– Авиация, бля!.. – прохрипел подполковник. – Чуть до инфаркта не довели! Я уж думал… – Петрович помолчал, – …спецтюрьма КГБ!

Задержался на аэродроме допоздна. Ну да не беда, вон, у ворот верный боливар, «Москвич» 2140. Сел да поехал. Хорошо ехать прохладной летней ночью по пустому шоссе! Никуда особенно не торопясь, доехать до гаража, поставить «коня» в стойло, пройти пешком до ДОСа, вдыхая полынный аромат буйного разнотравья. Подняться к себе, переодеться в домашнее, поставить на плиту оставленный супругой ужин.

Пустая дорога плавно изгибается, скорость под полтинник. Впереди показались сдвоенные огни. Привычно перевёл свет с дальнего на ближний. Ну куда же он прёт с дальним! Идиот! Не из летунов, точно. Ослепил ведь: сиреневые круги в глазах, ни хрена не видно! Остановился, подождал, пока стали видны крашеные белым столбики на обочине. Вот ведь сука!

Назавтра в курилке рассказал. Выяснилось, что практически все присутствующие видели нахала, ездящего с дальним, наплевав на вся и всех. Ездит на «Волге». Гад, ни разу не переключился, сколько ни мигали.

Ладно, разберёмся собственными силами. Так, где-то тут лежала списанная лампа-фара. Так, надо проверить. Работает, поди ж ты. Так, теперь задача упрощается.

В следующие несколько дежурств ездил с притороченной вместо противотуманки лампой-фарой от перехватчика. На третий раз встретились…

Когда издалека показались слепящие галогенки дальнего света, несколько раз моргнул фарами. Последнее китайское предупреждение. Ах, не понял? Ну так получай! Тумблер возле ручника – рраз! Эх-ма, дорогу чуть не до самого посёлка высветило!

Пары секунд вполне хватило. Впереди взвизгнули тормоза, послышался удар (ага, столбик) и затем с хрустом и лязгом нечто тяжёлое ринулось под пятиметровый откос.

Так, на всякий случай, отключил габаритки. Даже если вылезет кто – хрена он номер разглядит. По приезду демонтировал всю схему, схоронил в смотровой яме гаража. И с чувством выполненного долга пошёл домой. Эх, воздух-то какой! Хоть кусками режь и на хлеб намазывай.

На следующий день на аэродром приезжала милиция, осматривала автомобили офицеров, что-то искали. Не нашли. А секретарю местного райкома пришлось пересесть на другую машину, пока восстанавливали помятую старую. И с постоянно включённым дальним он тоже перестал ездить.

Чтобы не сложилось впечатления о лётчиках как об алкоголиках-лентяях, которые боятся прыгать с парашютом, а в свободное от водки время заняты придумыванием тупых шуток над сослуживцами, вот вам быль из былей. Смеяться здесь будет практически не над чем, хотя тема пьянства присутствует. Специфика, однако.

Кто не читал предыдущих опусов, напомню, что речь в них идёт о суровых буднях пограничной авиации и замечательных людях, с которыми мне повезло служить.

Утром 5 декабря 1995 года я проснулся от жуткой головной боли, сухости во рту и тошноты. Обычно это состояние характеризовали фразой как «Кошики во рту побывали». Вася Кошик был особистом, курировавшим наше авиационное направление, зарекомендовал себя мужиком невредным и компанейским, но уж больно его фамилия с дежурной шуткой хорошо сочеталась. Накануне мы всем экипажем отдыхали на Паратунке. Это такая речка, вытекающая от подножья камчатских вулканов, горячая и несущая в себе гору полезного радона. Каждая уважающая себя организация на Камчатке имела собственную «паратунку» с банькой и бассейном. Мы, естественно, отдыхали на «пограничной паратунке».

Организовано все было на ура. По дороге в УАЗик-«буханку» было закуплено и загружено немеряное количество окорочков, пряностей и жидкостей для их засола, сопутствующих закусок и вино-водочных изделий. В сопровождении УАЗика-«козла» наша дружная компания в комплекте с парой-тройкой штабных окружных офицеров без лишних задержек доставили себя и снаряжение к месту организованного отдыха пограничников. Начали с вина и куриных шашлыков, продолжили водкой и ими же. Когда нанизывать и следить за шампурами стало некому, взгромоздили бачок с остатками курятины и заливки прямо на огонь, назвали это блюдо шурпой и продолжили отдых уже в бассейне, передавая по кругу бутылки с шампанским (пили из горла). Потом была «шурпа» и водка, потом провал в памяти, потом продолжение банкета на квартире одного из штабных, потом упёртые в бока руки его жены и долгая дорога в гостиницу. Так я упивался всего два раза в жизни. Первый раз по неопытности (его я описал), второй – на почве «неразрешимых» семейных проблем.

