— Да, я должна переехать. Но как это сделать? Мне нужно будет найти квартиру…

— Я сам это сделаю, — пообещал я, готовый сделать что-угодно, лишь бы она съехала от Мэри.

— Я тут подумала… — Миша закусила губу и нахмурилась.

— Что? — улыбнулся я, тронутый ее колебанием.

— В твоем распоряжении целый дом. У тебя случайно не найдется лишней комнаты для меня, пока я буду искать новую квартиру? — с надеждой в глазах спросила она.

Ее просьба ошеломила меня: безнадежно любить ее и при этом жить с ней под одной крышей? Слышать каждое ее движение? Нет, тогда я окончательно свихнусь. Это было бы мучением, каким-то мазохизмом!

— Нет. Я привык к одиночеству, — твердо ответил я.

***

— Ну и живи себе один, медведь, — усмехнувшись, сказала я, но в душе сгорала от стыда за то, что позволила себе попросить Фредрика о таком одолжении.

Я же знала, что он не согласится! Он же отшельник!

Мне было настолько стыдно, что я желала лишь одного: прекратить наш разговор и разойтись.

— Обиделась? — спросил Фредрик, прищурив глаза.

— На что? — Я притворилась удивленной.

Он улыбнулся спокойной улыбкой.

— Наверно, я ошибся, — сказал он.

— Да, ты ошибся, — спокойно подтвердила я. — Ну, пойдем?

Мы поднялись со скамьи, покинули церковь и направились к выходу из колледжа.

— Я же говорил, что тебе понравится, — с улыбкой глядя на меня, сказал Фредрик.

— Ты даже не представляешь насколько! Когда мы придем сюда снова? — Меня вновь охватили восхищение и трепет: я горела желанием приходить в эту церковь хоть каждый день, в любую погоду.

— В воскресенье будет служба, — коротко ответил мне Фредрик.

— Отлично! Ты пойдешь со мной?

— Куда я денусь? — с сарказмом ответил он. — Посмотри, есть ли тучи на небе.

Выйдя из колледжа, я взглянула на небо: Фредрику повезло — на солнце налезло большое белое облако. Сам Фредрик наблюдал за мной из окна. Я подала ему знак, и он вышел ко мне. Мы быстро добежали до его машины, юркнули в нее и поехали.

Я машинально засунула руки в карманы своего пальто и с удивлением обнаружила в одном из них какой-то листок. Вытащив его и разгладив пальцами, я пробежала взглядом по строкам и тихо рассмеялась.

— Что это? — спросил Фредрик, тоже взглянув на листок.

— Да так, ерунда. Меня уже третий раз подряд приглашают принять участие в «Охоте на лисичек», — насмешливо ответила я.

Он резко свернул на обочину дороги и остановил машину.

— Ты не пойдешь туда, — мрачно сказал он, отобрал у меня листок, скомкал его и вышвырнул в окно, прямо на дорогу.

— Что ты делаешь? Нас же могут оштрафовать, а тебя еще и попросят выйти из машины! — тихо сказала я, крайне удивленная его поступком.

— Ты не пойдешь туда, Миша, — настойчиво повторил Фредрик, холодно глядя на меня.

— Да что с тобой? Почему ты разозлился? — нахмурилась я.

— Потому что я запрещаю тебе ходить на это мерзкое идиотское действие, — серьезно и строго сказал Фредрик.

Его слова всерьез задели меня.

— Вообще-то, во-первых, я никуда и не собиралась! А во-вторых, не приказывай мне, что делать! — вспылила я: он мне приказывал! Еще чего! — Ты не имеешь никакого права что-то запрещать мне! Думаешь, я в восторге оттого, что мне постоянно подкидывают эти записки? За кого ты меня принимаешь? За дуру?

— Извини, я просто очень зол, — мрачно сказал Фредрик, вновь выводя машину на дорогу.

— Зол на что? — уточнила я.

— Эта «Охота на лисичек» — извращение похотливых молодчиков, на которое ведутся или просто дуры, или глупые первокурсницы. Не понимаю, что толкает этих смертных тупиц участвовать в этом дерьме, — вместо ответа сказал Фредрик.

— Не ругайся, пожалуйста, — попросила я: он первый раз выругался при мне. А до этого мне казалось, что он был настоящим интеллигентом и не употреблял грязные слова!

