Миша печально улыбнулась.

— К сожалению, я никогда не смогу исполнить свое главное желание, — сказала она. — Когда-нибудь я влюблюсь, и вся моя жизнь пойдет коту под хвост.

В эти минуты мне отчаянно захотелось закурить, но я вспомнил о том, что бросил и что сигарет у меня с собой не было. Тем более, рядом была Миша.

— Что? — вдруг услышал я голос Миши, прервавший эти размышления.

— Ничего, просто захотелось курить. — Я пожал плечами.

— Так кури, но где-нибудь в другом месте.

— Я бросил, — усмехнулся я.

Она удивленно приподняла брови.

— Бросил? Ха! Только не говори, что из-за меня!

Я спокойно взглянул на Мишу, молча подтверждая ее предположение. Ее брови тут же поползли вверх.

— Из-за меня? Нашел, кого винить! Я не просила тебя об этом! Кури сколько влезет! — с язвительным смехом сказала она. — А я-то думала, почему от тебя перестало нести сигаретами!

И это я еще промолчал о том, что полностью обновил свой гардероб.

— Не просила, но попросила бы в будущем, маленькая язва. Я знал это, а общение с тобой мне дороже сигарет, — отозвался я.

— Уж не влюбился ли ты в меня? — вдруг спросила Миша, и в ее голосе прозвучала тревога, смешанная с насмешкой.

«Вот и отличное время для признания. Прекрасно, что она сама задела эту тему. Но как она перепугалась!» — решительно подумал я.

Но сперва мне нужно было подготовить Мишу к ошеломляюще-неприятной для нее новости, поэтому пока не стал открываться ей.

— Не знаю. Я не знаю, как это, — тихо ответил я.

— Правильно, не нужно в меня влюбляться — я неподходящий объект для любви. У меня черствое сердце. — Миша улыбнулась, но я видел, что это была вымученная улыбка, и что Миша понимала, что говорила, а я понимал смысл ее слов. — Ой, кажется, сейчас выглянет солнце, — с тревогой сказала она, посмотрев на небо.

Я тоже поднял взор: да, минуты через две должно было выглянуть солнце, но тоже на пару минут. Здорово и очень не вовремя: вокруг не было ни одного дерева или здания, ни одного укрытия. Просто великолепно.

***

Я знала, как укрыть Фредрика от солнца, и, поднявшись со скамьи, стала расстегивать свое пальто. У меня было воздушное веселое настроение, и я подумала: вот он удивится моей находчивости!

Фредрик пристально следил за моими действиями.

— Что ты делаешь? — нахмурившись, спросил он.

Но я не ответила, а молча перекинула свои распущенные волосы на правую сторону и села ему на колени, закрыв волосами его лицо.

***

«Черт, это просто невыносимо! Что она творит? Она сводит меня с ума!» — пронеслось в моей голове, когда Миша села на мои колени, скрыв своими прекрасными волосами мое лицо и обняв меня за шею. Миша прислонилась своей головой к моей, и ее дыхание обожгло мое ухо.

— Спрячь руки под мое пальто и в следующий раз не забывай перчатки, — прошептала она мне на ухо.

Этот шепот… Нет, она точно решила угробить меня! Она сидела на моих коленах, обнимала меня… Черт побери, да я даже не мечтал об этом. Хотя, кого я обманываю? Мечтал и не раз, но сейчас эта мечта, воплощенная в реальность, напугала меня: я стал сам не свой и напрягся от ее близости.

— Миша, это не самое лучшее решение, — прошептал я, но все же продел руки под ее пальто, положил ладони на ее спину, чуть ниже худых лопаток, и, воспользовавшись моментом, прижал Мишу к себе: ее грудь прижалась к моей груди.

— Не волнуйся, я не дам солнцу выдать тебя, — сказала она.

Ее волосы засветились золотым сиянием: это вышло солнце.

— Миша… — Я не мог найти слов от переполнявших меня эмоций: я был абсолютно не готов к такому испытанию, и мое хладнокровие куда-то исчезло, как бы сильно я не старался быть невозмутимым: Миша просто сводила меня с ума.

— Что?

— Это баловство… Легкомыслие.

— Правда? Я могу уйти! — Она тихо рассмеялась мне в ухо.

Черт, и дыхание, и смех. Я умирал от счастья.

— Только попробуй, — ответил я.

— А что ты сделаешь? Будешь ругать меня?

— Что с тобой сегодня?

— Не знаю: хорошее настроение.

Я усмехнулся.

Ее пальцы лежали на моей шее, а Миша еще и двигала ими. Это было мучение.

— Ты обнимаешь меня. — Я коснулся своей щекой ее щеки.

— Нет, я просто прячу тебя от солнца. Размечтался! — весело ответила на это Миша.

