Она прищурилась: в ее глазах было непонимание, но я не собирался пользоваться случаем и целовать ее.

— Приеду завтра. Если что, позвони, и я буду здесь. — Я пошел к двери, и, чувствуя на себе удивленный взгляд Миши, не стерпел и взглянул на нее.

— Я буду ждать тебя, — сказала она и вымученно улыбнулась.

— До завтра, — сказал я и вышел из комнаты, изумляясь еще больше: она будет ждать меня. Что могли означать ее слова?

***

Фредрик ушел, а я все сидела на кровати Мэри и думала.

Почему я не смогла признаться ему? В моем горле словно стоял фильтр, замораживающий слова любви.

«Фредрик не заслуживает такого отношения. Холодного, нервного. Бесчувственного. Он приехал. Он был на кладбище. Он принял все, что я сказала. И так спокойно. Завтра я перееду к нему, — словно в ступоре, размышляла я. — Даже не думала, что Фредрик все поймет и скажет: «Ты переедешь ко мне». Он считает, что это естественно, несмотря на все мои колкости, грубость и столько раз сказанных мною «Я не люблю тебя». И ведь это была неправда!»

Он деликатно оставил меня одну, чтобы я попрощалась с этим домом. С домом Мэри и моим. Но теперь Мэри умерла, и дома тоже не стало.

Найдя в себе силы, я позвонила Гарри и сообщила ему о том, что завтра съеду из дома, но обязалась оплачивать его аренду до лета. Гарри согласился и сказал, что завтра приедет, чтобы разобраться с вещами Мэри, и еще, что я могу взять все, что захочу из ее вещей. Это было очень любезно со стороны Смитов, но я не хотела ничего брать: не могла взять вещи той, о которой они будут постоянно напоминать мне. Пусть лучше вещи Мэри отдадут в приют, где она работала… Приют. Дети. Они не знали о том, что она умерла, и будет лучше, если не узнают.

В этот же день я встретилась с миссис Вильямс — начальницей Мэри. Она была потрясена неожиданной смертью Мэри, так как все в приюте любили ее. Я настойчиво попросила соврать что-нибудь детям. Миссис Вильямс всплакнула и пообещала сказать детям о том, что Мэри повысили, и она уехала в Лондон. А ведь Мэри и вправду была в Лондоне. Но она спала в земле кладбища.

Вернувшись домой, я с удивлением обнаружила там Гарри: он сидел на ступеньках крыльца и ждал меня.

— Извини, что приехал. Но ты так быстро ушла с похорон, что мы не успели поговорить, — поднимаясь на ноги, сказал Гарри. — Я не мог ждать до завтра.

— Прости, но я не хочу разговаривать, — тихо сказала я, не впуская его в дом.

— Я понимаю, но это было ее последней просьбой. Мэри просила…

— Пойдем в ее комнату, — перебила я его.

Я открыла дверь, мы вошли в комнату Мэри и сели на кровать.

— Скажи, она… Она обиделась на меня? — испуганно спросила я, впившись взглядом в его лицо.

— За что? — удивленно спросил он.

— За то, что я не приехала. — Я закрыла глаза ладонью, потому что к ним вновь поднялись слезы.

— Она сказала, что это совсем не важно.

— Но я не могу простить себе! Я приношу людям только горе! — прошептала я и уронила руки на колени.

Гарри, видимо, боялся даже прикоснуться ко мне, поэтому просто сидел, сложив руки на коленях.

— Ты ошибаешься. Мэри сказала, что ты изменила ее жизнь, — тихо сказал Гарри.

— Ты говоришь это, чтобы утешить меня. — Я не могла поверить его словам.

— Я не лгу. Она сказала, что ты наставила ее на светлый путь.

— Это она изменила мою жизнь! Изменила и ушла! Оставила меня! — с горечью прошептала я.

— Она сказала, что у нее не было подруги лучше тебя.

— Правда? — Из моих глаз потекли слезы.

— Да. И она сказала, что… — Гарри тяжело вздохнул, — что болеет за вас с Фредриком, и… Я скажу дословно: «Надеюсь, эта дурочка поймет, что они созданы друг для друга».

— Она всегда была умнее меня. Она видела то, чего не видела я, — тихо сказала я. — Но не будем об этом. Мне больно говорить. И тебе больно.

— Согласен.

— Помнишь, ты проиграл мне желание?

— Ты о замке? — удивился Гарри. — Да, конечно, помню.

