Тем временем Иуда Искариот ужаснулся последствий своего предательства:

Если он планировал вынудить Иисуса к мессианским действиям, то теперь он понял, что этот план потерпел неудачу и именно он ответствен за смерть Иисуса. Если бы он хотел наказать Иисуса за то, что тот — не Мессия, то Иуде было бы приятно увидеть смерть Иисуса. Очевидно, он понял, что смертная казнь была большим наказанием, чем он хотел.

Он попытался возвратить первосвященникам тридцать серебряных монет, и, когда они отказались принять их у него, он бросил деньги, ушел и повесился, так что он умер той же ночью, когда свершилось его предательство. Это раскаяние, как правило, частично освобождает этого предателя от полного мрака, который окружает его имя.

К сожалению, правдоподобие драматического рассказа Матфея о конце Иуды вызывает подозрение в том, что евангелист просто пытался представить еще одну цитату из Ветхого Завета.

В отношении тридцати серебряных монет, которые Иуда отверг, Матфей объясняет, что священники посчитали, что деньги, которые были платой за предательство, не могут быть положены в сокровищницу. На них была кровь человека.

Земля горшечника была, возможно, местом, где можно было добывать глину такого вида, которая подходит для изготовления глиняной посуды. В только что приведенных стихах фраза «земля горшечника» означала любое общественное место погребения для преступников, бездомных, нищих — всех, кому не могли предоставить (или они не заслуживали) лучшего места.

Однако в этом случае это цитирование Матфеем Ветхого Завета является более чем просто неуместным. С одной стороны, эта цитата взята не из Книги пророка Иеремии, а из загадочного рассказа Захарии о пастухах. (Возможно, ошибка возникла потому, что Иеремия в одном месте говорит о покупке земли, а в другом месте рассказывает притчу о гончарах, но все равно это — ошибка.)

В Книге пророка Захарии пастух, который уходит на покой, получал в качестве платы тридцать серебряных монет:

Но «горшечник в Доме Господнем» — это ни в коем случае не то же самое, что «земля горшечника». В действительности само слово «горшечник» — это неправильный перевод, и оно могло появиться в стихе Ветхого Завета в результате неправильного использования этого отрывка Матфеем и его влияния на набожных переводчиков, которые работали с Библией короля Якова. В Исправленном стандартном переводе эта фраза читается как «в сокровищницу Дома Господнего».

Другими словами, в Книге пророка Захарии деньги были внесены в храмовую казну, именно поэтому священники отказались связываться с деньгами Иуды. Следовательно, эти два отрывка не параллельны, как, очевидно, считал Матфей, а, напротив, противоположны.

Существует альтернативная традиция трактования смерти Иуды, данная в Деяниях апостолов:

Согласно этой альтернативной традиции, в которой не используются никакие пророчества из Ветхого Завета, Иуда не испытывал никакого раскаяния и не совершал самоубийства. Он жил достаточно долго, чтобы осуществить эту сделку, предназначенную для того, чтобы он мог стать землевладельцем, и позже умер от какого-то удара.

Очевидно, Пилат воспринял уклончивый ответ Иисуса первосвященнику («ты сказал») как негативный или по крайней мере не как положительный, и поэтому сомневался в том, что Иисус заслуживал смертной казни. Или, возможно, Пилат хотел досадить первосвященнику, который, как Пилат вполне понимал, имел свои собственные скрытые мотивы желать Иисусу смерти, кроме его фактической вины или невиновности:

Во всяком случае, он через голову священнической стороны обратился непосредственно к народу и предложил освободить какого-нибудь пленника в честь праздника Пасхи.

О Варавве Матфей больше ничего не пишет. Однако Марк говорит:

Вполне возможно, что Варавва был одним из сикариев, или террористов, который возглавлял партизанский отряд против римлян и осуществил убийство какого-то римского чиновника.

Поэтому он вполне мог быть героем для зилотов, тех самых, которые разочаровались в Иисусе из-за того, что он уступил в вопросах уплаты дани.

Выбирая между главарем банды, который не проповедовал, но боролся против римлян, и тем, кто проповедовал и называл себя Мессией, но не предпринял никаких действий и покорно позволил схватить себя, пленить и подвергнуть суду, народные массы (или по крайней мере крикливые зилоты среди них) назвали Варавву и получили его.

Варавва — это не имя собственное, а арамейский эквивалент прозвища, означающего «сын отца». «Христос» или «Мессия» может также быть назван как «Сын Отца» (хотя и с прописной буквы). Достаточно странно, но традиция утверждает, что именем Вараввы было Иешуа или, по-гречески, Иисус. Следовательно, Пилат спрашивал у толпы, хотели ли они Иисуса, сына отца, или Иисуса, Сына Отца.

В действительности были и те, кто говорил, что Варавва и Иисус — это один и тот же человек, и рассказ о главаре банды и кротком и миролюбивом Мессии так или иначе переплелись, что Иисус был судим перед Пилатом, но был отпущен как Варавва, и что рассказ о распятии на кресте и последующем воскресении — это прикрасы более поздней легенды. Однако маловероятно, что эта точка зрения когда-либо приобретет много сторонников.

Матфей подчеркивает нежелание Пилата отдать приказ о смертной казни. Частично он объясняет это с помощью своего любимого приема — сна:

Это единственное появление жены Пилата в Новом Завете, но традиция занималась ею. Говорилось, что ее имя было Клаудия Прокула и что она была, или позже стала, тайной христианкой. Она даже была канонизирована в Греческой православной церкви.

Предложив отпустить Иисуса, а вместо этого получив необходимость отпустить Варавву, Пилат столкнулся с кричащей толпой, требовавшей казни Иисуса. Пилат возразил:

Все четыре Евангелия соглашаются в том, что Пилат отказывался распорядиться о казни Иисуса, но только Матфей вставляет эпизод об умывании рук, драматический акт, вследствие чего фраза «умывать руки» означает теперь «отказаться от ответственности».