Фредрик молчал и пристально смотрел на меня, словно не верил моим словам.

— И я… Я хотела сказать тебе это вчера, но вместо этого сказала чушь. Я люблю тебя, Фредрик! Мой ледяной принц. Уже давно, с тех пор, как ты переехал в Лондон. Но тогда я не понимала этого и вела себя как дура.

Фредрик опустил взгляд на ступеньку и усмехнулся.

Его реакция на мое признание пронзила мое сознание ядовитой стрелой.

— Ты не веришь? — прошептала я, угнетенная его усмешкой.

— Я просто шокирован, — ответил он, вновь впившись взглядом в мое лицо. — Я уже смирился с тем, что люблю безответно.

— Тебе не нужна… Не нужна моя любовь? — вырвалось у меня. Мне стало безумно горько и обидно.

— Нужна. Ты же знаешь. Прости, я просто… — Он тяжело вздохнул, но затем на его лице появилась легкая усмешка. — Я просто так счастлив, что не знаю, как реагировать.

«Счастлив? Что-то не видно!» — с обидой подумала я, но его лицо вдруг осветила такая счастливая улыбка, что я поверила: ведь он — швед, и в нем совсем мало эмоций. Так чего я ждала от него? Взрыва?

— Миша, это просто невероятно! — тихо сказал Фредрик и протянул ко мне руку, но я стремительно отодвинулась от него.

— Нет, это еще не все! Я боялась любить тебя и сейчас боюсь! Ты намного старше меня, и я чувствую себя такой маленькой, несмышленой, испуганной и растерянной! Я думала, что ты отказался от меня, решил больше не связываться со мной, что ты решил, будто я плохая, нервная и не могу контролировать свои эмоции. — Я стала задыхаться. — Но ты должен понять… Я — полячка, славянка! Эмоции у меня в крови. Когда ты сидишь на концерте или смотришь фильм, ты просто думаешь: «Да, это прекрасно!», а я переживаю все внутри себя, будто все это обо мне! И внутри меня, в легких так жжет, словно там идет дождь… А потом все взрывается… И я не могу унять в себе дрожь, как сейчас…

Фредрик схватил меня за руку, усадил к себе на колени и обнял, отчего у меня прервалось дыхание.

— Тебе и не нужно этого делать, потому что это сделаю я, — тихо сказал он и поцеловал мои ладони. — Мое солнышко, мое маленькое истеричное солнышко.

— Я не… — попыталась возмутиться я. — Ну, ладно, согласна… Но только немного.

Я все еще дрожала от охвативших меня эмоций, но объятия Фредрика успокаивали меня. И теперь мы сидели так же, как тогда, когда он так неожиданно признался мне в любви.

— А ты сказал мне, что любишь меня только один раз… Или два… Или три. Но мне этого мало, — сказала я.

Я смотрела прямо в его прекрасные холодные глаза, а Фредрик всматривался в мои, и его лицо было очень серьезным.

— Никогда не верь словам, верь только поступкам, — чуть нахмурившись, сказал он.

— Иногда мне кажется, что ты вообще никого не любишь! — вырвалось у меня.

— Я люблю много чего, но мало кого. И ты как раз относишься к этим немногим.

— Как романтично, — усмехнулась я. — Но ведь теперь все будет по-другому?

— Конечно, мой мир изменился, — ответил Фредрик, и его глаза блеснули теплым сиянием.

***

— Я не об этом. Кто мы теперь? — спросила Миша, нахмурив брови. — В смысле, теперь мы вместе, да?

Сказать, что я был ошарашен и счастлив, значит, не сказать ничего. Это было венцом моих мечтаний. Даже больше. Я даже не мечтал о том, что Миша полюбит меня… А оказалось, она любила меня уже достаточно долго! Моя душа воспарила прямо в небо.

— Кто мы теперь? — переспросил я, умиленный ее глупым вопросом. — Влюбленные, ведь мы любим друг друга. Значит, тогда, в ресторане, ты ревновала?

— Да, очень… Та рыжая просто бесила меня. — Миша легонько стукнула меня по плечу.

— Знаешь, сначала у меня возникли такие подозрения, но потом я решил, что тебе было банально неприятно сидеть в одном ресторане со мной, — признался я.

— Дурачок! Я не могла видеть тебя с ней и сбежала. Кстати… Она приглашала тебя поехать к ней. Ты поехал? — Она прищурила глаза.

