— Наверно, тебе ужасно неприятно оттого, что все вокруг неправильно называют твое имя? — поинтересовалась я.

— Ошибаешься: мне абсолютно все равно. Но, надеюсь, хоть ты не будешь обзывать меня Фредериком, иначе, я буду называть тебя Мишель.

Эта угроза заставила меня улыбнуться.

— Договорились, — улыбнулась я. — А сколько тебе лет?

— Много.

— Сколько много?

— Сто восемьдесят восемь.

— Действительно, много. А о чем ты мечтаешь? — спросила я.

Он улыбнулся. Его брови поползли вверх.

***

— О чем я мечтаю? — переспросил я, искренне удивляясь ее наивному вопросу: только молоденькие девушки спрашивают подобное.

— Да… — Миша смутилась. — Мне кажется, чтобы узнать человека… Ну, или кого-то, нужно знать, о чем он мечтает: мечта — это отражение души.

«Какие глубокие рассуждения. Молодец, Миша!» — мысленно похвалил ее я.

— Ну, хорошо. Я мечтаю о двухэтажном деревянном домике, выкрашенном в красный цвет, где-то на берегу озера в Швеции. Мечтаю жить в таком домике один, вдали от всех, — признался ей я.

— Ты так не любишь общество? — тихо спросила она.

— Не вижу в нем никакого смысла: я уже устал от него, а ты к нему еще не привыкла.

— А знаешь, будет классно, если рядом с твоим домиком будут стоять большие деревянные качели! — вдруг воскликнула девушка и мечтательно улыбнулась.

— Зачем? Думаешь, что вечерами я буду на них кататься? — Я даже рассмеялся от ее предположения.

— Причем здесь ты? Эти качели будут для твоих жены и детей! — с широкой улыбкой ответила на это Миша. — Я бы, например, хотела, чтобы около моего дома были качели. Тогда я бы каждое утро каталась на них, завернувшись в одеяло, после пробежки. Дома, в Варшаве, у меня есть качели, но они маленькие.

Мысли этой девушки поразили меня: они были наивными, но очень трогательными, женственными. И сама она, одетая в мою большую для нее футболку, была милой и забавной.

— Твоя очередь: о чем мечтаешь ты? — спросил я, используя ее же метод знакомства с новыми «людьми».

Миша печально улыбнулась и опустила взгляд на пол.

— Я мечтаю… Всегда оставаться такой, как сейчас, не стареть и не превращаться в ужасную особь. Я мечтаю всегда быть в любви с солнцем, чтобы я всегда могла гулять под ним, а не прятаться от него, как моя семья. Или как ты, — тихо сказала она, заметно расстроившись.

— Но этого нельзя изменить: все на земле стареет. Даже мы.

— Да, к сожалению… Но почему… — начала, было, Миша, но вдруг в ванной заиграл ее телефон. Точно ее, потому что музыку, подобную зазвучавшей, я, любитель классики и органных концертов, не слушал.

— Это Мэри! Я обещала ей скоро вернуться! — воскликнула Миша и побежала в ванную.

— Так, мамзель, где тебя носит? Ты, наверно, уже превратилась в сосульку! Даже твоя горячая ванна уже успела остыть, а тебя все нет! — услышал я голос подружки Миши в телефоне последней.

— Я скоро приду! — ответила ей Миша.

— Скоро? Ты уже говорила это два часа назад!

— Извини, я…

— Не волнуйся: мои друзья уже ушли.

— Хорошо, я иду!

— Где ты вообще?

— Дома расскажу.

На этом их разговор завершился.

«И Миша еще оправдывается перед этой глупой смертной? Необходимо немедленно поговорить с ней о ее подружке и объяснить ей то, что их дружба — противоестественна. Нужно убедить ее съехать из того дома» — решил я.

Как ни странно, я не хотел, чтобы Миша уезжала. Я желал узнать о ней больше, поговорить с ней, послушать ее мысли.

«Нет, я не позволю ей уйти» — пронеслось в моем разуме.

Миша вернулась в мой кабинет, подошла к своей одежде и стала ощупывать ее.

— Мне нужно домой, — быстро сказала она. — Ты можешь отвезти меня?

— Зачем тебе нужно домой прямо сейчас? — спросил я, с усмешкой наблюдая за ее действиями.

