Я протянул ей футболку и только сейчас понял, что Миша наденет ее. Миша наденет мою футболку. Еще ни одна особа, кроме меня, тем более, особа женского пола, не имела чести надеть что-то из моих вещей. Даже Мария в свое время.

Миша взяла футболку и уставилась на нее.

— Только это? — Девушка насмешливо усмехнулась. — Ты в своем уме? Я же буду почти голой!

— Эта футболка будет тебе до колен. Не волнуйся: смотреть на тебя я не собираюсь. Переодевайся и приходи в кабинет, — спокойно возразил я.

Миша молча закрыла дверь перед моим носом, а я, стараясь не слушать, как она снимает с себя мокрую одежду, пошел в свою комнату, переоделся в сухое и вернулся в свой кабинет. Пока Миши не было, я решил закурить, вытащил из пачки сигарету, взял зажигалку и подошел к раскрытому окну.

Еще никогда в этом доме и в моем жилище вообще, не было женщины. Даже когда я был безумно увлечен Марией, то всегда сам приезжал к ней: я психологически и морально не мог пустить женскую особь на свою территорию: я — конченый холостяк, одиночка. Но почему-то ради Миши я сделал исключение, хотя и сам не понял, зачем привез ее к себе и нарушил свои же принципы. А сейчас в моей ванной была эта девчонка-истеричка Миша. Она надевала мою футболку. Как это странно. Как странно будет увидеть ее в своей футболке.

Я подкурил сигарету и глубоко втянул в себя терпкий дым.

«Как такое возможно? Что я вообще здесь делаю? У него? У этого Фредерика Харальдсона? Кроме этого, я разделась и надеваю его футболку, пахнущую сигаретами… А он не врал: она почти прикрывает мои колени. У него такой большой размер одежды? Хотя, он ведь высокий. И все-таки, что я здесь делаю? Мне нужно идти домой! Я обещала Мэри скоро вернуться! — С такими мыслями я быстро переоделась в футболку, что дал мне Фредерик, но нижнее белье не сняла: еще чего! Тогда я была бы совсем голая… Точнее, в одной футболке. — Как все неправильно! Что я делаю? Кошмар, я сама не своя… Я ничего о нем не знаю, но нахожусь в его доме, в его футболке! Ну, не дурочка ли я?»

Но бежать было поздно, ведь я уже переоделась и вытирала полотенцем волосы: они были такими мокрыми, что мои действия дали лишь скромный успех. Я положила полотенце на ванну и в нерешительности стояла лицом к двери: мне было неловко появляться перед хозяином этого дома в таком виде — почти без одежды. Но, подумав о том, что, он, действительно, просто пожалел меня, я немного успокоилась.

Я вышла из ванной комнаты и, держа в руках мокрую одежду и кеды, зашла в кабинет Фредерика.

Вампир стоял у открытого окна и курил. Увидев меня в футболке и босиком, он и бровью не повел, а только затянулся сигаретой и, отвернувшись к окну, выпустил дым.

Его дом был пропитан сигаретным дымом.

«Как он живет в этом доме с таким ужасным воздухом? Как он может курить эту гадость!» — пронеслось в моей голове.

— Ты какой-то неправильный вампир! — вырвалось у меня.

— Интересно узнать почему, — отозвался он.

Он тоже переоделся и теперь выглядел не так официально и холодно, как в своем черном пальто. Его новый вид успокоил меня: теперь Фредерик казался не таким уж грозным с растрепанными волосами, в серых джинсах, бежевой футболке и белых носках. Я даже усмехнулась от его наряда.

— Ты куришь и живешь как отшельник, — объяснила я свои слова и нерешительно подошла к нему. — Что мне делать с вещами? Куда их деть?

Он ничего не ответил, потушил сигарету о подоконник, молча забрал у меня вещи, подвинул к горящему камину стул и развесил на его спинке мою мокрую одежду, а кеды положил прямо на камин.

— Тебе нужно что-то еще? — спросил он, посмотрев на меня.

— Нет… Хотя, у тебя есть кровь? — Я растерялась.

— Миша, я взрослый вампир и не играю в детские игры. А ты до сих пор пьешь кровь из бутылок? — усмехнулся Фредерик, садясь в кресло, стоящее у стола.

