В тот раз над Анадырем и его ближними и дальними окрестностями погода «звенела». Пришлось вставать и по очереди ползти к единственному крану в лётном «профилактории» – отделённом деревянной перегородкой поперёк коридора закутке анадырской гостиницы, отведённом под отдых экипажей. Какой там отдых… До часу ночи пьянка экипажа московского Ил-а, дым по коридору тяжёлыми серыми пластами, жеребячье ржание гостей московского экипажа – пилотов марковской вертушки, полуголые стюры[193] в коридоре… Нет, мы тоже не ангелы, но часиков в 10 ужин уже закончили и совсем уже хотели поспать, но вместо этого ещё три часа ворочались, возбуждаемые пьяненьким хихиканьем стюардесс. На животе лежать невозможно. Ну и ладно, никто не говорил, что пограничным лётчиком быть легко. Алкаши будут ещё до обеда дрыхнуть, а у нас в 8 утра – медконтроль и на вылет.

В тот год проводилась операция «Путина – (… ну, пусть будет) 94». Во главе погранцов находился изобретательный и деятельный генерал пехотного происхождения Николаев, любимец ЕБНа. И обычные действия по охране госграницы и экономзоны превратились в операции. К этим операциям надо было заранее готовиться, рисовать карты-простыни, регулярно по специальным формам отчитываться об их текущем ходе, а по завершении операции лепить объёмный «итоговый доклад». Времени на собственно охрану границы и экономзоны оставалось всё меньше – «операции» съедали всё свободное время. В августе 94-го года нас выслали на неделю в город Анадырь – проводить операцию «Путина-94», успешно идущую на бумаге уже месяц. Цель проста: обследовать сначала радиолокатором, а затем и визуально с минимальной высоты отведённые нам районы исключительной экономической зоны Российской Федерации. Все корабли, находящиеся там, переписать, а при необходимости и сфотографировать, зафиксировав их место нахождения или ведения промысла. Данные передать в штаб («являющийся необходимым передаточным звеном между нами и вышестоящим штабом»), а при необходимости принять срочные меры для пресечения незаконного промысла. Т.е. низко-низко и громко-громко полетать над мачтами нарушителя, дав ему понять, что Российская Федерация мириться с браконьерством не будет.

В тот год я активно вывозился на должность командира корабля Ан-26, бессменным инструктором у меня был Пасеков Георгий Георгиевич. В обиходе – Георгич, а за глаза для краткости иногда шёпотом – Жора или Жор Жорыч. В моем активе остро не хватало специальных пограничных задач: поиска нарушителя, полётов на ПСС,[194] всяких видов патрульных полётов. Поэтому всю неделю с левой чашки[195] предстояло работать именно мне.

– Куда летим? – поинтересовался диспетчер АДП. Можно подумать, заявку не видел. А может, и видел, но координатные пары, указанные в заявке вместо привычных пунктов трассовых полётов, не воспринял.

– За угол, за Беринговский, – Георгич быстро заполнял графы журнала.

– Надолго?

– Пока горючего хватит, часа на 4-5.

Я все это время уныло топтался сзади, усиленно изображая из себя командира, пришедшего принять решение на вылет.

– Влад, иди на метео, прослушай ещё раз погоду, надиктуй им молитву, забирай Олега, а я на самолёт пошёл.

– Слухаюсь, мон женераль!

Забежал на метео (Олег и правда сидел там, оттачивая на улыбчивых, но несколько перезревших тётеньках своё обаяние). Мне зачитали погоду Анадыря и запасных, а также в районе работы, после чего я в любезно подсунутый микрофон набубнил «молитву» – установленный набор фраз, подтверждающих, что я, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, прослушал все необходимые данные о погоде, проанализировал их и подтвердил «своё» решение на вылет. Вообще разных «молитв» в авиации много. После чего мы с Олегом сбежали вниз по лестнице, перед выходной дверью переглянулись, резко сбросили темп и вразвалочку, прикрываясь местными самолётами, поплелись к своему борту. Наши надежды оправдались – к нашему приходу лайнер не только расчехлили, но и заглушки убрали и воду принесли, и кабель от аэродромной колонки подключили.

– Что, правачина ленивая, – мурлыкнул нам навстречу пухленький, невысокий, похожий на домашнего кота и с табаковскими интонациями в голосе Володя Половцев, борттехник, – на расчехление не успел, воду за тебя принесли, будешь в полете обед готовить.