— То, что ты сейчас делаешь, называется «обнимаешь».

— Не преувеличивай. Солнце зашло.

Миша отняла свою голову от моей и стала поправлять свои волосы. Я не мог больше сдерживать себя: я вынул руки из-под ее пальто, наклонил голову Миши к своему лицу и поцеловал ее прямо в губы настойчивым поцелуем.

Но Миша вырвалась из моих рук и вскочила с моих колен.

— Никогда, никогда больше так не делай! — истерично вскрикнула она и стала вытирать свои губы рукавом пальто.

Мой собственный поступок ошеломил меня: я поцеловал ее. Черт, ради этого момента я и прожил сто восемьдесят восемь лет!

Я поднялся со скамейки, подошел к Мише и положил ладони на ее щеки, заставляя ее смотреть в мое лицо.

— Я люблю тебя, — твердо сказал я.

И будь, что будет.

— Что? С ума сошел? — брезгливо сказала она и отбросила от своего лица мои ладони.

— Да, черт побери, я люблю тебя. Как так получилось? Сам не знаю. Но я люблю тебя и понял это, когда мы впервые были в церкви, когда ты схватила мои пальцы: тогда меня словно молнией поразило, — сказал я и горько усмехнулся, увидев в ее глазах непонимание и неприятие моих слов.

Лицо Миши выглядело так, словно она собиралась плакать.

— Не надо! Замолчи! Я не хочу это слышать! — Она закрыла уши ладонями. — Ты дурак! Мне не нужна твоя любовь!

Она бросилась убегать от меня.

— Миша! — Я хотел последовать за ней, но с горечью в сердце дал ей уйти: она была так напугана моим признанием, словно я сказал ей что-то ужасное. Я знал, что так и будет, но не думал, что у нее начнется истерика.

На следующий день я узнал, что Миша улетела в Польшу. Она убежала. Убежала от меня и моей любви.

«И с этого дня начались настоящие мучения, — с горечью подумал я и усмехнулся от этой мысли. — Еще один идиот попался в ловушку безответной любви».

Варшава, мой дом, вся моя семья, кроме Маришки.

Не дожидаясь двадцать четвертого числа, я прилетела из Англии.

Все веселились, смеялись, пили кровь из праздничных бокалов, а я, глубоко погрузившись в себя, пряталась в углу дивана. Мои мысли крутились вокруг одной фразы: она звучала, как поставленная на постоянный повтор мелодия, не давая мне покоя. Это был голос Фредрика и его «Я люблю тебя».

«Я люблю тебя… Я люблю тебя… Я люблю тебя»

Я приложила пальцы к вискам и закрыла глаза, пытаясь выбросить из головы голос Фредрика, но это было бесполезно.

— Эй, сестренка, что с тобой? — вдруг услышала я голос Мсцислава рядом с собой.

Тут же открыв глаза, я посмотрела на брата и фальшиво улыбнулась.

— Я просто отвыкла от дома, — ответила я ему.

— Но ты совсем не выглядишь счастливой оттого, что, наконец, попала в родные стены, — сказал он.

— Все классно, Мсцислав, честно, — тихо сказала ему я.

— Хорошо, не скучай. — Брат ласково потрепал меня по волосам и ушел.

Я вновь погрузилась в себя.

«Фредрик любит меня. Как так вышло? Я не давала ему ни единого повода: я не кокетничала с ним, не флиртовала, не притворялась. Наоборот, я была собой: устраивала истерики, грубила, хамила, обижалась, плакала. А он влюбился в меня. Зачем?! Мне это абсолютно не нужно! Мне не нужна его любовь, мне не нужен Фредрик… Нет, нужен, но в качестве друга. Мне нужен тот Фредрик, который не признавался мне в любви. А он взял и влюбился. Дурак. Идиот! Он все испортил! Неужели он думал, что я обрадуюсь? — размышляла я, и мои мысли причиняли мне боль. — Я, которая тысячу раз говорила ему о том, что не хочу никого любить?! Теперь он страдает из-за меня. Стоило только нам встретиться, и ему так не повезло! А еще он поцеловал меня. Я была так ошеломлена, что не смогла сразу прервать этот поцелуй… Да я… Я бы… Зачем я вру? И кому? Самой себе! Ведь мне не был неприятен его поцелуй. Первый поцелуй в моей жизни… Но он ошеломил меня. Ну, зачем Фредрик влюбился в меня? И ведь он постоянно твердил о том, что я — глупенькая истеричка! Как мне жаль его! Из-за меня он будет несчастен! Но мне всего девятнадцать, как же он умудрился? Фредрик, ты все разрушил! Что мне делать? Как я должна вести себя с ним? Как я смогу смотреть ему в глаза, зная, что он страдает из-за меня? Я не знаю, что делать… Он любит меня, и это ужасно»