.

Я так остро ненавижу девушку в этот момент, что могу передать вкус этого чувства: оно ощущается на языке горькой желчью и пахнет ее духами.

— Я помогала ему с документами. Очень редко мы задерживались, и если Вы не забирали его, то Кирилл подвозил меня до дома… Я в него влюбилась почти сразу. Такой красивый… простите… Однажды, когда Вы болели, мы ездили домой вместе неделю… И тогда….

Я надавливаю на веки пальцами, чтобы не видеть ее лица. Такой знакомый сюжет, уже по накатанной. Ничего нового.

— Сколько тебе лет, Оксана?

— Двадцать пять.

— Сколько вы вместе? Когда я болела?

— Три с половиной года назад.

Эта новость оглушает: так вот сколько лет у него была любовница! Три. С половиной. Года…

— Вы все время были вместе?

— Нет… Периодически. В последнее время Кирилл охладел ко мне, и я понимала, что нужно в другой отдел. Мне очень его не хватает, я понимаю Вас…

— Нет, Оксана, — шиплю так злобно, что сама себя боюсь, — ни хуя ты меня не понимаешь! Это не твой муж три с лишним года трахал другую девку у себя на рабочем столе, это не твой мужчина пихал свой член в горло какой-то пиздюшке, которая влезла в наши отношения, решив что ей можно. Можно только потому, что она влюбилась, и этого достаточно. Что тебе в нем нравилось? Деньги? Внешность? Тебя вообще ни капли не смущало, что у него семья есть, а?

Она вжимается в кресло, увеличивая между нами расстояние, но я в таком состоянии, что могу сейчас перелезть назад и сотворить с ней что-то ужасное.

— Я любила его, — так тихо, что я еле слышу ее слова, — я его очень любила.

— Сейчас ты зайдешь в офис, соберешь вещи и уйдешь с этой работы. Куда угодно. Если попадешься мне на глаза хотя бы еще один раз, я сгною тебя, дрянь.

— Саша, — пугается она, протягивая руку вперед и тут же опуская, — мне нельзя без работы. У меня ребенок маленький, я его одна содержу.

Я такой Влади еще никогда не видел.

Даже сквозь автомобильное стекло заметно, как искажено ее лицо, кажущееся сейчас бесцветным.

Блядство.

Меньше всего я хочу участвовать в бабских разборках, причина которых — неверный мужик, которого уже нет в живых.

Открываю заднюю дверь. Все, баста, пусть девка сваливает отсюда, пока Влади не вырвала ей все волосы прямо в моей тачке.

— Выйди.

У обеих по лицу слезы текут, а я злюсь. Связался, блядь, со всеми этими проблемами. И теперь мне Влади жалко. Влади, которая… А, блин, опять об одном и том же.

Оксана стоит, заглядывая мне в лицо — ждет, видимо, пошлю я ее нахер или решу проблемы. А оно мне надо?

— Тебе Саша что сказала?

— Что я уволена… Илья Сергеевич, — я знаю, что дальше будет, потому сурово обрубаю:

— Значит, собирай вещи.

— У меня же ребенок…

Блядь, еще только этого не хватало. Ну, Самойлов, трахарь-террорист, не мог на стороне бабу завести, обязательно надо было шашни на работе мутить. Влади его также соблазнила, хотя, теперь я не уверен, кто кого.

— От Кирилла?

— Нет, — пугается, отступая назад. Выдыхаю с облегчением, будто это — моя проблема. Не моя, но я какого-то хрена лезу во все это с упорством барана.

— Делай, что хочешь, но чтобы на глаза Влади больше не попадалась. Не хер было спать с начальником.

Ну все-таки пришлось стать частью этого спектакля. Из-за, мать ее, Сашки. Раздражение достигает пределов, еще чуть-чуть, и взорвусь. Выдыхаю, прежде чем сесть в машину. За это время Оксана успевает исчезнуть из поля нашего зрения, и только теперь я поворачиваюсь к Влади.

Сидит, вся скукоженная, руками себя обнимает. Заплаканное лицо, глаза покраснели — зрелище так себе. Смотрит в сторону отдела продаж, куда ушла любовница ее мужа, и кажется, что не дышит.

Завожу машину, включаю печку — мерзнет, похоже. А мне не похуй ли?

Видимо, нет.

Молчу, потому что понятия не имею, что ей сказать. Что получила по заслугам? Что Кирилл урод? Или Оксана — причина всех неприятностей?

Пустые слова, за которыми, по факту, ничего не стоит. Не нужны Влади мои сопереживания, мы давно не те друзья, что были раньше.

— У нее есть ребенок, — наконец, произносит она. Позы не меняет, все так же сидит, подтянув колени наверх.