— Миша, кто это? — спросила эта девушка истеричку.

«Значит, Миша» — довольно подумал я.

Юная вампирша стояла передо мной с таким полным злости лицом, будто ее руки чесались задушить меня.

— Никто. Просто этот оборванец зашел спросить дорогу в центр, — ледяным тоном ответила ей Миша. — Надеюсь, вы все поняли, мистер? Спокойной ночи!

— Нет, кажется, опять забыл. Может, повторите инструкцию еще раз? — Я решил играть по ее же правилам.

Она так просто от меня не отделается.

При моих словах Миша плотно сжала губы и пронзила меня яростным взглядом.

— Давайте я объясню, — вдруг предложила девушка, стоящая за спиной вампирши. — Я здесь родилась и живу всю жизнь. Почти. Значит, вам нужно…

— Нет, Мэри, я сама, а ты можешь наполнить для меня ванну? — настойчиво сказала ей Миша, затем вышла на крыльцо, закрыла дверь прямо перед носом этой Мэри и теперь стояла передо мной без тапочек, в одних носках.

— Ты бы хоть обулась, ради приличия, — спокойно заметил я.

— Послушай, ты! Не знаю, чего ради ты притащился и как узнал, где я живу, но больше никогда не смей приходить сюда! — тихим, дрожащим от волнения голосом, сказала она.

— Кто эта девушка? — настойчиво спросил я, желая выяснить, что происходит за дверью этого дома.

— Не твое дело! — огрызнулась Миша. — И вообще, я же сказала: не смей даже разговаривать со мной, понял? Никогда!

— Да что ты обо мне знаешь, чтобы разговаривать со мной в таком тоне? — возмутился я.

— Ты прав, ничего не знаю! Но моя семья запретила мне общаться с тобой, и, думаю, у них было достаточно причин на этот запрет! Не знаю, что ты натворил, но я не собираюсь с тобой разговаривать!

— Интересно, а что ты делаешь последние две минуты? — усмехнулся я: она была просто смешна в своей истерике. — И сколько же тебе лет, раз ты до сих пор слушаешься родителей?

— Не твое собачье дело! — вновь отчеканила Миша, повысив голос, видимо, я здорово зацепил ее вопросом о возрасте: она кипела от гнева.

— Ладно, угомонись уже. Не люблю иметь дела с истеричками, — устало вздохнул я.

— Сам ты истеричка!

— Если бы ты умела нормально разговаривать и не стала бы орать, то я отдал бы тебе вот это, — я протянул Мише ее конверт, — и мы бы разошлись.

Девица удивленно и недоверчиво посмотрела на конверт, но забрала его, а затем взглянула на меня с такой злостью в глазах, что я понял: Миша поняла, что я слегка полюбопытствовал.

— Ты читал его!

— Не отрицаю, — улыбнулся я, забавляясь ее реакцией.

— Да как ты… У меня просто нет слов! — возмутилась девушка, сотрясая конвертом перед моим лицом. — Ну и нахал! Все! С меня хватит!

Она зашла в дом, захлопнула за собой дверь и заперла замок на два щелчка.

— Очень по-взрослому! — тихо рассмеялся я, зная, что Миша прекрасно меня слышала.

— Пошел вон! — так же тихо ответила она.

— До встречи, истеричка, — сказал я, садясь в машину.

— Иди к черту! — последовал ее возмущенный ответ.

«А не так она беззащитна, как кажется с первого взгляда, — с улыбкой подумал я. — Мы еще встретимся, Миша. Хоть это и бессмысленно».

Теперь я окончательно убедился в том, что по внешности она была очень похожа на свою сестру, но в то же время была другой — настоящей, немного наивной, еще не умеющей находить нужные слова и аргументы: даже ругательства из ее уст были совсем необидными. Должно быть, девушка насмотрелась фильмов, и все ругательства взяла из них.

Когда Миша открыла дверь, я сразу заметил, что она держала левое плечо немного выше правого: почти незаметно, всего на пару миллиметров.

Но что делала в ее доме смертная? Кто она? Гостья? Или, что еще хуже, соседка? Что за каприз? Миша не должна сближаться с людьми, тем более, не должна делить с ними жилплощадь. Какая-то ерунда, нужно будет разобраться в этом. Хотя, зачем? Ну, напоминает она мне Марию, ну, живет с этой смертной, мне то что? Пусть себе живет, учится, развлекается. В конце концов, у нее есть куча родственников, которые должны опекать ее. Интересно, сколько ей, все-таки, лет? И как она питается: до сих пор пьет донорскую кровь или уже охотится?

