Нейл шире раскрыл окно на первом этаже дома и вдохнул свежий вечерний воздух. Он был так напоен ароматом цветов, что просто пьянил. А может, виной всему — тот дивный образ, что явился ему на крыльце? Превращение медноволосой девчушки с обстриженными косами в прекрасную деву оказалось ошеломительным.

Сейчас, видя Варвару в подобном образе, он буквально пылал от одного осознания, что посмел касаться госпожи, да еще и обращаться, словно с дворовым мальчишкой. Боги, усмирите его сердце и дайте покоя горячей голове…

Нейл кинул взгляд на небо, глядя, как на нем загорались первые звезды. Он даже не заметил, что все это время был не один. Карамель прислонилась плечом к прохладному боку цветочного горшка и долго глядела на стоящего рядом мужчину. Тень печали коснулась ее лица, и она убрала длинные волосы на одно плечо, раздумав собирать их в хвостики.

— Ты влюблен в Варвару?

Карамель заметила, как напряглись плечи энра под тонкой рубахой, и поникла на огромном подоконнике. Сейчас она не сверкала золотым светлячком и казалась себе одной из погасших звезд, на которые сейчас вновь смотрел Ревард.

— Как можешь ты подозревать меня в подобных чувствах к госпоже? — глухо прозвучал голос энра.

— Это истина, о Нейл…

— Невозможная любовь есть самое нелепое и бесполезное чувство из существующих. Нет, из придуманных теми, кто оправдывает собственную слабость, — пробормотал сердито Ревард.

— Мы с тобою невозможно нелепы и оттого слабы, — вздохнула Карамелла, глядя на бархатное ночное небо.

— Не равняй нас, шумное создание… — тихо проговорил Нейл, кидая на фею хмурый взгляд.

Не обращая внимания на его настроение, Карамель любовалась энром. Она знала каждую черточку лица, каждый оттенок его серебряных глаз. Могла бы воспроизвести по памяти с точностью великого аделхейтского художника все, вот только не улыбку. Она не могла вызвать улыбку на лице энра. Он всегда лишь хмурился, глядя на нее.

Ах, может, ей умолкнуть навеки? Насколько слаба и нелепа она, испытывая любовь к самому недостижимому из мужчин? Или лететь прочь, трусливо покидая Бриартак? Но нинкусс не имеет свободы. Аделийские феи с незапамятных времен служили драконам, получая взамен их покровительство и защиту.

Многим ее сестрам посчастливилось остаться при дворе Идгарда и служить самому королевскому роду. Она же была изгнана, являясь сломанной игрушкой для всесильных господ. Карамель прекрасно помнила тот день, когда свалилась с ветки гарцина прямо на голову проезжающего мимо воина. Он обругал ее, затем заботливо отряхнул никчемные крылья и затолкал в нагрудный карман, укрывая от внезапного дождя. Всю дорогу бедняжка слушала, как бьется в груди сердце Нейла Реварда, который привез ее на земли своей госпожи в Бриартак.

Делма Кайонаодх позволила ей остаться, приняла ее, несмотря на изъян. А когда велела отправиться в Мейрн и доставить обещанное дитя, как спешила она выполнить проклятое повеление! Как желала быть полезной! Разве могла она знать, что лишь прибавит бед и хозяйке, и возлюбленному энру? Она сама привела в этот мир свою соперницу и от осознания умолкла, слишком ошеломленная, чтобы продолжать вести беседу.

В какой-то момент Карамель вновь подумала о том, чтоб вернуть Варю обратно в ее мир, лишенный магии. Но затем фея закрыла свои сапфировые глаза, понимая, что цена могла оказаться слишком великой. Легенда о нинкусс, которая из жалости решилась вернуть матери обещанное дитя в родной мир, передавалась из поколения в поколение среди аделийских фей. Каждая из них знала, что это означало навеки лишиться сердца магии, истратить все свое волшебство до последней капли и быть изгнанной из своего рода.

Нет, Карамель не страшилась изгнания и не питала злобы к Варваре из Мейрна. Как бы ревность ни плескалась в ее маленьком кусочке сердца, как бы любовь ни ослепляла, она была добра. Но фея прекрасно понимала, что из-за своей ущербности погибнет, исполняя подобный ритуал.

