ПАБЛО НЕРУДА[283]
Осенняя бабочка
Перевод А. Гелескула
Кружится бабочка на солнце,
вся загораясь временами.
Листа коснется, застывая,
частица пламени живая —
и лист колышет это пламя.
Мне говорили: — Ты не болен.
Все это бред. Тебе приснилось.
Я тоже что-то говорил им.
И лето жатвою сменилось.
Печальных рук сухие кисти
на горизонт роняет Осень.
И сердце сбрасывает листья.
Мне говорили: — Ты не болен.
Все это бред. Тебе приснилось.
И время хлеба миновало.
И снова небо
прояснилось.
Все на земле, друзья, проходит.
Все покидает и минует.
И та рука, что нас водила,
нас покидает и минует.
И те цветы, что мы срываем.
И губы той, что нас целует.
Вода, и тень, и звон стакана.
Все покидает и минует.
И время хлеба миновало.
И снова небо
прояснилось.
А солнце лижет мои руки
и говорит: — Тебе приснилось.
И ты не болен. Это бредни.
Взлетает бабочка и чертит
круг огнецветный
и последний.
Аромат полей Лонкоче[284]
Перевод Л. Мартынова
Злой дух здесь овладел землею омраченной,
сгреб нивы нежные, кривые горы сдвинул;
когтями он изрыл поверхность защищенной
прямолинейными аллеями равнины.
И насыпь поднялась, стряхнув свою усталость;
ладонью скорбною раскрылся холм; и, точно
хмельные всадники, галопом тучи мчались
в отрыве от небес, от бога и от почвы.
И землю взрыл поток; земля от наводненья
бежала с мокрым лбом, утробу раскрывая.
В проклятых сумерках в различных направленьях
катились поезда, как тигры, завывая.
Я — слово этого пейзажа неживого,
я — сердце этого пустого небосвода;
когда иду в полях с душой, открытой ветру,
в моих артериях шумят речные воды.
А ты куда идешь? Как глина голубая,
пространство под рукой ваятельницы-ночи.
И не зажгут звезду. Глаза мне застилая,
медовый аромат плывет с полей Лонкоче.
Это утро набухло бурей…
Перевод М. Ваксмахера
Это утро набухло бурей,
рвущейся из жаркого сердца лета.
Колышутся, словно прощальные платочки,
белые тучи в руках бродячего ветра.
О наше влюбленное молчанье бьется
огромное сердце тревожного ветра.
Чудесным оркестром гудит в деревьях
колокол ветра, полный бурь и песен.
Ветер крадет опавшие листья,
швыряет птиц, как живые стрелы.
Листва взлетает, как желтое пламя,
как металл невесомый, как волна без пены.
И тонет в буре корабль поцелуев,
сраженный неистовым ветром весенним.
Я люблю тебя…
Перевод М. Ваксмахера
Я люблю тебя здесь,
Где в темных соснах запутался ветер,
Где мерцает луна над волной бродячей
И тянутся дни, похожие друг на друга.
Танцуют в тумане неясные тени.
Чайка горит серебром на фоне заката.
И парус порой. И высокие-высокие звезды.
Черный крест корабля.
Одинокий,
Прихожу на заре и даже в душе своей чувствую влажность.
Шумит и снова шумит далекое море.
Это гавань.
Здесь я люблю тебя.
Здесь я люблю тебя, и напрасно тебя горизонт скрывает.
Я люблю тебя даже среди этого холода.
Порою плывут поцелуи мои на тяжелых больших кораблях.
Корабли эти рвутся туда, куда им вовек не доплыть.
Мне кажется, я так же забыт, как этот проржавленный якорь.
Как печалей причал. К нему пришвартован лишь вечер.
Как устала моя бесполезно голодная жизнь!
Нет у меня того, что люблю я. Ты так далеко.
С горечью вижу, как лениво спускаются сумерки.
Но тут надвигается ночь и петь для меня начинает.
Луна заставляет кружиться и сны и мечты.
На меня твоими глазами смотрят огромные звезды.
Я люблю тебя — и поэтому темные сосны
Поют на ветру твое имя бубенцами иголок.
Я могу написать этой ночью стихи…
Перевод О. Савича
Я могу написать этой ночью стихи бесконечной печали.
Написать, например: «Этой звездною ночью
лихорадит далекие синие звезды».
Ветер ночи кружит в небесах и поет.
Я могу написать этой ночью стихи бесконечной печали.
Я любил ее: по временам и она меня тоже любила.
Вот такою же ночью, как эта, ее обнимал я.
Сколько раз я ее целовал под открытым для вечности небом.
Любила она меня; по временам я любил ее тоже.
Да и как не любить было эти большие прямые глаза?
Я могу написать этой ночью стихи бесконечной печали.
Подумать — она не со мной. Ощутить, что ее потерял я.
Слышать эту огромную ночь — без нее она стала огромней,
И росою на пастбище падает на душу стих.
Ну и что ж, что любовью не мог я ее удержать?
Этой звездною ночью она не со мною.
Это все. Чей-то голос поет вдалеке. Вдалеке.
Но душа не смиряется с тем, что ее потерял я.
Я ищу ее взглядом, как будто хочу подойти к ней.
Сердце ищет ее, а она не со мною.
Такая же ночь, и белеют под нею все те же деревья.
Мы тоже ведь были тогда, но уже мы — не те.
Не люблю ее, нет, но, быть может, люблю.
Так любовь коротка, так огромно забвенье.
Потому что в такую же ночь я ее обнимал,
душа не смиряется с тем, что ее потерял я.
Хоть это последнее горе, которое мне причиняет она,
и это последние строчки, которые я ей пишу.
