— Я. Так что, черт побери, ты здесь делаешь? — Меня поразила ее робость: такого я от нее не ожидал, скорее, предполагал, что она вновь начнет кричать.

В глазах девушки была тоска, а ее слегка нахмуренные брови придавали ее лицу выражение нашкодившего ребенка, который боится наказания.

«Разве это та Миша, которую я знаю?» — удивился я.

— Я просто не знаю, куда пойти. У меня нет друзей. Никого нет, — тихо сказала она, опустив голову.

— У тебя есть дом. Иди домой! — резковато сказал я, но в душе мне было жаль ее: она выглядела одинокой и беззащитной.

— Я не могу туда пойти.

— Почему?

— Там они.

— Кто «они»?

— Друзья Мэри. Они пьют пиво и играют в твистер, а еще чуть не раскрыли мой пакет с кровью, — доверчивым тоскливым голосом сказала Миша. — Я не могу вернуться, пока они там.

«Пакет с кровью? Значит, она ни разу не охотилась! Надо же, она все еще пьет донорскую кровь!» — удивился я.

Но рассказ Миши о Мэри и ее друзьях разозлил меня: из-за них Мише пришлось уйти из дома в такую погоду. И сколько она просидела так, как мокрый мышонок? Она была расстроена. Потеряна. Мне было жаль ее.

Я решительно взял Мишу за руку.

— Поехали, — сказал я, заставляя девушку встать со скамейки.

— Куда? — испуганно выдавила она.

— Ко мне, — безапелляционно ответил я.

— Нет! Я не могу! — Ее глаза широко распахнулись.

— Не волнуйся, как только пройдет дождь, я отвезу тебя к твоей Мэри и ее дружкам.

Миша смутилась, и я тут же пожалел о том, что так жестоко пошутил. Ее ладонь, лежащая в моей ладони, задрожала.

— Это неправильно! — воскликнула девушка, боязливо взглянув на наши ладони. — Ты ничего не понимаешь…

— По-моему, это до тебя не доходит, что ты вытворяешь. — Я потянул ее к машине.

— Ничего я не вытворяю!

— Ошибаешься.

— Мне запрещают общаться с тобой! — воскликнула Миша, все пытаясь высвободить свою ладонь из моей.

— Предпочитаешь мокнуть под дождем и привлекать к себе внимание? — усмехнулся я, легко удерживая строптивицу.

— Лучше так!

— Ты говоришь это, потому что еще маленькая и глупая, но я — взрослый мужчина и не могу позволить тебе сидеть в центре города в таком виде. Вижу, слова «конспирация» и «логика» тебе абсолютно не знакомы.

— Нет, я не могу! Пожалуйста, отпусти! — умоляющим тоном сказала девушка.

Открыв дверцу машины, я усадил Мишу на переднее сиденье.

— Но мне нельзя общаться с тобой! — возмущенно буркнула она.

Я захлопнул за ней дверь и сел за руль.

Миша громко закашлялась.

«Черт, нужно было проветрить салон» — с досадой подумал я, взглянув на Мишу: она сотрясалась от кашля, а ее глаза покраснели и заслезились. Чтобы хоть как-то облегчить ей поездку, я полностью убрал стекла.

— Что… Что это? Сигареты? Ты куришь? — Она пораженно посмотрела на меня заслезившимися глазами.

— Есть такая привычка, — спокойно бросил в ответ я.

— Но ведь вампиры не курят! — Девушка снова закашлялась.

— Да, не курят, но я курю, — ответил я, затем завел двигатель и повез нас на Эбингтон-роуд, в свой дом.

Миша молчала, покашливала и поглядывала на окурки сигарет в пепельнице.

— Ты странный, — вдруг сказала она.

— Потому что я курю? — предположил я.

— И поэтому тоже. Ты промок из-за меня… Знаешь, я лучше вернусь домой.

Я улыбнулся: она настолько боялась ехать ко мне, что была готова терпеть компанию Мэри и ее друзей, пивших пиво и играющих в твистер.

— Чего ты боишься? — спокойно спросил я.

— Ничего. Мне неловко. Я не должна с тобой общаться.

— Почему?

— Не знаю, что ты натворил. Тебе виднее! — Миша вновь громко закашлялась: сигаретный дым никак не выветривался из салона. — Какая гадость… Как ты можешь вдыхать это в себя? — Миша закрыла ладонями нижнюю часть лица, и ее слова прозвучали приглушенно.