— Ой, вещи еще не высохли… Ну, ничего, доеду и в них… Зачем домой? Мэри волнуется, — ответила Миша, снимая со стула свою футболку.

Я поднялся с кресла и подошел к девушке.

— Ты никуда не поедешь, — сказал я, отбирая у нее футболку.

Миша изумленно посмотрела на меня.

— Я не буду тебя спрашивать: ехать мне или нет, — серьезно ответила она, протягивая руку за своей футболкой.

Я кинул футболку в кресло.

— Во-первых, твоя одежда еще не просохла, а во-вторых, нам нужно поговорить, — спокойно ответил я на ее фразу.

Миша нахмурилась и скрестила руки на груди. Ее волосы водопадом рассыпались по хрупким плечам.

— О чем? — спросила она, и в ее голосе прозвучала нотка испуга.

— О Мэри, — ответил я. — Садись, разговор будет серьезным.

— Почему я должна разговаривать с тобой о моей подруге?

«Моей подруге».

«Нужно прочистить ее голову от такого переизбытка человечности и привязанности к смертной, иначе ее глупость будет возрастать с каждым прожитым с Мэри днем» — устало подумал я.

***

Когда Фредрик подошел ко мне так близко, мне вдруг стало жутко неловко, но не потому, что он был высок, а моя голова едва доставала до его плеч. Нет — он был незнакомым мужчиной.

— Опусти плечо, — сказал он. — Всегда контролируй свое тело, иначе, оно будет контролировать тебя.

Чтобы не стоять рядом с ним, я села в кресло, в котором валялась моя влажная футболка.

Фредрик подошел ко мне, поднял с кресла футболку и вновь педантично развесил ее на спинке стула, стоявшего у камина.

От нечего делать и неловкости, охватившей меня, я забарабанила ногтями по столу.

Фредрик тут же посмотрел на меня.

— Не стучи, пожалуйста, — попросил он спокойным тоном.

Я откинулась на спинку кресла и тяжело вздохнула: эта обстановка напомнила мне мой разговор с мамой, когда я умоляла ее отпустить меня в Оксфорд. Только теперь в роли мамы выступал Фредрик, но я все так же оставалась той, кто слушал серьезные нотации.

«Какое ему дело до Мэри?» — недовольно подумала я, наблюдая за тем, как он садится в свое кресло. Вампир положил кисти рук на стол и скрестил пальцы.

Зная о том, что мои ноги были вне поля его зрения, я закинула ногу на ногу, скрестила пальцы рук на животе, оставив локти на подлокотниках, и выжидающе смотрела на Фредрика, удивляясь тому, зачем я, все-таки, послушалась его и осталась.

— Ты внимательно прочитала правила, которые составила для тебя Мария? — серьезно спросил он.

— Да! А вот ты не имел права читать их! — резко ответила на это я.

— Что-то не уверен в том, что ты вообще просматривала это письмо, — с усмешкой сказал Фредрик. — Все правила, абсолютно все, ты уже нарушила и нарушаешь каждый час. Добровольно, к тому же.

— Ты о том, что я живу с Мэри, или о том, что разговариваю с тобой? — Я усмехнулась, довольная шпилькой в его адрес.

— Шутки в сторону. Ты не должна дружить и, тем более, жить в одном доме со смертной. — Его голос стал холодным.

— Ха! И почему же?

— Потому что вампиры не дружат с людьми. Миша, смертные — всего лишь средство пропитания, и устанавливать с ними дружеские отношения — неправильно и противоестественно.

— Думаешь, я этого не знаю?

— Если ты это знаешь, зачем уперто лезешь на рожон? Ты живешь со смертной, которая может разоблачить тебя. Об этом ты подумала? — Тон Фредрика становился все более серьезным и мрачным, а мне было стыдно за то, что он пытался сказать мне что-то умное, а я вела себя как ребенок и сыпала остротами.

— Я прекрасно все устроила: Мэри никогда не тронет мои пакеты с кровью, — серьезно ответила я, искренне уверенная в своих словах. Сегодняшний случай — ни в счет.

— Пакеты? — Брови Фредрика поползли вверх.

— Из-под томатного сока, — нахмурившись, уточнила я.

— Ты хочешь сказать, что живешь в одном доме со смертной девчонкой и при этом там же хранишь пакеты с кровью? — Он саркастически усмехнулся. — И где ты их прячешь?