Кто понимал девушку-иномирянку лучше ее? Кто мог знать, каково это — не иметь своего места в мире? Если уж не суждено Карамелле Неистовой разделить свою любовь, и если самым желанным станет для Варвары возвращение домой, она решится. Рассыплется золотой пылью поутру, но принесет этим счастье хоть одной из них.

В церемониальном зале гости продолжали непринужденно общаться и обмениваться любезностями, ожидая появления Идгарда и его свиты. Да уж, трудно было представить толпу блистательнее этой. Трой нетерпеливым взглядом обвел разноцветную группу присутствующих дам и сопровождающих их мужчин. Каждая из этих кокеток считала свой наряд наиболее изысканным, а прическу — самой затейливой… шеи бедняжек готовы были надломиться под тяжестью бесценных каменьев.

Лескат сдул белоснежную прядь с лица, а затем просто провел ладонями по послушным волосам, убирая их назад. Где эта девчонка? Почему до сих пор нет? Вздумала не явиться на наивеселейшее сборище их славной столицы?

— Неужели и правда? — выдохнул Трой, обдавая ледяным дыханием эйслин Келес, стоящую рядом в сопровождении своей матушки.

Девушка поежилась от внезапного холода, но любезно улыбнулась, рассчитывая на ответную улыбку. Уголки губ Троя дрогнули, но скорее непроизвольно, чем от любезности.

Ровно в положенное время главный королевский лембер[3] объявит о появлении Идгарда, и станет ясно, что Вар, то есть негодная обманщица, не явится на прием. Вар… и как же звать ее? Кто она? Где она? Трой прислонился спиной к одной из колонн и сложил руки на груди. Белоснежная куртка, расшитая серебром, натянулась тонкой тканью на рукавах. Миклосу захотелось скинуть ее и остаться в одной рубашке.

Он вернулся мыслями к жалкому прилавку торговца, за которым впервые увидел зеленоглазую незнакомку. Из-за всплеска силы он ощущал сейчас покалывание в руке и крепче сжал ткань на рукаве. Подумать только, что могло приключиться с нею, не сумей он с энром справиться с проклятым макои! Трой не сомневался, что Идгарду уже давно доложили о подлом вторжении на территорию Аделхейта, да еще и в день рождения дочери. Охрана на улицах столицы была увеличена. Несомненно, ведьму, вызвавшую демона, сейчас разыскивают, как и всех, кто причастен к произошедшему.

— Рад видеть вас сегодняшним вечером, эйсель Миклос. Позвольте поинтересоваться, намерены ли вы и ваш отец задержаться в столице? — обратился к Трою высокий худощавый мужчина.

Трой был вынужден отвлечься от собственных мыслей и наблюдения за входом в зал.

— Эйсель Дуор. — Лескат в приветствии коротко склонил голову. — Эта радость взаимна. Надеюсь, ваша супруга и матушка Йена в добром здравии?

— Моя дорогая Зелия чувствует себя намного лучше, хотя буйное цветение Аделхейта неважно сказывается на ее чувствительном дыхании. Я отправил жену отдохнуть на побережье. Кибелл наилучшим образом освежает и мысли, и легкие.

— С этим трудно поспорить… — пробормотал Трой, не особо прислушиваясь к словам Дуора.

Какого дрита она еще не в зале? Трой скрипнул зубами, вновь слыша обрывок речи своего собеседника:

— Мои дочери — Вейра и Айдет пробудут в столице еще пару дней.

— Прекрасно… — задумчиво отозвался Трой.

— Так вы намерены задержаться в Аделхейте?

— Согласен, море в это время года, несомненно, радует… — проговорил Трой и замолчал, как и многие присутствующие.

Как желал он сейчас, чтоб исчезли все гости в громадном зале и чтобы смолк шелест голосов, обсуждавший прибывших в сопровождении Девина Кайонаодха женщин. Та, что стояла теперь по правую руку от воскресшего дракона, в этот вечер привлекла к себе больше внимания, чем внезапно объявившийся наследник Бриартака.

Медные волосы мягким водопадом струились по плечам девушки, дивно контрастируя с нежной кожей и темным, цвета каламеев, платьем. Даже легкий румянец на щеках был так чудесен, что Трой немедленно пожелал коснуться гостьи.