Числ., 24: 17. …Восходит звезда от Иакова и восстает жезл от Израиля, и разит князей Моава…

Этот стих был воспринят многими христианами как мессианское пророчество, предсказывающее приход Иисуса Христа и уничтожение им язычества и зла. Поэтому слова «звезда» и «жезл» были использованы в Библии короля Якова (но не в Исправленном стандартном переводе).

Более прозаическое объяснение состоит в том, что это предсказание (записанное только во времена царств) — отклик ликующего народа на царствование Давида и его завоевание Моава.

Аммон

Одно за другим пали соседние княжества перед Давидом, чьи завоевательные войны были неизменно успешны.

Когда на трон Аммона взошел новый царь, Давид послал своих послов с поздравлениями, как того требовала вежливость. Новый царь, заподозрив посланников в шпионаже, обошелся с ними с оскорбительным неуважением, сбрив каждому половину бороды и обрезав наполовину одежду. Это было равносильно объявлению войны.

Давид так к этому и отнесся, и аммонитяне заключили союз с арамейскими (сирийскими) городами на севере, которых также тревожил внезапный подъем нового израильско-иудейского царства.

Арамеи заняли область к северу от Израиля (греки называли ее Сирией, и это название сохранилось до наших дней) после падения Хеттской империи, смешавшись с остатками хеттского населения. Их приход был частью того беспрестанного движения народов, которое привело филистимлян и еврейские племена в Ханаан.

Объединенные силы сирийцев и аммонитян были разбиты Давидом и его главным военачальником Иоавом. Эти народы были покорены так же, как и идумеи на юге, и к 980 г. до н. э. Давид правил державой, которая простиралась от Красного моря до верхнего течения Евфрата. Она охватывала земли вдоль всей восточной границы Средиземноморья, за исключением той части побережья, которая оставалась собственностью финикийских городов. Эти города сохраняли свою независимость, но были достаточно осторожны, оставаясь в дружеских отношениях с Давидом.

Царство Давида не было таким обширным, как империя: в период своего расцвета его площадь достигала лишь тридцати тысяч квадратных миль. Оно было меньше и слабее существовавших до него Египетского или Хеттского или возникших впоследствии Ассирийского, Вавилонского и Персидского царств. На самом деле оно существовало только благодаря исторической случайности: Давид появился в тот короткий и редкий период, когда в Азии не оказалось никакой великой империи.

И тем не менее, царство Давида осталось для Израиля, по сравнению с предыдущими и будущими столетиями, вершиной славы, и все последующие поколения вспоминали о нем с гордостью и печалью.

Мемфивосфей

Распространив свое влияние вширь, Давиду необходимо было так же старательно и энергично укреплять свою внутреннюю власть. Он должен был сознавать, что Израиль не смирится с иудейским правлением, и не исключалось, что его противники могут объединиться вокруг кого-нибудь из бывшей династии Саула.

В монархиях древности (как и в некоторых относительно современных) существовал обычай устранять всех оставшихся членов смещенных династий, чтобы обеспечить безопасность правящему царю — или, в более идеалистическом представлении, для спокойствия и порядка в стране.

Преднамеренное убийство наследников Саула могло выглядеть политически довольно неприглядно и спровоцировать междоусобную войну, которую Давид стремился предотвратить.

Однако наконец наступил удобный случай совершить это без риска:

2 Цар., 21: 1. Был голод на земле во дни Давида три года, год за годом…

Стремясь избавиться от голода, народ мог одобрить действия, которые в иных обстоятельствах порицал бы — если только эти действия смогут умилостивить разгневанного Бога. Вину за этот голод священники предусмотрительно возложили на Саула:

2 Цар., 21: 1. И вопросил Давид Господа. И сказал Господь: это ради Саула и кровожадного дома его, за то, что он умертвил Гаваонитян.

