Пупкин напрягся…

– Тащ капитан, разрешите узнать, когда можно будет сдать зачёт по куннилингусу на брусьях?!

Повисла секундная пауза, затем третья шеренга легла… Первые две продолжали стоять, хотя от смеха ноги и подкашивались… Я скосил глаза на Саню – такое выражение лица я уже один раз видел… У моего кота, который со стола однажды целый пакет сметаны скинул… Капитан побагровел…

– Твою мать!!! По какому ещё, нах… куннилингусу?! Ты у меня, гимнаст-извращенец, ещё и по минету на перекладине зачёт сдавать будешь!!!

Слегла вторая шеренга… Первую положил последовавший за этой репликой вопрос Пупкина, который стоял с уже малиновыми ушами и никак не мог понять причину всеобщего веселья:

– А что, все уже сдали?..

Лёха, курсант 4-го курса ВВИА имени Жуковского, честно выспавшись в аудитории за три часа обязательной самоподготовки, забежал в соседний корпус, повесил китель в шкафчик, достал кожанку и надел её поверх форменной рубашки. После этого он вышел из корпуса, предварительно выглянув на предмет сканирования местности на наличие офицеров, быстрым шагом зашёл за здание и привычно перемахнул через забор.

Оказавшись за территорией академии, Леха первым делом отоварился бутылочкой пивка и сигаретами, сделал добрый глоток живительной влаги, закурил и неспешным шагом выдвинулся в сторону метро. Жизнь была прекрасна.

Гораздо менее прекрасной она была у начальника патруля, уже четвёртый час маявшегося у выхода из метро, дуреющего от скуки в компании пары рядовых очень среднеазиатского происхождения и проклинающего все на свете. Когда ему на глаза попался неспешно подруливающий в отдалении к входу в метро Лёха, капитан оживился в предвкушении хоть какого-нибудь развлечения: «А ну-ка, боец, приведи ко мне того раздолбая в смешанной форме одежды! Пивко он пьёт! Будет сейчас ему пивко…» Солдатик вздохнул и потрусил наперерез Лехе…

– Товарищ… Э-э-э… Товарищ военнослужащий, пройдёмте к начальнику патруля! – вырвал из радужных размышлений на тему «Как бы провести вечер?» Леху чей-то голос. Вернувшись в окружающую его действительность, Леха обнаружил козыряющего ему рядового, который при этом умудрялся переминаться с ноги на ногу.

– Это ты мне? – искренне изумился Леха.

– Ну да… То есть так точно, вам!

– Да с чего ты взял, что я военный?

– Так вот же ботинки и брюки военные на вас…

– А… Это… Я ж совсем забыл! – улыбнулся солдатику Леха. – Я ж артист. В театре роль офицера играю. Ну и сам понимаешь, на репетиции так выматываешься, что не до переодевания, домой бы добраться. Ты не парься, у меня ж никаких знаков различий нет, так что ничего я и не нарушаю… Служба-то как, нормулькой идёт? – резко сменил тему Леха.

– Норму… То есть в порядке всё… – пробормотал совсем сбитый с толку солдатик.

– Ну и зашибись! – улыбка Лехи стала ещё шире. – А хочешь, я тебе автограф дам? У вас в казарме хоть у одного человека автограф артиста есть?

– Не-а… – солдатик совсем стушевался.

– Держи! – Леха достал блокнотик, черканул щедро увитую вензелями надпись, выдрал страничку и вручил её солдату. – Ну, бывай, братишка, а я побег, некогда мне! – хлопнув бойца по плечу, он скрылся за дверьми метро.

– Какого х…?! – раздалось за спиной у солдатика, который пытался разобрать непонятную фамилию на автографе. – Какого х… ты его отпустил?! – снова взревел капитан.

– Так… Тащ капитан, не военный он.. Артист с репетиции это возвращался… Он даже автограф мне дал! – гордо протянул листок капитану солдатик.

