— Давай поговорим… Хоть о чем-нибудь!

— Ох, Миша, с тобой не соскучишься. Неужели по мне не видно, что я не особо расположен к беседе? — тихо рассмеялся Брэндон.

— Клянусь, что больше не затрону то, о чем мы говорили. Просто у меня есть важный вопрос. Ну, пожалуйста, поговори со мной! Я не могу ехать молча! — взмолилась я.

— Это я заметил. Хорошо, я отвечу на твой вопрос, но пообещай, что потом замолчишь. Ты мешаешь мне думать.

— Обещаю! — с готовностью сказала я.

— Отлично. Твой вопрос.

— Тебе нравится быть вампиром? — На самом деле, это не было важным для меня вопросом: я просто хотела поговорить хоть о чем-нибудь, чтобы не чувствовать себя ужасно неловко.

— Какой странный вопрос, — вдруг улыбнулся Брэндон. — Откуда у тебя такие мысли?

— Недавно на лекции была тема самоидентификации, — выкрутилась я: такое действительно было.

— Раз тебе любопытно настолько, что тебя не смущает скорая возможность оказаться в багажнике, отвечаю: мне нравится быть вампиром, хоть иногда нам приходится довольно тяжело.

— А если бы у тебя был выбор: стать человеком или остаться вампиром, что бы ты выбрал?

— Остался бы вампиром.

— Почему? — Я удивилась его твердой позиции: он даже не задумывался в своих ответах.

— Потом что смертные — отвратительные существа, имеющие бесконечный список требований и проблем. Они всегда суетятся и постоянно ноют. Их жизнь связана с примитивной добычей пищи. А у нас всего три проблемы: убивать и быть незамеченными, находить себе развлечение, чтобы не засохнуть от тоски, и последняя, но самая дурацкая — наша проклятая вечная любовь. Лучше бы ее не было. — Последние слова он выговорил очень тихо, но резко.

— Ты считаешь, что для нас лучше не любить? — спросила я: убеждения Брэндона показались мне довольно интересными и требующими долгих размышлений.

— Да, к сожалению. — Он насмешливо усмехнулся.

— Почему «к сожалению»? — поразилась я: он жалеет о том, что любит кого-то? Или о том, что любит вообще?

— Потому что любовь для нас — это русская рулетка. Она всегда бывает или взаимной или нет. Если тебе выпал счастливый номер — ты счастлив, а если нет — страдаешь всю свою дурацкую бесконечную жизнь и ненавидишь себя за то, что не можешь перебороть в себе это чувство, которое словно чума жжет душу и разум. Это настоящее проклятье или насмешка, придуманная тем, кто создавал нас, — спокойным тоном объяснил мне Брэндон.

— Твои мысли не совсем понятны, — робко сказала я.

— Все банально просто: я люблю одну вампиршу, а она меня — нет, — мрачно ответил мой собеседник, и скулы на его лице опять заострились.

Я отчетливо поняла, что ему было больно и неприятно говорить об этом.

— Так это ее волосы? — не унималась я, хотя осознавала, как гадко поступаю.

— Нет, это просто подарок. Но, черт возьми, я же сказал: не будем об этом. Кажется, ты уже забыла о гостеприимном багажнике?

Его ледяной тон заставил меня вздрогнуть.

— Еще раз извини… Мне очень жаль, — пробормотала я.

— Такова моя судьба. И не зачем меня жалеть. Бесполезно.

Мне нужно было бы промолчать, но слова раздирали мое горло.

— Это так странно! Живешь себе, ни о чем не думаешь, а потом влюбляешься, и твоей спокойной жизни приходит конец! Разве это справедливо? Почему нам не дали выбор, хотим мы любить или нет? — Я разволновалась от собственных мыслей, но мысль о том, что Брэндон разозлится и посадит меня в багажник, немного остудила мои не вовремя нахлынувшие рассуждения.

— Здесь я с тобой согласен, — сказал на это Брэндон. — Если бы нам дали выбор, уверен, не было бы ни одного несчастного вампира.

«Он несчастен… Как мне жаль его! Я гадкая… Гадкая! Затрагивая его печаль, я всего лишь любопытствую, но мое любопытство режет его душу!» — со злостью на себя подумала я.

— Знаешь, я лучше буду слушать музыку, чтобы опять не сболтнуть лишнего. — Я чувствовала, что мрак души Брэндона заполнил машину и давил на меня, прижимал к сидению.