Причина, по которой Саул истребил гаваонитян, в Библии конкретно не упоминается. Подобное действие со стороны Саула являлось серьезным нарушением мирного договора между израильтянами и жителями Гаваона — того самого договора, который, согласно преданию, был заключен еще во времена Иисуса Навина.

Но возможно, это обвинение Саулу явилось просто откликом на массовое убийство им священников в Номве. Единственным выжившим тогда остался Авиафар, служивший сейчас первосвященником при Давиде. Его личная, вполне понятная враждебность к дому Саула могла теперь более чем способствовать объединению с Давидом.

Чтобы примириться с гаваонитянами, Давид по их просьбе отдал им семерых наследников Саула (двух его сыновей, рожденных наложницей, и пятерых внуков), которых те повесили. После Давид исполнил печальный долг, с честью похоронив казненных в родовой гробнице вместе с останками Саула и Ионафана, перенесенными из Иависа Галаадского.

Итак, похоже, с наследниками по мужской линии дома Саула было покончено, хотя Давид не был полностью в этом уверен:

2 Цар., 9: 1 .И сказал Давид: не остался ли еще кто-нибудь из дома Саулова? я оказал бы ему милость…

Стих этот появляется в Библии еще за двенадцать глав до того, как будет рассказано о казни семерых наследников Саула, поэтому никакой иронии здесь нет. Хотя, скорее, этот эпизод должен был произойти после казни или же вовсе не следовало бы изображать Давида, так пристально выискивающего, «не остался ли еще кто-нибудь из дома Саулова?».

И все же один из членов этого дома остался. Это был Мемфивосфей, сын Ионафана. Ему было пять лет, когда Саул и Ионафан погибли в битве на горе Гелвуй. Когда известие об их гибели и поражении армии достигло дворца Саула, поднялось страшное смятение. Нянька Мемфивосфея, схватив ребенка, бросилась бежать и упала, уронив его. С тех пор он остался хромым на всю жизнь.

Мемфивосфея предусмотрительно скрывали во время царствования Давида, но затем царю стало о нем известно, и он счел, что в данном случае дело не может легко решиться еще одной казнью. Прежде всего, Мемфивосфей был сыном Ионафана, которому Давид когда-то поклялся в дружбе. Затем, если посмотреть с практической стороны, этот юноша не привлекал сторонников мятежных сил: ведь он был хромым и не мог возглавить войско.

И все же Давид не терял бдительности. Он сохранил Мемфивосфею жизнь, оказывал ему всяческие милости, но держал при дворе под постоянным надзором:

2 Цар., 9: 13. И жил Мемфивосфей в Иерусалиме; ибо он ел всегда за царским столом…

Урия Хеттеянин

Еще одно семейное дело Давида, подробно рассказанное Библией, показывает, каким образом он пополнял свой гарем. Но в данном случае важно то, что сын Давида, рожденный именно этой его новой женой, наследовал трон Израиля.

Однажды, прогуливаясь, Давид увидел с крыши своего дворца купающуюся женщину. Внешность ее необычайно привлекла царя, и он послал узнать, кто она такая. Ему доложили:

2 Цар., 11: 3. …это Вирсавия, дочь Елиама, жена Урии Хеттеянина.

Прошло уже два столетия с тех пор, как исчезла империя хеттов, но культура их еще не пропала. Хетты были изгнаны из Малой Азии, из той области, где теперь господствовали фригийцы, но они обосновались южнее, — там, где сейчас находится Сирия. Смешавшись с арамеями, хетты удерживались здесь еще на протяжении двух столетий, пока вся эта область — хетты, арамеи и израильтяне — не оказалась под пятой Ассирийской империи.

Завоевания Давида, которые он вел на севере, поглотили эти хеттские города-государства, и неудивительно, что множество их воинов, в том числе и Урия, перешли на службу Давиду. Исходя из того что Урия — имя еврейское («Господь есть свет»), можно предположить, что он искал продвижения по службе и изменил свое имя в соответствии с религиозным верованием царя.