Да, Миша была прелестна, но я не чувствовал к ней никакого влечения: в моих глазах и мыслях она была лишь глупенькой беззащитной девушкой, которую необходимо было направлять на «праведный» путь. Но мне было приятно чувствовать ее ладонь, лежащую в моей, приятно танцевать с ней. Обычная симпатия дружелюбия.

Кем мы были? Друзьями? Нет. Возлюбленными? Точно нет. Знакомыми? Нет, это было что-то большее. Тогда кем?

Ответ на этот вопрос я так и не нашел, но мне было наплевать на то, что я не знал его: наши с Мишей отношения интриговали меня. Меня тянуло к ней, к этой наивной немного истеричке, и я хотел наставлять ее, ведь сама она была не приспособлена к жизни вампира.

Смотря на идущую рядом девушку, я думал о том, хотел ли я, чтобы она что-то чувствовала ко мне? Что-то похожее на любовь? Нет, точно нет. Но, когда Миша рассеянно улыбнулась, я понял, что хочу и хочу безумно, чтобы она чувствовала ко мне не только симпатию. Потому что Миша стала дорога мне. Почему-то очень дорога.

Мы в молчании доехали до ее дома, она пожелала мне спокойной ночи и вышла из машины. Меня вдруг охватил нежелание отпускать ее, однако, зная, что она морально устала, я не желал тревожить ее. Но мне пришлось: Миша забыла в машине свое черное пальто.

Я взял его, вышел из машины и подошел к Мише: она открывала дверь.

— Ты забыла свое пальто, — сказал я.

— Спасибо. — Девушка открыла дверь, забрала пальто и хотела, было, войти в дом, но я, сам не понимая зачем, мягко схватил ее за локоть.

Миша отнеслась к этому совершенно равнодушно.

— Извини за то, что обидел тебя сегодня, — тихо сказал я.

— Ничего страшного. И ты извини за то, что послала тебя. Спокойной ночи, Фредрик. — Миша зашла в дом и закрыла за собой дверь, а я медленно спустился к машине.

— Спокойной ночи, и спасибо за приятный вечер, — сказал я, сел в свой «Мустанг» и уехал в свою холостяцкую берлогу.

Прошедший вечер приятно удивил меня: несмотря на то, что Фредрик довел меня до слез, а Мэри так ловко ускользнула, оставив меня с ним наедине, несмотря на неловкость, царившую в машине Фредрика, и на то, что от него неприятно пахло сигаретами.

Мой мозг был наполнен тысячей мыслей, и я просидела с ними до трех часов утра. В итоге я пришла к выводу, что мы с Фредриком могли бы стать друзьями, потому что большего я не хотела. Когда в мою голову закрадывались мысли о том, что он был приятен и симпатичен мне, я тут же вспоминала о Седрике и его словах о том, что любовь приносит страдания. Страдания! А страдать я не хотела, и мне становилось страшно оттого, что я могла влюбиться в этого холодного Фредрика, поэтому стремилась поставить между нами стену. Я знала: если меня угораздит влюбиться в него, я точно буду несчастна — это будет любовь без взаимности, и тогда я стану похожа на Брэндона Грейсона. Тогда я буду любить Фредрика всю свою бесконечную жизнь без взаимности с его стороны. А потом увижу, как он женится на другой. И главное, что смерти не будет, а значит, не будет выхода из этого тупика. А это — бесконечный кошмар!

Поразмыслив обо всем, я решила, что мы с ним могли быть друзьями и не более: для него я была всего лишь наивной девочкой, которой он хотел помочь влиться в человеческое общество. Вот и прекрасно. Не буду в него влюбляться. Ни за что.

Мэри пришла в четыре часа утра: она тихо открыла дверь, зашла в прихожую, уронила там что-то, тихонько выругалась, а потом увидела меня: я стояла в проеме двери своей комнаты, без зажженного света. Мэри громко вскрикнула, но, присмотревшись ко мне, облегченно вздохнула.

— Ты смерти моей хочешь? Напугала меня до чертиков! — недовольно воскликнула она.

От нее пахло вином, и я поморщилась от этого запаха: казалось, он заполнил собой весь дом.

— Почему ты так поздно? — с упреком спросила я.

Пока Мэри отсутствовала, я совершенно не думала о ней, но теперь была крайне обеспокоена ее состоянием и приходом под самое утро.