Усугубляло ситуацию то, что просто уйти в полет нам не светило – сначала полет «на класс» молодого штурмана – Андрюхи Ермакова вместе с лётчиком-инспектором авиаотдела округа. Дорога на аэродром и подготовка к вылету прошли как в тумане. Экипаж, презрительно-жалостливо поглядывая на ужравшегося правака (правак – правый, второй пилот многоместных самолётов), освободил меня практически от всех обязанностей, лишь бы медконтроль прошёл. Прошёл, погулял по холодку, полегчало. Моё рабочее место занял проверяющий, а я занял лавку в салоне, с отвращением разглядывая закупленные в преддверии Нового Года и Дня части «гостинцы» – десяток упаковок спирта, по нескольку водки, вина, шампанского, майонеза, шоколада; круги сыра, батоны колбас, коробки с яйцами, фруктами, селёдочными консервами, мешки и сетки с картошкой, луком, капустой и т.д. и т.п. Голодный край – Чукотка; яйца и молоко считались лакомствами, и каждый вылет в Магадан или на Камчатку сопровождался многочисленными заказами семьи и сослуживцев.

Слетали, вроде Андрюху ногами не пинали, видать, успешно прошло, экипаж повеселел. Ближе к вечеру вылетели на Магадан. Работа в кабине ночью успокаивает, ровный гул и привычная «цветомузыка» на приборных панелях помогли восстановить работоспособность. Говорят, что разреженный на высоте воздух также помогает от похмелья. Не знаю, по одному разу трудно судить, но в тот раз мне полегчало точно.

Сели, зарулили в лесочек на стоянку пограничников, пособирали свои баулы – и в гостиницу при аэропорту. Из гостиницы привычной тропой мимо памятника Ан-12 – к аэропортовским ларькам, но не за спиртным, как обычно, а за кефирчиком. Есть никому не хотелось. Спали без снов и предчувствий.

Утро тоже не предвещало никаких сюрпризов. Все было как обычно. Медконтроль, завтрак – и на стоянку. А там уже дурдом и доктор со шприцем – возле самолёта вывалена куча каких-то бебехов объёмом на пол-Боинга, стоит пара-тройка машин и возле запертого борта вьётся стая народа. Вообще-то при полной заправке и штатном снаряжении грузовместимость Ан-26 – 2100-2200 кг. или 22 человека (из расчёта 100 кг «на рыло» согласно приказу ГК ВВС 19-лохматого года). Но, как показывает практика, перегруза в тонну этот чудный лайнер практически не замечает. Вот две и более – да, разбег заметно увеличивается, да и высоту набирает неохотно. В тот раз мы набрали не менее 4,5 тонн, а именно: чернопогонного прапорщика с семьёй и домашним скарбом, который летел служить в бухту Провидения в райвоенкомат (за какие грехи, интересно его так законопатили?), несколько неподъёмных ящиков с авиазапчастями для нашей ТЭЧ, человек 10 пассажиров разной степени причастности к погранвойскам (в их числе инженер нашей эскадрильи и Дима Соснов – молодой тогда ещё пилот-вертолётчик нашей же части). Все пассажиры с багажом, каждого смело можно за 200 кг. считать. Из подъехавшей чёрной «Волги» выскочил щупленький и шустрый попик – как потом выяснилось, «командующий северо-восточным церковным округом», как их там, то ли архиепископ, то ли митрополит. Вслед за ним вылез «отец водитель» – здоровенный детина с окладистой бородищей и дьяконским басом. Он запустил лапы в недра стоящего рядом микроавтобуса и достал оттуда махонький, килограмм на 60-80 ящичек. «Куда груз ставить, владыко?»– прогудел он, держа ящик на вытянутых руках. «На землю пока, на землю», – объяснил я ему, – «а там посмотрим».