– Бог подаст, вы Эльдара зачем с собой брали? Пусть и расчехляет, и готовит, а потом ещё и зачехляет.

– Эльдар умеет готовить только «холостяцкую яичницу».

– Как это? – Олег (недавно отправивший жену на материк для сдачи сессии, переходящей в отпуск) уже полез было в самолёт, но, заинтересовавшись, остался.

– Просто. Открыл холодильник, почесал яйца, закрыл холодильник.

– Тьфу на вас! – и Олег полез дальше.

– Ну, мужики, – из двери высунулся недовольный Георгич, – сколько можно трепаться? Пора движки гонять, чтобы в 9 – колеса в воздухе. Наши вылеты у командующего на контроле.

Отгоняли, вырулили, привычно стукнувшись колёсами о торец ВПП[196] (стоянка грунтовая, летом пылиш-ша!), взлетели. Заняли 1000 метров. Под самолётом справа проплывают серо-рыже-зелёные чукотские тундровые пейзажи. Слева сине-серое море до самого горизонта. Миновали Дионисия – неведомо как взявшийся на побережье анадырской тундры высоченный каменный пуп. Вскоре наш бортмеханик Эльдар Рахматуллин принёс свежего чая. Мы с командиром попили по очереди. Пилотировать было легко и приятно. Самолёт как влитой сидел в прохладном утреннем воздухе, пейзаж за окном радовал глаз, погода – «миллион на миллион», в эфире тишина, сзади в грузовой кабине – ни одной сволочи (простите, ни одного пассажира).

– Олег, ну что на локаторе? – Георгич волнуется за будущие результаты радиолокационного дозора.

– А самим посмотреть слабо? У вас там командир молодой, который штурмана контролировать обязан, пусть скажет.

– Влад, звук!

– (Заглянув в чёрный резиновый тубус локатора): Георгич, там пятнышки зелёненькие, и зелёная полоска слева направо бегает. Вот если бы штурвал на кого оставить и минут пять на экран посмотреть, я б разобрался. Так ведь не на кого оставить…

– Олег, ты слышал, командир пилотирует самолёт (складывает руки на не самом маленьком животе), штурвал подержишь?

– Нет целей, командир.

– Командир у вас сегодня Влад, а я инструктор.

– Так я Владу и докладывал.

Я проникновенно отзываюсь: «Спасибо, Олег, один ты меня за командира держишь в этом экипаже». Громко всхлипываю в СПУ.[197] Просыпается Эльдар: «Что, а, уже прилетели?» В СПУ дружный хохот. Забираемся чуть повыше, проходим посёлок Беринговский.

– Эй, два командира, «за углом» 5 целей, пока не снижайтесь, сейчас ещё попрут.

– Эльдар, включай печку, пусть прогревается. На кухне хлеб вчерашний и бортпайки из домика, Федорыч картохи принёс, Влад консервов каких-то. Начинай обед готовить, – Вовка Половцев решил предотвратить опасность нашего похудения. Да и в гостинице кроме быстрорастворимой корейской лапши пожрать нечего. Можно, конечно, на заставу попроситься, но там тоже едой небогато, да и далеко и хлопотно добираться. А на своём борту мы дома.

– Так, Георгич, насчитал 42 цели и сбился. Снижайтесь пока прямо по курсу, там группка из пяти штук, её первой осмотрим.

– Понял тебя, флагман. Так, Влад смотри, действуй по командам штурмана. На каждый корабль строй заход, как на полосу. Но пройти его нужно левым бортом, чтобы флагман его щёлкнул на плёнку. Весь экипаж пытается рассмотреть флаг и название, потом докладываете штурману, он фиксирует в бортжурнале.

– Понял, а заход на корабль по коробочке строить или расчётным углом?

– Как хочешь, только сам не запутайся и не проскочи цель. Федорыч, доложи на базу: «обнаружил 42 цели в 16-м, приступил к работе».

вернуться

193

 «Стюра» (жарг.) – стюардесса.

вернуться

194

 ПСС – поисково-спасательная служба.

вернуться

195

 Левая чашка (жарг.) – место командира корабля в пилотской кабине.

вернуться

196

 ВПП – взлётно-посадочная полоса.

вернуться

197

 СПУ – самолётное переговорное устройство.