— Куда ты пропала с вечеринки? Пропустила много чего интересного! — хихикнула она, безуспешно пытаясь снять с ног свои сапоги.

— Мэри, да ты пьяна! — воскликнула я, подходя к ней.

— Нет, нет, я не пила! Ну, совсем чуть-чуть… Пару бокалов… Ну, три… Ладно, пять! Пять бокалов вкусного красного вина! Но я не пьяная! Ты меня еще в Эдинбурге не видела, когда я училась в школе! — Мэри громко рассмеялась.

— Ну-ка пойдем! — Я решительно сняла с нее сапоги, забросила ее пальто в гардероб, повела Мэри в ванную комнату, раздела ее до нижнего белья, затащила в ванну и окатила подругу мощной струей холодной воды.

— Твою мать, ты что делаешь? — вскрикнула она, пытаясь закрыться от воды руками, но я нещадно угощала ее холодной водой: я часто видела это в фильмах и посчитала, что это могло помочь Мэри быстро протрезветь.

— Замолчи и стой смирно! — прикрикнула я на нее. — От тебя несет как от сотни алкоголиков!

— Ну, все, я поняла, только не кричи! Хватит! Холодно же, Миша! Ну, хватит уже!

Я отключила воду.

Мэри стояла передо мной в одном мокром нижнем белье, с размытым макияжем, и дрожала — это зрелище было таким отталкивающим, что я молча швырнула ей полотенце и ушла в свою комнату.

«Мэри — пьяная! Отвратительно! С чего она вдруг напилась? Пьяные люди — ужасны, безобразны и отвратительны!» — пронеслось в моей голове, и меня охватило чувство омерзения.

Мэри заперлась в своей комнате. Она всхлипывала: видимо, я сильно обидела ее ледяным душем. Но в данный момент мне было плевать на ее чувства: в опьяненном состоянии люди не способны контролировать себя, поэтому все пьяные всегда казались мне гадкими. И мне было жутко неприятно оттого, что Мэри, которую я так яростно защищала перед Фредриком, сейчас была такая же мерзкая, пьяная.

Надев наушники, я включила музыку и легла под одеяло. Когда через два часа я отключила ее, то услышала, что Мэри уснула. Слава Богу, ее не рвало, иначе, я бы сбежала на улицу, несмотря на погоду и темноту.

Утром Мэри долго извинялась передо мной за свое вчерашнее поведение: она сказала, что никогда раньше не пила, и эти пять бокалов просто снесли ей голову. Я напомнила ей о том, что она сказала про школу в Эдинбурге, а она ответила, что хотела оправдаться этой ложью. Пьяный мозг рождает только унизительные оправдания.

Но я простила подруге: все-таки, это было в первый раз. Но в моей душе остался тяжелый осадок, однако я надеялась, что со временем он исчезнет.

Я пошла на лекции, а Мэри осталась дома: как она сказала, у нее было «жуткое похмелье». В колледже все обсуждали вчерашнюю вечеринку: мне пару раз сказали, что я была умопомрачительна, а Элли, которая тоже вчера развлекалась, поставила меня в неловкое положение, спросив о Фредрике, не мой ли он парень. «Нет, — твердо ответила ей я. — Мы просто хорошие друзья».

Когда я вернулась домой, Мэри не было, и пришла она только к вечеру, с пакетами еды, и сказала, что ей уже полегчало. Мы посмотрели какой-то японский фильм о самураях и разошлись по комнатам: я чувствовала, что Мэри словно боялась разговаривать со мной, поэтому весь следующий день мы тоже почти не общались.

В этот день, после пар я, как обычно, пошла к своему велосипеду и в очередной раз обнаружила на нем приглашение принять участие в «Охоте на лисичек». Скомкав бумажку, я хотела, было, выбросить ее в мусорный бак, как вдруг услышала за спиной голос Фредрика. Я вздрогнула от неожиданности и машинально спрятала смятый листок в карман пальто.

— Привет, спешишь? — спросил Фредрик, подходя ко мне.

Сегодня он был одет очень по-английски, во все строгое и темное, и это придавало ему особенно привлекательный вид.

— Привет. — Его появление удивило меня: день был солнечным, а я знала, что в такую ясную погоду взрослые вампиры стараются не появляться на публике.

— У меня к тебе предложение, — сказал Фредрик, словно не обращая внимания на погоду. Если бы на небе не было тучи, что должна была пройти мимо солнца минуты через две, Фредрик выдал бы себя с потрохами.