— Фух… Как же ты меня напугал! — с облегчением воскликнула я. — Мне уже выделили университетскую квартиру.

— Тебе одной целую квартиру? Ты в ней не потеряешься? — шутливо спросил Мсцислав.

— Я не знаю, как это делается… И вообще, ты уже там учился, вот и рассказал бы мне! — парировала я на его шутку.

— Я-то рад тебе рассказать, но, думаю, Мария или Маришка дадут тебе более дельные советы.

Вечером, сидя в своей светлой уютной комнате, я до сих пор не могла поверить в то, что добилась своего: я улечу в Англию! Улечу из Польши! Улечу от семьи! А там будет новая, взрослая, самостоятельная жизнь!

«Спасибо тебе, Седрик. Ты помог мне стать собой» — с благодарностью подумала я, вдруг вспомнив о нем.

В этот же вечер я позвонила Маришке в Прагу, чтобы поделиться с ней своими радостными новостями, но, вместо того, чтобы поздравить меня, она стала решительно настаивать на том, чтобы я отказалась от этого «безумия». Ее голос взволновал меня: в нем чувствовалась горечь и какой-то трагизм.

— Маришка, что с твоим голосом? — спросила я, решив, что ее сопротивление моей поездке было как-то связано с печалью в ее красивом голосе.

— Дело в том, что… Хотя, думаю, тебе не стоит знать о чужих проблемах, — ответила она.

— Что-то с Маркусом? — предположила я. — Неужели все так серьезно?

Я абсолютно не разбиралась в любовных отношениях, но знала о них из книг и кино.

— Нет, нет! У нас с Маркусом все хорошо. Проблема не в наших отношениях.

— Тогда в чем?

— Я потом тебе позвоню. Завтра… Нет, на следующей неделе, но пообещай, что ты никуда не полетишь!

— Я уже все решила и, если честно, не думала, что ты будешь против! Даже Мартин согласился! — недовольно сказала я.

— Миша! — Маришка тяжело вздохнула. — Путь, который ты избрала, — страшен и труден. К тому же никто из семьи даже и не думает полететь с тобой! Ты думаешь, так легко жить одной в человеческом обществе и успешно скрываться? Ты не справишься!

— Между прочим, брат твоего мужа считает иначе!

— Седрик? Что он сказал тебе? — В голосе Маришки прозвучала тревога.

Я удивилась поспешности, с которой она произнесла эти слова.

— Он сказал, что я все смогу, — коротко ответила я: интуиция подсказывала мне, что не стоило много болтать о Седрике, и я пожалела о том, что вплела его в наш с сестрой разговор.

Теперь она отчитает его по полной программе!

— Седрик! Нашла, кого слушать! — жестко отрезала Маришка, явно разозлившись.

— Не понимаю, на что ты сердишься? — удивилась я, чувствуя раздражение от этого разговора.

— Вот именно, что не понимаешь! Все, на сегодня нравоучений хватит. А сейчас я позвоню родителям и скажу, чтобы они никуда тебя не отпускали! С ума они там сошли, что ли?

— Ты не посмеешь! — вскрикнула я, но она уже бросила трубку.

Отбросив смартфон на кровать, я вскочила с кровати и побежала в комнату родителей, чтобы хоть каким-нибудь образом не дать им передумать насчет моего поступления.

«Ну, Маришка! Это невообразимо! Моя родная сестра хочет подложить мне такую свинью!» — с обидой думала я, стуча в комнату родителей.

Но ответа не было. Я прислушалась: нигде в доме не были слышны их голоса. Значит, они куда-то уехали.

«Что же делать? Ведь Маришка все разрушит!» — с отчаянием подумала я.

Я вернулась в свою комнату, села на кровать, обняла свои колени и была готова плакать от обиды на сестру: я была очень расстроена, потеряна, не знала, что теперь делать. Мне было невыносимо горько от собственной участи быть вечно привязанной к родительскому дому, как каторжник к камню, не позволяющему ему сбежать. Вся моя радость была убита всего лишь одним звонком. И кому? Моей любимой сестре!

Но, как только с моих глаз скатились первые слезы, я поспешила стереть их и взять себя в руки, чтобы никто из братьев или Мария не прибежали утешать меня.

