— Я думал…

— Нет, все хорошо. Просто спрашиваю.

— Потому что ты сказала, что я должен поспать, — объясняет он.

— Правильно. Я так и сказала.

— Так что мне, наверное, следует…

— Может быть, ты хочешь…

— О, — брови Гаррета приподнимаются. — Ты что-то сказала?

— Нет. Нет, определенно нет, — я размахиваю руками, чтобы отвлечься от того факта, что понятия не имею, что делаю. — Ты уходишь.

— Я имею в виду… — он потирает затылок. — Если только ты не собиралась сказать…?

— Кто, я? — я показываю на себя. Да, определенно превращаюсь в Гаррета. — Я не собиралась ничего говорить.

Голова Гаррета медленно покачивается.

— Отлично. Классно. Думаю, тогда я… уйду.

Я ухмыляюсь.

— Отличклассно.

Его смех — мой любимый, сердечный, теплый звук, и когда он притягивает меня к себе, сжимая в кулаке мою рубашку, волна эмоций, захлестывающая меня, поистине ошеломляет.

— Отличклассно, — шепчет он мне в губы. — Так что отличклассно.

ГЛАВА 28

ПРАВИЛА? КАКИЕ ПРАВИЛА?

ГАРРЕТ

— Это игра, мальчики, — я провожу рукой по столу, собирая карты.

Картер переворачивает свои карты лицом вниз и скрещивает руки на груди, мрачно нахмурившись.

— Это гребаное дерьмо, вот что это такое.

— Ты знаешь, что говорят, — бормочу я. — Ты должен научиться проигрывать, прежде чем сможешь…

— Если ты скажешь мне, что мне нужно научиться проигрывать, чтобы ценить победу, я выброшу тебя из этого гребаного самолета.

— О, значит, Оливия может это говорить, а я нет? Двойные гребаные стандарты.

— Оливия может говорить все, что захочет! Она растит моего ребенка и сосет мой член!

— Картер, — бормочет Адам, доедая сэндвич, не отрывая взгляда от книги в другой руке. — Перестань быть обиженным неудачником.

— Я не неудачник, — ворчит он, откидываясь на спинку стула.

— Ты неудачник, — мы с Джексоном только что разгромили Картера и Эммета в “юкере” три раза подряд. Изначально мы собирались сыграть только одну партию, потом вторую, а потом… ну, вы уже знаете Картера. — Ты не можешь быть лучшим во всем.

Картер упирается пальцами ног в край моего сиденья.

— Эммет играет дерьмово.

— Эй! — Эммет отрывает взгляд от своего телефона. Возможно, это первый раз, когда он осознает, что игра закончилась. — Я не видел свою жену пять дней, и она присылает мне очень подробные сообщения о том, как она собирается приветствовать меня дома сегодня вечером, — его телефон звонит, глаза становятся дикими, и он резко встает. — Я, э-э… мне нужно… идти. Отлить.

Картер стоит рядом, зевая, вытягивает руки над головой.

— Я тоже пойду. Хочу заняться сексом с Олли, прежде чем мы улетим. Мне нужно немного энергии, чтобы я мог потрясти ее мир, когда вернусь домой. Беременность делает ее очень возбужденной. Иногда за ней трудно угнаться, — он тихо посмеивается, в его глазах читается отстраненность. — На днях она разбудила меня, сказав, что…

— Прекрати, — Адам прикрывается своим сэндвичем, как щитом. — Ради всего святого, Картер, просто прекрати. Мы не хотим знать, и Оливия не хочет, чтобы мы знали. Поверь мне.

Картер кривится, собирая фантики от шоколадок, которые он ел на нервах, когда проигрывал. Он тычет пальцем в книгу Адама.

— Тебе нужно потрахаться. Если тебе нужны советы…

— Мне не нужны.

— Ты уверен? Ходят слухи, что я знаю, как разговаривать с дамами.

Адам переворачивает страницу в своей книге.

— И как Олли так повезло, мы никогда не узнаем.

— Какую книгу ты читаешь сегодня? — спрашиваю я, когда Картер исчезает.

Адам показывает мне обложку, и мы с Джексоном смеемся. «Тонкое искусство пофигизма».

— На что ты хочешь, чтобы тебе было пофиг?

— Я не знаю. Ни на что. На все. Я не знаю, — он прижимает книгу к груди и вздыхает. — Должен ли я сказать: «к черту свидания»? Должен ли я просто взять то, что, кажется, предлагают все девочки?

