Описывается, что ученики испытывают досаду из-за такой траты, считая, что это миро можно было бы продать и выручить деньги для пожертвования бедным, но Иисус успокаивает их, заметив им, что он был помазан для предстоящего ему погребения. Однако в Евангелии от Иоанна недовольство выражает только Иуда:

(Именно в этот момент Иоанн заявляет, что Иуда сказал это не из заботы о бедных, а потому что он был вором, который отвечал за казну.)

В Евангелии от Иоанна именно после этого события Иуда совершил свое предательство. Если мы рассматриваем повествование Иоанна, то это, возможно, не соответствует теории разочарования Иуды. Разве мог его раздражать акт помазания — традиционный обряд установления царствования? Это физическое действие подчеркивало, что Иисус — Мессия, «Помазанник», и это, должно быть, обострило болезненное ощущение Иудой того, что Иисус предал мессианство, отказавшись возглавить восстание против Рима.

Во время Пасхи Иисус и его ученики обедали в окрестностях Иерусалима. Это была «Тайная вечеря». Иуда Искариот участвовал в этой трапезе, но сразу после этого, должно быть, убежал, чтобы посоветоваться с первосвященниками. Иисус и оставшиеся с ним ученики затем удалились, но не ушли далеко:

Гефсимания находилась сразу за Иерусалимом на западных склонах Елеонской горы и, возможно, в оливковой роще, где некогда стояла маслобойня. (Название Гефсимания означает «маслобойный пресс».) Иуда знал о том, что Иисус будет там, это особенно ясно видно в Евангелии от Иоанна:

Интерпретируемый с рационалистической точки зрения «исторический Иисус», возможно, ожидал, что следующий день будет крайне важным и будет тем днем, когда город встанет на его сторону, и поэтому он находился максимально близко к городу.

Возможно, теперь, когда наступал решающий момент, его охватило чувство неуверенности. Было ли то, что он делал, действительно правильно? Добьется ли он успеха? Пишется, что он провел это время в мучительной молитве.

В этом стихе можно увидеть, как «исторический Иисус» пытается уклониться от последнего испытания, сомневаясь в успехе, боясь последствий и, тем не менее, чувствуя, что другого выхода нет.

Однако тревожное ожидание внезапно закончилось с прибытием вооруженных людей, которых послали священники. Иуда привел их в то место, где должен был находиться Иисус, место, известное Иуде, но не властям. Именно теперь в ночной тишине Иисуса можно было взять, и, когда занялся рассвет пасхального дня, потенциальный бунт был сорван из-за внезапного отсутствия руководителя и того неожиданного открытия, что Иисус не кто иной, как лжемессия.

Единственной причиной возможного провала этого плана теперь было то, что по ошибке могли арестовать ученика, а Иисус мог убежать. С Иисусом в этой последней сцене молитвы в Гефсимании было три ученика:

И любой из этих троих мог быть ошибочно принят за Иисуса. В конце концов, было темно, и вооруженные люди, возможно, не знали, как выглядит Иисус. Поэтому Иуда должен был безошибочно указать на Иисуса, и он предложил сделать так:

Для современных американцев это, по-видимому, усугубляет измену: предать с помощью поцелуя выглядит особенно злодейски. Частично это отражение наших собственных социальных нравов, в которых поцелуй стал знаком особой близости и привязанности. Однако в других культурах поцелуй между людьми при встрече может быть совершенно обычным делом. Это было обычное приветствие, и оно не имело большего значения, чем рукопожатие в нашей культуре. Разумеется, даже в этом случае измена — это весьма плохо.

В изображении Матфея Иисус настолько же удивился приходу Иуды, насколько и не осознавал намерения предателя:

Несомненно, эта часть Евангелия полна указаний на то, что Иисус заранее знал об измене Иуды, и заканчивается, как и можно было ожидать, божественным предвидением Мессии. И иногда предполагается, что вопрос Иисуса Иуде «для чего ты пришел?» является метафорическим способом высказывания: «Делай то, для чего пришел». То есть «Давай покончим с этим».

Однако, если мы рассматриваем личность «исторического Иисуса», мы вполне можем предположить, что он был удивлен внезапным появлением Иуды и какое-то мгновение не осознавал значения происходящего. Тогда этот вопрос имеет прямой смысл.

Один из присутствовавших учеников предложил оказать сопротивление. Здесь он не назван, но Иоанн утверждает, что это был Петр:

Можно представить, как «исторический Иисус» видел, что всякое сопротивление бесполезно, и не хотел, чтобы его учеников убили ни за что. Возможно, он видел смысл утешения в том, что решающий момент для восстания еще не пришел. Или, возможно, он все еще считал себя Мессией и был уверен в том, что его еще защитит божественное вмешательство.

(«Традиционный Иисус» знал, как с тех пор принято фактически всеми христианами, что должно было произойти и что испытание в виде распятия на кресте и воскресение были частью божественного замысла.)

Однако в этот момент ученики отреагировали так, как если бы они стояли перед фактом ареста «исторического Иисуса», а не божественного Мессии:

Теперь священническим властям необходимо было найти какой-нибудь вид преступления, за которое можно было судить Иисуса; и если возможно, чтобы он был осужден на смертную казнь. Если бы он был просто наказан и отпущен или, еще хуже, — оправдан, то в конце концов те хлопоты, которые они на себя взяли, несомненно, привели бы к тому, что по всей Иудее рассказали бы об этом как о примере божественной зашиты Мессии, и восстание было бы уже неминуемо.

И тем не менее, обвинить Иисуса по вопросам чисто богословского спора было бы трудно:

В отчаянии они обратились к вопросу о самом мессианстве. Конечно, человек, лживо заявляющий, что он — Мессия, проявлял тем самым верх богохульства и заслуживал смерти. И несомненно, ученики Иисуса явно утверждали, что Иисус — Мессия, и он неявно принял на себя эту роль, не порицая их за это.

Однако этого было недостаточно. Утверждения учеников можно было не признать; неявное принятие этих утверждений можно было оправдать. Однако если бы Иисуса можно было спровоцировать на открытое признание мессианства, то в суде под присягой они бы его обвинили.