Капитан взял бумажку и вгляделся… Побагровел…

– Артист?! Не артист! Клоун! Шапито! И не он, а ты! И не просто клоун, а дефективный клоун! Тут целая академия этих артистов!!! – разнеслось по окрестностям…

Леха, правда, этого не слышал, так как уже заскочил в вагон поезда и плюхнулся на сиденье. Он ехал и улыбался, вспоминая оставленную на бумажке патрулю красиво увитую вензелями надпись латиницей – «Naebal» …

Вторая рота батальона курсантов выдвигалась на полковой полигон Карачун на учения ясным тёплым сентябрьским днём. Предстояло протопать километров 15, разбить лагерь и за два дня соорудить с помощью приданого бульдозера вертолётную площадку размером 50 х 100 метров.

С самого начала все пошло наперекосяк: ведший роту майор Трифон попутал дороги, и рота целый день плутала; лагерь разбивали уже во мраке и кое-как, потеряв минимум половину рабочего дня, толком не поели.

На следующее утро зарядил мелкий противный дождик, развороченная бульдозером площадка немедленно превратилась в топкое месиво, но порыв не угасал – до конца сборов оставалось всего ничего, денёк можно было и помокнуть. Под весёлые крики рота ухитрилась даже вынести на руках незнамо как увязший в грязи бульдозер.

Но к вечеру стряслось настоящее несчастье: с каких-то хренов принесло в Карачун Большое Начальство.

Большое Начальство сверкнуло генеральскими звёздами, обозрело окрестности орлиным оком и заинтересовалось копошащимися курсантами.

–– А эти, тудыть, что тут делают?

– Вертолётную площадку 50 х 100.

– Херня какая-то! Пусть строят 100 х 200!

Поставив задачу и совершив ряд других полезных дел, Большое Начальство убыло, оставив роту ковыряться в грязи три лишних дня. Дождь тем временем прибавлял и прибавлял, роте полевой бани и прачечной не полагалось, и к исходу строительства объекта века рота имела вид несколько отличный от плакатного. Тем не менее, удалось более-менее ровно размесить грязь на двух гектарах и рота, построившись в колонну и выдохнув: «Ну наконец, ммать!», потянулась в обратный пятнадцатикилометровый путь, молясь только об одном, чтобы Трифон снова не перепутал дороги.

Но Трифон умел разнообразить курсантский быт: вместо ускоренного марша в баню, он выслал вперёд группу имитаторов, которым по плану учений надлежало организовать нападение на колонну.

Дальнейшее мне рассказывал старшина имитаторов:

– Сперва из-за пригорка начал подниматься столб пара, а потом показался Большой Ком Грязи в количестве около 100 человек. Я сразу понял, что засада не покатит, и убрался в кузов, посоветовав водителю подготовиться к быстрому запуску и отрыву. Мои же бойцы, у которых ещё поигрывало детство в заднице, не смогли удержаться от искушения популять по колонне холостыми. Никто никаких команд курсантам не подавал, но уже после первого выстрела рота мгновенно развернулась в цепь и помчалась к месту засады. Затем в кузов горохом посыпались имитаторы, а водитель сорвал машину с места с визгом и пробуксовкой: ещё бы, вместо уставного «ура!» был слышен однородный угрюмый рёв, да и автоматы бегущие в атаку держали как-то странно – за стволы.

Место: станция «Динамо», что на Пироговской ветке, недалече от Мытищ. На запад от ветки – лесок, за ним владения Московского инженерно-строительного института, в том числе и военная кафедра; на восток – олимпийское стрельбище. Через лесок идёт асфальтовая дорожка, проходит мимо железнодорожного шлагбаума через пути и теряется в недрах стрельбища.

Время: осень 80-го года, столица только-только очухалась от олимпийского спецрежима.

Действующие лица: майор Трифонов, водители.

Исполнители: 4-е отделение 1-го «понедельничного»[107] взвода военной кафедры МИСИ.

Действие первое, на сцене – майор Трифонов и отделение.

Трифонов: Товарищи курсанты, в следующий понедельник у нас тактические занятия на местности, всем прибыть в одежде, позволяющей передвигаться по лесу и ползать по земле.

Действие второе, те же, но неделей позже.

Отделение обмундировано весьма замысловато: кто в туристские штормовки, кто просто в «старое – не жалко», отдельным бедолагам выдали танковые комбинезоны, войско вооружено учебными АК.