Миша и Гарри сели в «Джип», и он стал отдаляться.

В порыве злости я накинул пальто на голову, побежал к своему «Мустангу», юркнул внутрь, завел мотор и последовал за серым «Джипом»: к счастью, он все еще находился в поле моего зрения.

Осторожно следуя за машиной Гарри, я увидел, что она свернула на кладбище Кенсал-Грин. Там «Джип» остановился, а затем Миша и Гарри вышли из машины. В руках у Смита было четыре красных розы. Он был охвачен горем — это сразу бросилось мне в глаза. Миша больше не оборачивалась ко мне, и я видел только ее прекрасные, длинные волосы, сияющие, как золото на солнце. Они ушли вглубь кладбища. Припарковал свой «Мустанг» в тени деревьев, далеко от автомобиля Смита, я пошел за Мишей. Могилу для Мэри вырыли на Католическом кладбище Святой Мэри. Символично. Я спрятался в тени дерева и наблюдал за происходящим. Я думал, что Миша будет плакать, но она была совершенно спокойна. Она неотрывно смотрела на Мэри, лежащую в гробу. Пастор читал что-то из Библии, все всхлипывали и плакали, но Миша молчала. Это удивило меня: она всегда была эмоциональной, а сейчас ее словно подменили. Но потом она подошла к гробу и заговорила с Мэри, как с живой, так трогательно, словно Мэри была жива и все понимала. Мне было больно слышать, как Миша уговаривала мертвую подругу встать и пойти с ней, а когда она поняла, что этого не случится, я подумал, какая боль охватила ее нервное существо! Миша попрощалась с Мэри, как будто не навсегда, а до момента, когда Мэри все-таки проснется: «Спокойной ночи».

«Она ни разу не сталкивалась со смертью, но сейчас увидела ее. И в таком юном возрасте. Черт, и зачем я позволил ей сдружиться с Мэри? Нужно было отвратить ее от этой дружбы. Будь я более настойчив, она не страдала бы от смерти. Смерти человека» — думал я, наблюдая за возлюбленной.

Миша поднялась с земли и, не отряхнув от грязи платье, пошла к выходу из кладбища. Стоящие у могилы Мэри люди с удивлением смотрели ей вслед, но Миша словно спала и ходила во сне. Ее глаза были открыты, но она словно не видела, не понимала, что происходило, и где она находилась.

Я поспешил за Мишей, желая перехватить ее, обнять и утешить, но она шла так быстро, что мне не удалось догнать ее. Она пошла по залитой солнцем дороге в город. Пешком. Я медленно следовал за ней на машине. Миша была так далека от реальности, что не замечала за собой слежки. Она пришла на автобусную станцию и села в автобус. Когда автобус тронулся, я поехал за ним, но, черт, совершенно не вовремя в моей машине стал заканчиваться бензин, и я выругался себе под нос: мне пришлось остановиться на ближайшей заправке и потерять целых десять минут. Из-за этого я потерял автобус из виду, но точно знал, что Миша не могла пойти никуда, кроме как домой. Подъехав к ее дому, я вышел из машины, поднялся к двери, без стука открыл ее и зашел в дом.

Миша была к комнате Мэри: она сидела на кровати и плакала. Я подошел к ней, но она не подняла на меня взгляда. Опустившись рядом с ней на одно колено, я взял ее ладони в свои, и, вздрогнув, она удивленно взглянула на меня.

Мы молча смотрели друг на друга. Но вдруг Миша тяжело вздохнула, положила голову на мое плечо и обвила мою шею своими руками. Я не ожидал этого и был потрясен: она так доверчиво прильнула ко мне! С благоговением я обнял ее и, воспользовавшись случаем, поцеловал ее волосы. Миша тяжело дышала, но вдруг подняла голову, оставив руки на моей шее, и ее лицо превратилась в гримасу, которая появлялась тогда, когда она собиралась плакать.

— Фредрик! Я!.. Я! — неожиданно воскликнула она.

Он всматривался в мое лицо и даже наклонил ко мне голову.

— Я! Фредрик, я… — В моем горле стоял большой ком.

Мне хотелось сказать: «Я люблю тебя!», хотелось закричать об этом! Он был здесь, со мной!

Фредрик схватил мое лицо в свои ладони, а я положила свои пальцы на его пальцы и сжала их.

— Что, Миша? Что? — настойчивым тоном спросил он.