— Извини, — бросил он, но таким тоном, словно совсем и не думал извиняться.

Фредрик молчал, но по его лицу было видно, что он был очень зол. Значит, все-таки, он мог испытывать эмоции: в данный момент — гнев.

Я была немного напугана его настроением, поэтому тоже молчала: зная свою болтливость, я могла сказать что-то лишнее.

«Угораздило же меня так не вовремя достать эту записку!» — с досадой на себя подумала я.

— Мне не нравится, что от тебя постоянно пахнет сигаретами. — Мой план молчать был разрушен: мне была невыносима наступившая тишина.

— Жаль. Потому что отказываться от них я не собираюсь, — уже более спокойным тоном сказал на это Фредрик. — Они для меня — твое вечно приподнятое плечо.

— Неправда: я неосознанно приподымаю его, а ты куришь абсолютно осознанно, — возразила я.

— Это был пример. Я не могу жить без сигарет. Смирись с этим, — холодно парировал Фредрик, даже не взглянув на меня.

— Что ж, тогда я не хочу с тобой общаться, — серьезно заявила я: его самоуверенность разозлила меня.

— Да что ты? — усмехнулся он очень неприятной усмешкой.

— Я говорю совершенно серьезно: мне неприятно, когда от тебя пахнет дымом, но, вижу, что тебе плевать на это. В следующий раз, если от тебя будет пахнуть сигаретами, я просто пройду мимо и сделаю вид, будто не знакома с тобой. Так и знай.

— По-моему, в это воскресенье мы собирались идти на службу, — насмешливо сказал он.

— Я могу пойти одна. Или с Мэри.

— Делай, как считаешь нужным, но чтобы я не видел тебя на этой дерьмовой «Охоте на лисичек», — мрачно сказал Фредрик.

— Отлично! — насмешливо сказала я. — Но знай, что ушки и юбку я уже приготовила!

Он ничего не ответил, но его лицо говорило о многом: оно было словно высечено из камня, а значит, Фредрик был невероятно разозлен моей последней репликой. Я никогда не видела его таким холодным и отчужденным, как сейчас.

Фредрик довез меня до моего колледжа, где я оставила свой велосипед, и, не попрощавшись, быстро уехал.

«Обиделся, — с улыбкой подумала я, наблюдая за тем, как скрылась за углом его машина. — Надо же, этот айсберг обиделся!»

Едва из уст Миши сорвалось словосочетание «охота на лисичек», меня охватила ярость, и перед моими глазами тут же возникла отвратительная картина: Миша, в коротенькой юбочке, на каблуках и с лисьими ушками на голове, бежит по узким улицам Оксфорда, а за ней, — с гоготаньем и пошлыми криками, бегут похотливые старшекурсники из общества «Черный лебедь».

Эта так называемая «охота» повторялась каждый год, но я всегда относился к ней равнодушно и чувствовал неприязнь и отвращение к такого рода развлечениям, когда юные девушки (пусть даже смертные), только поступившие в колледж, унижают себя, думая, как это круто, что их пригласили на это дерьмо. Унижаются добровольно. Но эти глупые смертные девчонки ничего не стоили в моих глазах: они были всего лишь посторонними, омерзительными, и в их забавы я никогда не вмешивался. Но, когда дело коснулось Миши, которую я любил, меня охватила такая злость, что я вышел из себя и повысил голос на нее же, хотя она была не виновата в том, что какой-то мерзавец подложил ей эту записку. Но это не вызвало у меня удивления: на «Охоту на лисичек» приглашают только красивых девушек, а Миша не просто красива — она ангелоподобна.

Однако я чувствовал досаду на Мишу: вот привязалась к моим сигаретам! Нашла, в чем упрекнуть меня! Маленькая негодяйка.

«Отказаться от сигарет. Ради нее? Нет. И не подумаю. Я и так стал сам не свой из-за этой девчонки и ее капризов. И пусть я люблю ее, но от сигарет ради этой истерички не откажусь. Отказаться от единственной отдушины, от сладкой привычки, и ради чего? Ради того, чтобы иметь возможность общаться с ней? — с неудовольствием думал я. — Нет, Миша этого ты от меня не дождешься. Я не белый пушистый котенок, который отказывается от вкусного корма ради игры с фантиком. А ты и есть фантик — вроде близка ко мне, но в тоже время далека от меня, просто недосягаема»