Вот, в чем неудобство быть вампиром: находясь среди сородичей и родных, невозможно было чувствовать себя свободной, ведь они слышали каждое мое слово, каждый вздох, даже шепот. И это было еще одной из причин моего желания уехать из дома: я мечтала просто сесть в своей комнате или закрыться в туалете и тихо поплакать. В родном доме я не могла позволить себе эту роскошь, ведь была как на ладони.

Я снова набрала номер Маришки, молясь, чтобы она взяла трубку.

— Да, Миша? Что-то случилось? — услышала я ее голос.

— Да, случилось! Я прошу, умоляю тебя! Не звони родителям! — отчаянно взмолилась я.

— А, ты об этом… Хорошо, что ты позвонила еще раз: хочу тебя обрадовать — наш разговор услышал Маркус и уговорил меня не лезть в твою жизнь, чтобы не случилось, как… — Тут она громко прочистила горло, явно что-то не договаривая.

— Твоя привычка не договаривать все до конца немного раздражает, — сказала я, заинтригованная ее словами.

— Да так, ерунда. Я хотела сказать, чтобы ты сама куда-нибудь не сбежала. Только прошу, будь осторожной и ни в коем случае не соприкасайся с людьми, никогда, помимо учебы. Не заводи себе друзей-смертных, и вообще, не общайся с ними, потому что смертные — самое настоящее зло.

«Интересно, почему Маришка так невзлюбила людей?» — удивилась я, ведь раньше она говорила, что люди — это пища, но никак не зло.

— В таком случае, тоже могу тебя успокоить: я и не собираюсь этого делать! С тех пор, как… — я чуть было не сказала: «Седрик посоветовал мне», но вовремя исправилась, — как Мартин рассказал мне о том случае в Чикаго, у меня нет ни малейшего желания с ними общаться. И я готова к тому, что меня будут считать заносчивой дурой или занудой.

Маришка рассмеялась.

— Если хочешь, чтобы с тобой точно никто не общался, будь истеричкой: к занудам тянутся такие же зануды, а истерички ненавидят себе подобных, — сказала она.

С моей души словно свалился огромный камень. И я так растрогалась, что приложила правую руку к грудной клетке. Конечно, это плохая привычка — так прямо высказывать свои эмоции, но я ничего не могла с этим поделать, поэтому рука сама собой ложилась на грудную клетку, когда я чувствовала нежность, видела прелестных животных, смотрела цепляющие за души фильмы или слушала такую же музыку.

— Что ж, роль истерички мне всегда хорошо удавалась, — усмехнулась я. — Не беспокойся обо мне, я знаю, что делаю. Передай от меня привет Седрику и скажи ему, что я поступила в Оксфорд!

Маришка ничего не ответила.

— Эй, ты еще там? — спросила я, не слыша ее ответа в течение минуты.

— Да, да. Просто задумалась. Хорошо, поезжай в свою Англию, но смотри мне! И учись хорошо!

— Ну, этого я пообещать не могу, ведь это — первый университет в моей жизни, — сказала я. — Но я постараюсь!

— И звони мне почаще! А сейчас извини, но меня ждет неотложная бумажная морока.

— Тогда не буду тебе мешать. И спасибо за понимание.

— Только прошу тебя, Миша, не сделай так, чтобы потом мы все пожалели об этом.

— Ты не пожалеешь. И никто не пожалеет. А когда у меня будет свободное время, я прилечу к тебе в Прагу.

— Хорошо, мы еще поговорим об этом. Пока!

— Пока! И Седрику от меня привет!

Я отключилась и быстро побежала в комнату Марии, чтобы попросить ее рассказать мне о своей жизни и учебе в Оксфорде.

Мир снова обрел краски, и я уже мечтала о том, как заеду в свою университетскую квартиру и познакомлюсь со своими соседками. Конечно, я не наврала насчет того, что не буду общаться (ну, постараюсь) с людьми, но ведь соседки — это совсем другое дело! Нельзя спокойно жить в одной квартире и не разговаривать и даже не здороваться с ними!

А вещи? Какие вещи мне нужно с собой взять, чтобы жить в этом женском муравейнике? Я плохо знала о том, что такое «университетская квартира» и как она функционирует: мои знания об этом были почерпнуты из молодежных фильмов и сериалов. Какую одежду носят в Оксфорде? Как студенты добираются до университета? Нужна ли там машина или можно будет обойтись велосипедом? Все эти вопросы занимали меня, доставляя мне моральное удовольствие и трепет: ведь это будет абсолютно другая жизнь!