ЛУИС ВИДАЛЕС[142][143]

Музыка

Перевод М. Самаева

Оркестрик в темной
углу кафе
струится странным
фонтаном.
Мелодия течет по волосам,
сбегает струйкой
по затылкам пьяниц,
клюющих носом
над рюмкой.
Она проскальзывает по шереховатой
поверхности картин,
слоняется по стульям
и по столам
и в спертом воздухе вдруг отдается
порывами —
изломанная,
жестикулирующая.
Вот залезает
ко мне в тарелку
и проползает
по беззащитному пирожному,
как муха.
И вдруг,
уже на пуговице пиджака,
волчком кружится.
Потом, лишаясь очертаний,
растягивается в пространстве
Тогда все начинает расширяться
и делаться расплывчато безбрежным.
Вот, наконец, спадает
ее прилив
и дрожи обнажает островки,
и с каждой убывающей волной
они все дальше,
все дальше.

ЭДУАРДО КАРРАНСА

Перевод И. Чижеговой

Ветер колосьев

Пшеничные поля, поля, поля,
и небо с чуть заметной правкой туч,
и вечер выткал на своем платке
голубку.
Колосья, как река, вокруг тебя,
и ты среди колосьев, словно колос,
как самый стройный колос, что дала
земля.
Соломенная шляпа, синий пояс
и платье, словно ранняя весна:
взлетает, весь в цветах и птицах, легкий
волан…
И, как весенний сказочный букет,
ты держишь радость, землю, солнце, ветер,
и над тобою голубиный вечер…
Такой ты снишься мне.
Твоих улыбок нежных голубятни,
в колосьях ветер, в небе — тучи стаей…
И ветер, ветер в золотистых прядях, —
как ты прекрасна!
Танцуешь ты, кружась среди колосьев
под свой напев, танцуешь без конца,
пока луна не пронесет над полем
свет своего лица…

Сонет Тересе

Тереса, в чьих глазах небес начало,
как запаха начало у цветка:
меня ты своенравьем ручейка
и нежностью вражды околдовала.
Лозой, и колосом, и розой алой
клонилась ты — легка, гибка, тонка,
и тело твое было как река
любви, что в море вечности впадала.
Тереса, для тебя встает заря,
и по ночам, вся звездами горя,
волшебных снов спускается завеса…
Тобой одной живу в разлуке я,
к тебе влюбленная строка моя,
и сердце бьется для тебя, Тереса.

Поэт прощается с девушками

О девушки! Не раз вы мной воспеты:
вы, чья походка музыкой влечет, —
когда в саду вы, в белое одеты,
мне чудится — в саду жасмин цветет…
Как обтекает ваши силуэты,
волнуясь, ветер, свой прервав полет…
Пока стихи слагают вам поэты,
поэзии не рухнет небосвод.
Сам бархат нежностью не спорит с вами,
и путаю я землю с небесами
там, где я вас встречаю, как зарю…
Но мне уж не идти с весною рядом:
я, провожая вас прощальным взглядом,
моей печали розу вам дарю.

Сердце в письме

Здесь образ сердца моего начертан:
к листу бумаги руку протяни,
и ты услышишь собственного сердца
счастливый стук, как в те, былые дни.
Разлуки нет, пока в нее не веришь;
мы снова, как вчера, с тобой одни:
тогда любви мы отворили двери,
сегодня вновь распахнуты они —
навстречу молчаливому горенью,
навстречу бегу смертному к забвенью
от ранящего сердце острия —
к лазурной бухте нового свиданья,
где поцелуи утолят страданье,
где обретет покой душа моя.

КАРЛОС КАСТРО СААВЕДРА[144]

Перевод М. Самаева

Тайные пахари

Работа мертвых движется в тиши,
упорно, день за днем и ночь за ночью.
Работают без жара, терпеливо,
и никогда их труд не пропадает.
Они так незаметны, так смиренны,
что им для сна хватает двух метров глины,
и там они корпят над красотой пшеницы.
Обязано им все, что расцветает,
все, что однажды вызреет в колосья
и станет жатвой хлебопашца.
Из нитей крови собственной они
ткут лепестки багряных маков
и тою малостью огня,
что в них еще от жизни сохранилась,
на лозах золотят хмельные грозди.
Так и растут они близ деревень,
преображаясь в смуглую пшеницу.
И все, что в мире зеленеет:
лесов неисчислимая листва,
трава младенческая и холмов покровы, —
берет начало в них.
Еще добавлю, что земля священна,
и топчущая борозду нога
тревожит тишину, среди которой
они своими снежными руками
неторопливо раскрывают зерна.