— Хорошо, как пожелаете.

Преподаватель повел меня в кабинет психолога, и по дороге я с усмешкой думала о том, каким же идиотом он был.

Миссис Макартур — пожилая высокая женщина в очках, усадила меня в кресло, села напротив и стала расспрашивать меня, о чем я думаю в последнее время, какие у меня отношения с людьми, есть ли у меня любимый человек и какие причины заставляют меня срываться на окружающих.

Я с ухмылкой наблюдала за ее усилиями.

— Может, закончим этот балаган? — не вытерпела я после ее очередного дурацкого вопроса. — Со мной все в порядке, и я не понимаю, что вообще здесь делаю!

— Вы уверены в этом? — спокойно спросила дама.

— Абсолютно.

— А я вижу, что вам нужен отдых.

— Мне не нужен отдых! Мне нужна Мэри!

Психолог слегка наклонила голову набок.

— Расскажите мне о Мэри. Какие отношения вас связывают?

— Вы думаете, что я лесбиянка? — Из моего горла вырвался истеричный смех. — Класс! Просто класс!

— Я ничего не предполагаю. Я просто попросила вас рассказать о ней.

Ее спокойный тон немного успокоил меня.

— Да, извините. Мэри… Она… Она была всем для меня. Она — лучшая из людей. Мы были лучшими подругами, и она очень любила меня и заботилась обо мне. Она была странной и немного невоспитанной, но… Мэри была прекрасна.

— Почему вы говорите о ней в прошлом времени? Вы поссорились?

— Она бросила меня, — угрюмо сказала я.

— Бросила? — переспросила психолог.

— Да. Умерла.

Психолог поправила очки.

— Теперь мне все ясно.

— Что вам ясно? Как она посмела! Уехала в Лондон, а потом мне звонит ее брат и говорит: «Привет, Миша! Приезжай на похороны! Ой, я не сказал? Мэри умерла!». — Внутри меня вскипела обида на Мэри, и я не могла остановить поток слов, бьющий из меня.

— Вы обижены на нее за это?

— Обижена? Да я ненавижу ее! Она… Как она могла! — Я разрыдалась.

Миссис Макартур поднесла мне стакан воды, но я сжала его так сильно, что он лопнул в моей ладони.

Моя душа была опустошена: я не могла забыть Мэри, я любила ее, она была лучшей частью моей жизни… Жизни до Фредрика. Но она бросила меня! Ушла! Умерла!

— Извините, — пробормотала я, бросив взгляд на свою намокшую форму и осколки стекла на моих коленях. Мне стало неловко и стыдно за свои слезы.

— Вы не поранились?

— Нет, — коротко ответила я и сбросила осколки на пол.

— Теперь я понимаю, что с вами, Миша, — спокойно сказала миссис Макартур.

Я подняла на нее равнодушный взгляд.

— У вас психологическая травма из-за смерти Мэри.

— Нет, — твердо бросила я. Нет, конечно, нет!

— Вы постоянно говорите о том, что она бросила вас, и не можете простить ей это. Но вам необходимо смириться: смерть естественна для человека.

— Нет, я не хочу, чтобы она уходила, — тихо сказала я.

— Вы корите ее, но, на самом деле, это вы не можете ее отпустить. Она ушла навсегда, а вы не можете принять этого и цепляетесь за воспоминания и былые чувства.

— Я не могу отпустить ее! Она слишком дорога мне! Мэри всегда должна быть рядом со мной. Даже после смерти!

— Но этого не будет. Ее больше нет. И вы держите ее, не даете ей покоя. Вы должны отпустить ее, Миша.

— Я не могу. — Я покачала головой: нет, никогда!

— Вы можете, но не хотите этого. Но нельзя жить прошлым.

— Я не могу ее отпустить! — закричала я. — Я хочу, чтобы она была со мной! И мне все равно, что она умерла! Она обязана быть рядом со мной! — Схватив сумку, я выбежала из кабинета и торопливо зашагала к выходу из колледжа.

Приехав домой, я закрылась в своей комнате.

«Отпустить Мэри! Никогда! Как я отпущу ее, если она — часть меня? Лучшая часть! Если я отпущу ее, от меня останется только я! Монстр! Она была человеком во мне. И пока она со мной, я не стану монстром… Нет, я никогда не отпущу ее! Но мой Фредрик… Мэри так хотела, чтобы мы были вместе. Но ведь я с ним! Нет… Сейчас я не с ним, а с Мэри. Что же это?» — Моя голова разрывалась от этих противоречивых мыслей.