Я качаю головой, тасуя карты.

— Нет, ты не хочешь этого делать. Это не ты.

— Может быть, так и должно быть. Я не собираюсь валять дурака и ранить чьи-либо чувства. Но никому из них не насрать на меня, так почему я так много даю?

— Потому что ты хороший парень, — говорит Джексон. — И ты, блять, не из тех, кто ни к чему не привязан. Это я, и хотя мне это нравится, и я обычно настоятельно рекомендую это, я не думаю, что это был бы твой путь.

Пальцы Адама погружаются в его кудри.

— Я тоже так не думаю.

Я усмехаюсь.

— Тогда почему ты рассматриваешь это?

Он снимает очки для чтения в темной оправе и трет глаза.

— Наверное, на самом деле я это и не рассматриваю. Может, я просто устал от этой борьбы с свиданиями. Все, что она мне приносит, — это чувство еще большего одиночества.

— Тогда сделай паузу. Ты ведь проводишь свободное время с детьми из детского дома, и тебе это нравится, так?

Его лицо озаряет искренняя улыбка.

— Я действительно счастлив. Это потрясающе — быть частью чего-то, что помогает этим детям выйти за рамки привычного.

— Тогда сосредоточься на этом на некоторое время. Проведи время за тем, что делает тебя счастливым. Я знаю, ты хочешь с кем-то познакомиться, но сейчас тебе это не доставляет удовольствия. Попробуй еще раз через пару месяцев.

Адам прикусывает нижнюю губу, затем кивает.

— Когда ты успел стать таким мудрым?

Правда в том, что разговоры с Дженни помогают в этом. Я всегда пытаюсь показать ей, что я понимаю, и мне нравится помогать ей найти выход из ее проблем с другой стороны. Но я не могу сказать этого Адаму, поэтому я говорю ему другую правду.

— У меня три очень эмоциональные младшие сестры, которые ссорятся из-за каждой мелочи. Иногда мне приходится проявлять мудрость, — хотя порой я бываю совершенно невежественным там, где нужно быть благоразумным. Например, на прошлой неделе, когда, кажется, Дженни намекала, чтобы я остался у нее на ночь.

Думать о ней в последнее время было тяжело. В перерывах между хоккеем и репетициями ее концерта наши графики не совпадали. Поздние беседы — не вариант, когда Адам мой сосед по комнате. Мне повезло, что у меня есть пять минут, чтобы увидеть ее лицо или услышать ее голос.

Она единственный человек, с которым я хочу провести свою единственную ночь дома, поэтому я отправляю короткое сообщение.

Я: Буду дома через час. Зайдешь?

Солнышко: Потому что ты скучаешь по мне?

Я: Потому что я хочу минет.

Солнышко: Скажи правду, Медвежонок Гэрри. Я не общаюсь с лжецами. Я общаюсь только с отличклассными парнями.

Она не оставляет этот инцидент с отличклассно без внимания, но шутка в ее пользу. Мои любимые шутки — те, которыми мы делимся вместе.

Я: Прекрасно. Я скучаю по тебе и хочу минет. Пожалуйста, приходи.

Солнышко: И?

Я: И я хотел бы обнять тебя, потому что прошло уже 5 дней. Пожалуйста, приходи.

Я: И я пощекочу твою спину. Пожалуйста, приходи.

Я: И я тебя покормлю. Пожалуйста, приходи.

Я: Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

Солнышко: Боже мой, не нужно так отчаиваться. Я все равно уже здесь.

Я собираюсь спросить ее, что она имеет в виду, когда появляется ее фотография, уютно устроившаяся в моей постели. В зубах у нее поп-тарт и свободной рукой она делает знак мира, каштановые волосы разметались по моей подушке. Я не могу дождаться, когда присоединюсь к ней там, и, если мне действительно повезет, я смогу провести с ней всю ночь напролет.

Солнышко: Твои простыни волшебны, и у тебя есть лучшие закуски. Я пришла поесть и вздремнуть. Я собиралась удивить тебя у твоей двери, не надев ничего, кроме ленты для волос, повязанной вокруг шеи, как подарок, которым я и являюсь.

Господи Иисусе, я никогда ее не отпущу.

— С кем ты там переписываешься?

— С Дж… — мои пальцы останавливаются. Мой взгляд медленно поднимается, найдя Адама с поднятой бровью, пока он ждет, чтобы я продолжил имя, — ексоном. С Джексоном, — я прочищаю горло. — Райли. Джексон Райли. — Заткнись. Гаррет.