«Какая она ревнивая!» — с усмешкой подумал я.

— Ты просто прелесть. — Я тихо рассмеялся. — Конечно, нет!

— Но ты сказал ей…

— Я согласился на ее предложение, чтобы позлить тебя.

— Зачем?

— Потому что тоже ревновал тебя.

— К кому!

— К брату Мэри.

— Что? — Миша весело рассмеялась и положила свои пальцы на мои щеки. — Нашел к кому ревновать! А вот ты! Вчера ты тоже был с женщиной, в своем офисе. И я ушла.

— Ревновала? — весело спросил я.

— Нет, но мне стало очень больно, и я чуть не расплакалась, — прошептала Миша и закрыла лицо ладонями.

— Это всего лишь моя работа, — мягко объяснил я.

— Но мне неприятно видеть тебя с другими женщинами! Даже со смертными! — пробубнила Миша в ладони, а затем отвела их от лица и стала теребить мой галстук. — И, знаешь, Мэри знала, что мы будем вместе. Она верила в это до конца… Почему она умерла? Как она могла оставить меня? — прошептала она и прижалась ко мне.

Я обнял ее.

— Мэри не оставила тебя. Она всегда рядом. И я всегда буду рядом. — Я поцеловал ее макушку.

— Завтра… Нет, уже сегодня приедет Гарри. Он отдаст ее вещи в приют, — сказала она мне на ухо. — Мне так больно, Фредрик! Когда Гарри сказал мне о том, что ее больше нет, и даже на похоронах, я ничего не чувствовала. А сейчас мне так больно!

— Со временем эта рана заживет, — тихо сказал я.

— Надеюсь… Я люблю тебя и вчера целовала тебя не из-за благодарности. Вот еще придумал!

— Я тоже люблю тебя, мое истеричное солнышко, — сказал я, наслаждаясь ее словами.

— А сейчас ты должен поцеловать меня, — вдруг мягко сказала Миша, отстраняясь.

— Уверена? — пошутил я, удивляясь ее смелости.

— Так всегда делают в фильмах, — серьезно ответила она.

— Фильмы снимают для глупых смертных, — сказал я, недовольный тем, что Миша была так зависима от человеческой кинопродукции.

— Значит, я тоже глупая.

Это было сказано таким искренним и серьезным тоном, что я невольно улыбнулся и поцеловал Мишу прямо в губы.

Миша совсем не умела целоваться, хоть и пыталась отвечать на мои поцелуи. Но ее неловкие попытки приводили меня в восторг, восхищение и трепет. Это были лучшие поцелуи в моей жизни. Лучшие и долгожданные, ведь это были поцелуи Миши, которую я любил, и которая любила меня.

— Ты прелестно целуешься, — искренне похвалил я Мишу, когда мы прервали свое прекрасное занятие.

— Ну, прости, у меня не было ста восьмидесяти восьми лет, чтобы потренироваться! — обиженно буркнула она.

— О чем ты? Это было восхитительно, — подбодрил ее я. И я не лгал. — Тебе нравится, когда я целую тебя?

— Пожалуйста, не спрашивай меня об этом… Это так… — Миша вдруг сильно смутилась.

— Непривычно? — подсказал я.

— Непонятно. И ты непонятный!

— Ты говоришь это уже в сотый раз, — усмехнулся я, взяв ее ладони в свои.

— И ты еще не раз это услышишь. — Миша ослепительно улыбнулась. Ее улыбка сияла неподдельным счастьем. — Боже, неужели я это сказала?

— Что сказала?

— Призналась тебе. Я ведь собиралась всю жизнь молчать о своих чувствах.

— Я безумно счастлив, что ты передумала. И, клянусь, ты никогда не пожалеешь об этом.

— Ты убрался в своем доме? — спросила Миша.

Как это было на нее похоже — задавать вопросы не по теме.

— Да, но мебель привезут только к обеду, — ответил я.

— А холодильник?

— Зачем нам холодильник?

— А где я буду хранить пакеты с кровью?

***

Фредрик посмотрел на меня, как на безумную.

— Мы будем охотиться, — сказал он очень серьезным тоном.

— Но я не хочу… Я не готова, — призналась я: меня пугала даже мысль об убийстве.

— Тебе нужно учиться, — настойчиво сказал Фредрик.

— Не дави на меня! — Я нахмурилась. — Думаешь, это так легко? Ты же знаешь, что я люблю людей!