— Миша, пожалуйста, открой. Я не могу так больше. Нам нужно поговорить, — вдруг раздался голос Фредрика за моей дверью. Он был полон горечи.

«Господи, ведь я совсем забыла о нем, забыла, что он любит меня! Фредрик страдает! Он ревнует меня к Мэри, а я отталкиваю его от себя. Я не могу отпустить ее, и этим разбиваю Фредрика. Она должна понять… Нет, это я должна понять! Я цепляюсь за Мэри, цепляюсь за прошлое и разрушаю свое настоящее и будущее. Я должна отпустить Мэри. Ради Фредрика. Ради нее самой» — твердо решила я, подошла к двери, открыла ее и увидела измученное усталое лицо моего любимого.

— Миша… — Он улыбнулся, но такой вымученной улыбкой!

— Я должна отпустить ее, — глядя в его глаза, тихо сказала я. — Должна отпустить Мэри.

Я робко обняла Фредрика, и он обнял меня.

— Ты поедешь со мной? К ней? Прямо сейчас? — прошептала я.

— Конечно, поедем.

Мы молча собрались, сели в машину и поехали в Лондон, на кладбище, где спала Мэри.

***

Эти три недели были самым ужасным, самым кошмарным периодом в моей жизни: Миша не разговаривала со мной, избегала меня, ходила хмурая и угрюмая, и нарочно громко хлопала дверьми. Я не раз проклял себя за то, что тогда не сдержался и резко отозвался о Мэри. После того дня я нарочно не трогал Мишу, понимая, что ею завладела мания любви к Мэри, но сегодняшний утренний разговор поставил точку: я больше не мог терпеть этого. Миша была со мной и одновременно без меня, очень далеко. Она думала только о Мэри. Она жила со мной, а ее мысли находились на Коули-роуд.

Но сейчас, когда мы молча ехали на кладбище, я видел, насколько измученной была моя Миша: она смотрела в одну точку, и ее лицо не выражало никаких эмоций. Мы приехали на кладбище, вышли из машины, Миша взяла меня за руку, и мы медленно направились к могиле Мэри.

Был замечательный апрельский день: все вокруг зеленело, пели птицы, и не было солнца.

Могила Мэри уже стала покрываться молодой травой.

Миша не плакала, а только пристально смотрела на надгробный камень, на котором было написано: «Мэри-Луиза Смит. Дорогая и любимая дочь и сестра. Ты всегда в наших сердцах».

Я понимал, как тяжело и плохо было сейчас моей эмоциональной возлюбленной, какой разбитой она себя чувствовала. Но она доверяла мне и разделяла со мной свое горе. Я был готов ко всему и должен всегда быть сильнее ее.

Миша подошла к надгробию, опустилась рядом с ним на колени и прикоснулась к нему пальцами.

— Привет, Мэри, прости за то, что я не приезжала к тебе так долго. Я хочу рассказать тебе о том, что со мной, ведь ты одна понимаешь меня. В моей жизни, менее чем за год, произошло много событий: я поступила в Оксфорд, нашла лучшую подругу и обрела любовь. Моего Фредрика. Знаешь, иногда он такой холодный, но я люблю его. И ты одна знала это. Но ты ушла, и теперь я с Фредриком. Но мне так не хватает тебя, Мэри! Я не могла простить тебя за то, что ты оставила меня. Но сейчас я понимаю, что только мучаю нас троих: тебя, Фредрика и себя… Но я должна отпустить тебя. Уходи с миром! — Миша всхлипнула, сняла с шеи цепочку с кольцом Мэри и положила его на надгробие. — Это твое… Мне необязательно иметь что-то, чтобы помнить о тебе: ты всегда, всю вечность будешь в моем сердце. На всю мою жизнь… Ты ничего обо мне не знала, ты не знала о том, что я — монстр, но все равно любила меня. И я люблю тебя. Но я отпускаю тебя! Отпускаю. Прощай, Мэри! Прощай навсегда!

Она поднялась с колен, подбежала ко мне и спрятала лицо на моей груди. Ее тело сотрясалось мелкой дрожью, и я почувствовал, как повлажнела моя футболка: Миша молчаливо плакала, и я тоже молчал, понимая, что тишина была лучшим, что могло успокоить ее в данный момент.

Мы простояли у могилы Мэри еще около часа. Не знаю зачем. Миша уже не плакала, но и не смотрела на надгробие.

— Поедем? — тихо спросил ее я, начиная волноваться за нее.