— Я не предлагаю тебе курить. Мои привычки меня устраивают: я курю, а ты можешь вообще никогда не касаться сигарет. Что здесь порицательного? — ответил я.

— Я не могу дышать!

— Окно открыто: можешь высунуть голову, — отрезал я, глядя на недовольное лицо Миши.

— Может, ты остановишь машину, и я пойду домой? — с надеждой в голосе спросила она.

— Нет, — ответил я. — И можешь не смотреть на меня так.

Миша раздраженно вздохнула и высунула голову в окно.

— Долго еще ехать? — спросила она.

— Нет. Почти приехали.

Мы заехали на Эбингтон-роуд и подъехали к моему дому. Я стал открывать входную дверь дома, а Миша, не шевелясь, стояла рядом и наблюдала за моими действиями. Она дрожала, но не от холода, конечно, — от страха. Но я честно не собирался соблазнять ее и делать с ней вообще ничего в этом роде. Нет. Миша была совсем юной и ни капельки не привлекала меня как женщина, просто мне было жаль ее: я не мог оставить ее там, под дождем, сидеть на лавочке и тосковать. Я всего лишь хотел укрыть ее от дождя и обсушить: эта девица была безумно трогательна и совершенно не похожа на ту, которая только и знала, что орала на меня. Сейчас это была покинутая, одинокая, немного испуганная девушка.

Нет, она никак не могла привлекать меня как женщина: ей было девятнадцать, а мне — почти двести. Для меня Миша была ребенком, за которым требовался контроль.

— Но мы даже незнакомы! — робко сказала она.

— Вот и отличный повод для знакомства, — сказал я на это.

Я открыл дверь, вошел в дом, включил свет и повел Мишу в свой рабочий кабинет.

Несмотря на то, что я был холостяком и жил один, в моем доме царил относительный порядок, особенно, это касалось одежды: я никогда не разбрасывал ее и всегда складывал в шкаф. Это был мой пунктик: я терпеть не мог, когда одежда лежала, где попало, потому что ее место было в шкафу и нигде более.

Мой кабинет был небольшим, без лишней мебели: классический черный письменный стол, два кресла, один стул, полки с документами и папками, отдельная полка для книг и один выдвижной шкафчик. На столе всегда стоял ноутбук и, чего греха таить, царил беспорядок — все лежало вперемешку: ручки, бумага, книги, пачка сигарет, зажигалка и пепельница, полная окурков.

Войдя в кабинет первым, я настежь распахнул оба больших окна, имеющихся здесь, чтобы Миша могла дышать спокойно и не кашлять от дыма, который пропитал собой все вещи и мебель, не говоря о воздухе.

Миша вошла, немного закашлялась и села в кресло, стоявшее у стола, на самый краешек, держа спину идеально ровно.

Посмотрев на ее мокрую одежду, кеды и волосы, я решил, что нужно было срочно обсушить их. Я не подумал об этом ранее, ведь всегда жил один и никогда не заботился ни о ком, кроме себя. Хозяином я был плохим и негостеприимным.

— Иди в ванную: там полотенца, — скомандовал я Мише. — Найдешь любую черную дверь, а значит — ванную.

Девушка тут же поднялась и послушно направилась искать ванную комнату.

Я подумал о том, что ей нужно было бы переодеться в сухую одежду. Чтобы просушить мокрые вещи Миши, я зажег камин, подбросил в него еще пару дровишек, сходил в спальню, достал из шкафа одну из своих футболок и подошел к двери ближайшей ванной комнаты, в которой, как я знал, закрылась Миша.

— Тебе нужно снять мокрую одежду и переодеться в сухую, — легонько постучав в дверь, сказал я.

— Это еще зачем? — Миша открыла дверь. Ее лицо выражало крайнее недоумение. — Тебе прекрасно известно, что мне совершенно не холодно.

— Думаю, неприятно всю ночь сидеть в мокрой одежде, — спокойно объяснил ей я, понимая, почему она так удивилась: ей было неловко находиться в доме почти незнакомого мужчины, а я еще и предлагал ей снять одежду.

— Не всю ночь, а максимум час. — Миша нахмурилась.

— Как скажешь, но тебе нужно переодеться.

— Нет! — сказала она, посмотрев на футболку в моей руке.

— Не глупи. Необходимо просушить твою одежду.

— Это необязательно. — Она скрестила руки на груди.

— Миша! — настойчиво сказал я.

— Ну, хорошо, только отвяжись от меня!