— Да, и не вижу в этом ничего постыдного. Мне еще рано… — Я замолчала: мне было стыдно говорить о своем возрасте.

— Убивать смертных? — подсказал Фредерик: он не насмехался надо мной, но уголки его губ были приподняты.

Я молча кивнула и села в кресло, напротив его стола.

— Сколько тебе лет? — спросил вампир.

— Будет девятнадцать. Восьмого декабря, — ответила я, не понимая, зачем уточнила дату. Как будто ему интересно было знать!

— Я охочусь с тринадцати лет, поэтому бутылки с кровью и сама донорская кровь для меня — бред, — задумчиво сказал он.

— Почему так рано? И почему бред? — обиделась я: он втоптал в грязь мою семью! Да, мы пьем кровь из бутылок, и что?

— Меня с ранних лет воспитывали так, чтобы я смог постоять за себя и жить своим умом. А бред — потому что перекусы донорской кровью только расслабляют вампиров, и дают лени завладеть ими. Ты голодна?

Фредерик сидел, откинувшись на спинку кресла и положив руки на стол, — такая себе домашняя вольготная поза, а я сидела на краешке своего кресла, напряженная и взвинченная: я не любила ходить в гости, тем более, в гости к незнакомым мужчинам. Мне было стыдно за то, что ему пришлось пригреть меня: может, он ехал развлекаться, а я заставила его нарушить свои планы.

— Нет, мне просто любопытно, — ответила я и принялась расчесать пальцами свои запутанные влажные волосы.

— Тогда не стоило спрашивать: никогда не спрашивай того, что тебя не интересует, — строгим тоном сказал на это вампир. — Хотя, в твоем возрасте…

— Не нужно постоянно делать акцент на моем возрасте! — вспылила я, вскакивая с кресла.

— Успокойся, я не собирался тебя обижать, а хотел сказать, что в твоем возрасте мало кто знает об этом правиле. Кто из твоих родителей находится в Оксфорде?

— Никто! Мои родители доверяют мне! Я не нуждаюсь в их надзоре!

— Тогда кто-то из твоих братьев и сестер? — Фредерик удивленно приподнял брови.

— Нет. Я прекрасно живу одна, — бросила на это я.

— Что за… Твоя семья отпустила тебя сюда совершенно одну? Какое-то сумасшествие! — Он насмешливо усмехнулся и покачал головой.

— Не сумасшествие, а доверие! К тому же, на дворе — двадцать первый век, и пора ломать устаревшую систему! — парировала я.

***

Миша обиделась, надулась, но села обратно в кресло и скрестила руки на груди.

— Мне не нужно было ехать с тобой, — тихо сказала она, скорее себе, чем мне. — Если узнает кто-то из моих, меня убьют!

«Как много человеческих оборотов она употребляет. Только смертные боятся быть убитыми» — недовольно подумал я.

— Я не враг твоей семье, — сказал я, желая унять ее волнение.

— Тогда почему мне запретили общаться с тобой?

Я улыбнулся: все-таки, этой девчонке ничего не рассказали.

— Не знаю, лично у меня с ними никакой вражды нет. К тому же мы с тобой почти незнакомы, и ты не можешь знать о том, каков я на самом деле.

— Я вообще ничего о тебе не знаю. Кто ты, что ты. — Она стала теребить пальцами свои длинные волосы.

— Тогда давай, наконец, нормально познакомимся. Меня зовут Фредрик Харальдсон. Я родился и вырос в Швеции, — сказал я, не упоминая о том, что слышал разговор Миши с ее подругой в парке.

— Ты швед? — удивилась Миша. — Тогда неудивительно, что ты такой высокий и холодный.

— Холодный? Возможно. А ты вновь приподняла плечо.

Она смутилась и опустила свое левое плечо.

— Знаешь, никогда не замечала, что делаю так, пока ты мне не сказал, — призналась девушка. — А я думала, что тебя зовут Фредерик, а не Фредрик.

— Вообще-то, меня всю жизнь зовут Фредрик — это шведское имя, но, когда я поступил сюда, здесь к моему имени, для удобства, прибавили букву «е». А как твое полное имя?

***

— Мишель, но меня так никто не называет, — усмехнулась я.

Фредерик, точнее, Фредрик, улыбнулся.