— Я хочу, чтобы ее вещи были переданы в приют, где она работала. Я уже сказала ее начальнице, что ее нет. Мэри всегда говорила, что, когда умрет, ее вещи должны послужить добрую службу другим… А я всегда злилась, когда она так говорила.

— Да, знаю: она сказала об этом перед смертью, поэтому я и приехал. А куда ты переезжаешь?

— К Фредрику. Я люблю его, — взглянув на него, просто ответила я. — И, знаешь, тебе нужно поговорить с Эндрю: он очень страдает. Он купил обручальное кольцо и хотел сделать ей предложение. Тебе нужно успокоить его. А я… Со мной мой Фредрик.

Гарри поджал губы и прерывисто задышал, но мне было абсолютно плевать на то, что я задела его чувства ко мне.

— Ты права. Я поговорю с ним, — сказал он, поднимаясь на ноги.

— И, пожалуйста, сделай все завтра. Я хочу попрощаться с Мэри. Одна, — с горечью в душе попросила я.

— Хорошо. Мэри попросила передать тебе это. — Гарри достал из кармана куртки маленькое серебряное кольцо, которое Мэри носила на среднем пальце правой руки, и протянул его мне.

Я надела кольцо на палец, но оно было чересчур велико: мои пальцы были тоньше, чем пальцы Мэри, поэтому я решила надеть его на цепочку и носить на шее.

Гарри попрощался и уехал.

Быстро собрав свои вещи, я всю ночь провела в комнате Мэри. Я прикоснулась к каждой вещице, находящейся в ней, но не взяла ни одной. Не могла. Под утро пошел дождь, и я, уже морально и духовно попрощавшись с Мэри, вышла на крыльцо и села на ступеньки, около двери, скрывшись от дождя под небольшой деревянной крышей. Было еще темно. Облокотившись на двери, я смотрела на дождь, блестевший в свете фонарей, и представляла, что где-то там, на небе, Мэри смотрела на всех нас и улыбалась, видя, что мы исполняем ее предсмертные желания. На мне были джинсы, кеды и пайта, которую подарила мне она. Это было единственной вещью, которую я оставила в память о ней — ведь это был ее подарок.

Когда рассвело, фонари погасли, но дождь продолжал лить как из ведра. Вскоре приехал Фредрик: он вышел из машины и сел на ступеньку, рядом со мной.

— Готова? — глядя на дождь, спросил он.

— Да. Но давай посидим еще немного.

— Конечно.

Я прильнула к Фредрику.

Он положил свою руку на мое плечо.

— Интересная пайта, — сказал он, без тени насмешки.

— Помнишь, я пыталась кое-что сказать тебе? Вчера? — тихо спросила его я.

Вчера, когда Фредрик ушел, я задумалась о том, что произошло. Почему мне было трудно сказать ему о своей любви? Потому что боялась? Боялась, что Фредрик будет контролировать меня и доминировать в наших отношениях? Боялась потерять свободу? Но, когда Гарри передал мне слова Мэри, я точно поняла, что скажу ему. Сегодня же.

Фредрик был во вчерашнем костюме, но с растрепанными волосами. Он надел мой галстук, и это заставило меня улыбнуться: я знала, что Фредрик надел его, чтобы сделать мне приятное. И мне было приятно.

— Ты все-таки надел этот «ужасный галстук», — с улыбкой сказала я. — А я думала, это не произойдет никогда.

— Просто я не ношу один галстук два дня подряд, а другого галстука здесь, в Оксфорде, у меня нет, — тоже улыбнулся он.

— Вот оно что… А я уже размечталась. — Я вздохнула.

Фредрик усмехнулся, но ничего не ответил.

— Знаешь, однажды мы с Мэри смотрели очень странный фильм: там был герой, который любил красивые камни, и он всегда носил их с собой. Я подумала, что похожа на него, но у него была небольшая корзина, а я несу на спине огромный мешок и собираю все камни, которые встречаются на моем пути. У меня есть возможность обойти их, но вместо этого я поднимаю их и кладу в свой мешок. И несу его. Он тянет меня, мешает мне идти, но я не могу его бросить… К чему я это говорю? Не знаю, я хотела сказать тебе совершенно не это. — Я отстранилась от Фредрика и вперила взгляд в его лицо.

Он удивленно приподнял брови.

— Я так мучаю тебя… Отвергаю! — Я глубоко вздохнула, чтобы прогнать волнение. — А ты так долго терпишь все это! Но все это время я боролась сама с собой.