Но, раз Миша не хотела со мной общаться, нет, не то — раз ей это запретили, значит, она ничего не знала обо мне и Марии — это было очевидно: она злилась на меня из-за мелких пустяков, а не за то, что я «сотворил» с ее сестрой.

«Если эта девица не желает видеть меня, зачем мне видеть ее? Но вдруг она попросит моей помощи? Кто? Она? Эта недотрога? Да она скорее съест собственную голову, чем соизволит это сделать. Отлично, пусть живет, как хочет. Но раз я сломал ее велосипед, то я его и починю» — думал я, направляя свой «Мустанг» на Эбингтон-роуд.

— Что случилось? Ты просто огнем дышишь! Кто это был? — спросила Мэри, едва я вошла на кухню после того, как выгнала этого невежду Харальдсона.

«Невоспитанный грубиян! Любитель читать чужие письма и сбивать на дороге девушек! Как хорошо, что Мария предупредила меня о нем, иначе, кто знает, может, я могла бы обмануться внешностью и действиями этого наглеца, и принять его за нормального вампира, который даже мог бы что-то мне посоветовать!» — со злостью думала я.

— Это был тот тип, который сбил меня и помял твой велосипед! — ответила я Мэри. — А еще мои родители запретили мне с ним общаться, сказали: «ни слова, ни полслова».

«Зачем я рассказываю ей о таких личных вещах?» — вдруг пронеслось у меня в голове, но в душе мне очень хотелось поговорить с Мэри о том, каким гадом был этот Харальдсон. Я хотела облить его грязью от его шикарной шевелюры до подошв его ботинок.

— А он симпатичный, я бы даже сказала, очень красивый, но его белая кожа портит все впечатление… — Мэри осеклась, потому что я тут же кинула на нее строгий взгляд. — Я приготовила тебе ванну, как ты просила.

Да, он был красив, но не красивее моих братьев: мне всегда нравились блондины, а его очень бледная кожа, темные волосы и яркие почти синие глаза делали его облик холодным и отчужденным как айсберг. Такой себе — настоящий викинг, идеальный представитель нордического типа. Ха! А Мэри посчитала его красивым, но не очень!

— Что-то я не понимаю: твои родители запретили тебе с ним общаться… А каковы причины?

— Не знаю. Понятия не имею! — честно ответила я.

— Тогда почему ты считаешь его негодяем? Ты же абсолютно ничего о нем не знаешь, я права? — спросила Мэри.

Ее слова сконфузили меня своей правотой: я не знала, кто и что он, моя семья ничего о нем не рассказала, а я уже заведомо настроила себя против него. Хотя, нет, я точно знала, что он сбил меня и помял мой велосипед. И даже не извинился!

— Думаешь, мое мнение ошибочно? — спросила я: мысли Мэри были на удивление трезвыми и ломали мое предубеждение против этого вампира, но я всеми фибрами души цеплялась за свои убеждения. Я хотела за них цепляться, потому что мне было легче думать, что виноват был он, а не я.

— Вы хоть раз общались? — спросила Мэри.

— Нет, — тихо ответила я.

— Ну, смотри, что получается: вы ничего друг о друге не знаете и никогда не общались, но твои родители сказали игнорировать его… А они сказали, почему ты должна так поступать? Они сказали, плохой он или, может, хулиган?

— Нет, ничего подобного. Мне вообще ничего не объяснили, а просто категорически запретили. Но неужели для этого мало причин? Ведь не обязательно, что все, с кем нам запрещают общаться, должны быть хулиганами! — возразила я.

«Но она права: откуда я знаю, что он — негодяй? Может, он вообще не делал ничего плохого. Да, он сбил меня, но и тут нужно быть объективной: это я была виновата в аварии — сама не захотела ехать по велосипедной дорожке. А когда он пришел сегодня, я сразу на него накричала и начала обвинять. Зачем? Почему? Потому что узнала, что он — именно тот вампир, с которым мне запретили даже разговаривать? — задумалась я. — Как это странно и глупо! И ведь он имел право подумать, что я — истеричка, как Седрик тогда… Нет, не нужно оправдывать его: он прочитал мое письмо! Просто открыл чужой конверт, на котором черным по белому написано мое имя, и прочитал его. Он не смел этого делать! Это не его личная вещь, а моя!»