Брэндон ничего не ответил.

Чтобы развлечь себя, я достала наушники и всю дорогу до Оксфорда слушала музыку. Там Брэндон высадил меня на ближайшей остановке.

— Прости, я понимаю, что наболтала много лишнего, — искренне извинилась перед ним я, выходя из машины. — Язык мой — враг мой… Это точно про меня.

— Чтобы общаться с тобой, нужно безграничное терпение. Извини, но у меня его нет, — усмехнулся мне Грейсон.

— Я понимаю. Пока.

Краем глаза я заметила, как он погладил волосы, лежащие у лобового стекла, а затем схватил их в кулак, сжал и бросил на место. Его лицо напоминало гипсовую маску.

Я направилась к тротуару.

Мимо меня промчалось «Бентли» Брэндона.

«Да, Миша, умеешь ты посыпать солью чужие раны! Обидела друга Маркуса своим любопытством… Я как заноза, ей Богу! — подумала я, глядя вслед черному автомобилю. — И Седрик и Брэндон так несчастны в любви! Нет уж, я не буду никого любить. Никогда и ни за что!»

Как назло, добравшись до дома, я вспомнила о том, что мой синий велосипед остался на автобусной станции, недовольно вздохнула и направилась на остановку, чтобы доехать туда на автобусе: идти пешком мне было лень, к тому же, морось, летящая с неба, была неприятна мне еще с детства.

Придя на остановку, я терпеливо ждала автобус, как вдруг рядом со мной остановился черный «Феррари», стекло опустилось, и я увидела приторную улыбку мажора.

— Эй, Миша! Ждешь автобус? — крикнул он, высунув голову в окно машины.

Люди, стоящие на остановке, тут же посмотрели на меня.

Мне стало жутко стыдно.

— У тебя просто потрясающая логика, — ответила я и нахмурилась: только этого мне и не хватало! Опять этот цепкий надоедливый мажор лезет в мою жизнь!

— Садись, подвезу! Не бойся, лезть не буду! — не унимался он.

Мне хотелось провалиться сквозь землю.

— Миша!

— Да что ты ко мне прицепился!? — вырвался у меня злой окрик. — Тебе мало других девушек в Оксфорде?

— Ты читала мою записку?

— Так это ты ее подбросил? Извращенец! — Я скривила лицо, в порыве отвращения к нему.

— Пойдешь? — Он приторно улыбнулся.

— Черта с два!

— Уверена?

— Оставь меня в покое, кретин! — сказала я на польском, чтобы окружающие люди не поняли, какая грубость сорвалась с моих губ.

— Твой польский просто очарователен! Жду тебя, Миша! — Мажор подмигнул мне, завел машину и уехал.

Я поспешила прыгнуть в подошедший автобус.

Какой самовлюбленный нарцисс! Думает, что я прибегу к нему в мини-юбке и с лисьими ушками на голове, а он будет бегать за мной по улочкам города и чувствовать себя героем? Сейчас! Разбежалась!

Приехав на станцию, я забрала велосипед и поехала на нем домой. Мои волосы опять намокли, а платье, что дала мне Маришка, было узким и стесняло движения, поэтому до дома я добралась мокрой и полной злости: в моей жизни никогда не было такого неудачного дня.

Я переоделась в сухую одежду, врубила в плеере музыку, легла на кровать и с головой укрылась одеялом, но вдруг, сквозь музыку, отчетливо послышался веселый голос Мэри, а с ним еще три незнакомых мне голоса. Они приближались к дому. Я отключила музыку: да, точно — это была Мэри и еще кто-то. Через несколько минут голоса оказались прямо за входной дверью, затем дверь открылась, и в прихожей раздался дружный смех четырех человек.

— Твоей подруги-красотки точно нет дома? Я не прочь с ней познакомиться! — сказал мужской голос.

Эта фраза привела меня в негодование.

— В другой раз, Алекс. Миша уехала в Лондон и, думаю, вернется только вечером, — отозвалась Мэри.

«Конечно, она не знает о том, что я вернулась: свет в прихожей был выключен. Но мои сапоги стоят прямо у двери! Мэри, как ты ненаблюдательна!» — недовольно поморщилась я.

— Отлично! Устроим вечеринку! — взвизгнул женский голос.

— Так, я иду за ноутбуком, а вы идите на кухню и поставьте чайник, — сказала Мэри.

— А пиво у тебя есть? — спросил второй мужской голос.