— Я… Я…

«Не могу… Не могу сказать ему это!» — пронеслось у меня в голове, и я разозлилась от осознания собственной трусости.

— Что ты хочешь сказать?

— Фредрик, я… Я дура! — воскликнула я.

Фредрик нахмурился: наверно, догадался о том, что я хотела сказать. Нет, не догадался — он надеялся, а я обманула его надежды!

— Зачем я нужна тебе? Ты ведь здесь из-за жалости? — вырвалось у меня.

— Нет, Миша, жалости я к тебе не испытываю, — тихо сказал Фредрик, не отнимая свои ладони от моего лица.

— Ну, да! Ты ведь айсберг! — прошептала я.

«Он не испытывает жалости! Да и зачем! Ведь ничего не случилось, всего-то умерла Мэри!» — со злостью подумала я и отбросила его ладони от своего лица.

— Можешь говорить что угодно, я все равно не уйду. Я люблю тебя, но повторять это тысячу раз не буду, — немного жестко сказал он.

***

— Не надо! Это глупо! Мерзко с твоей стороны — любить истеричку! — тихо сказала Миша.

Когда она попыталась что-то сказать мне, мое сердце переполняла надежда. Но все оказалось намного банальней: она вновь стала уговаривать меня не любить ее. Я был разочарован, и вместо счастья мое сердце заполнила горечь.

— Я сам разберусь с этим, — холодно ответил я на ее реплику.

— Глупец!

— Я не собирался в тебя влюбляться, но это произошло, нравится тебе или нет. И извиняться я не намерен.

— Но ты всегда говорил, что я почти ребенок! — горячо прошептала Миша.

— Но ты не ребенок, а просто глупенькая девушка. Ты есть, и это главное, а всему остальному я тебя научу.

— А с чего ты взял, что я хочу у тебя чему-то учиться? Лучше перестань любить меня!

— Ты ничего не изменишь. И я тоже, — сдержано сказал я.

— Я не люблю тебя! И, может… Нет, я надеюсь, что никогда не полюблю ни тебя, ни кого-либо другого! Любовь — это только боль! Седрик, Брэндон, Эндрю! Они страдают! А Эндрю больше всех! Мэри умерла, а он страдает из-за нее!

— Но мы никогда не будем страдать из-за смерти, ведь те, кого мы любим, не умрут никогда.

— Да? — Миша вдруг истерически рассмеялась. — Тогда почему я чувствую себя такой опустошенной? Мэри умерла! И я похоронила вместе с ней свою жизнь!

— Все это я уже слышал.

Она широко распахнула глаза.

— Где ты это слышал?

— Был на кладбище, — коротко ответил я.

— Зачем? Ты ведь не любил ее! — с упреком сказала Миша.

— Я пришел ни к ней, а за тобой. Я понял, что произошло, и не оставлю тебя одну, — сказал я нетерпящим возражений тоном.

Миша положила ладони на мои плечи.

— Ты не уедешь? — робко спросила она.

— В этот раз я не уеду, даже если ты прогонишь меня, — настойчиво сказал я, сжимая ее ладони.

— Не уезжай. Теперь я одна. Совсем одна, Фредрик. И этот дом… Он ненавистен мне, понимаешь?

— Ты переедешь ко мне, — сказал я.

Я не ослышался? Конечно, Миша хотела, чтобы мы были всего лишь друзьями, но я был готов даже на это, только бы быть рядом с ней.

— Да… Да! — Она расплакалась и положила голову на мое плечо.

— Только не сегодня. Мне нужно… Я должна попрощаться с Мэри, — пролепетала Миша. — Я не могу просто взять и уехать… Тем более, у тебя там беспорядок.

— Я понимаю, поэтому поеду домой убираться, а ты будешь здесь, и завтра утром я приеду за тобой, — сказал я, однако, боясь, что она откажется от моего предложения.

— Хорошо.

Она так легко согласилась! Даже не стала спорить, как обычно это делала, а просто сказала: «Хорошо».

Я осторожно отстранился от Миши, но вдруг она потянулась ко мне, обвила руками мою шею и стала целовать меня. В губы. Легкими неловкими поцелуями.

«Но ведь она целует меня из благодарности. Она не в себе, и потом будет стыдиться своих поцелуев» — с болью подумал я, отвернулся от Миши и отстранил от себя ее руки.

— Нет, Миша, мне не нужны поцелуи благодарности, — мягко сказал я, чтобы не ранить ее.