Командир перевёл машину в горизонтальный полет, потом в набор.

– «Второй», эти друзья опять по нам отработали, что за ёлки-моталки?

– 851-й, это не те оказались, идём в другое место, не задерживайся, топлива не хватит.

– Разворачивай, командир! – заорал Рэмбо. – Их наказать надо!

– Без вас знаю, – проворчал командир.

Машина выскочила из ущелья, зависла на мгновение, разворачиваясь на месте с глубоким креном, и устремилась прямо на «ласточкино гнездо». Рэмбо, высунувшись в блистер по пояс, палил из автомата. Борттехник открыл огонь из пулемёта непрерывной очередью – он увидел свои трассеры в тени дувала, две тёмные фигуры, бегущие по двору… Командир нажал на гашетку, и нурсы ушли вперёд, распушив стальные оперения. Их дымные хвосты закрыли видимость. Машина пошла вверх с правым разворотом, и, вытягивая шею, борттехник увидел, как «ласточкино гнездо» покрылось черно-красным месивом разрывов. Затрещало, забабахало, будто в костёр бросили горсть пистонов. Ещё он успел увидеть, что нурсы со второго блока прошли мимо и, перекинув через речку дымный полосатый мост, рвутся на иранском берегу…

– Конец котёнку, – удовлетворённо сказал командир, и, уже не оглядываясь, они пошли за ведущим.

– Да, – сказал командир. – Как дураков вокруг пальца обвели – этот наводчик-самоубийца заманил на край страны, чтобы тут нас грохнули. Я только не понял, почему они так и не попали? Ведь и сверху на пляж кидали, и в упор сейчас этот абрек саданул. Фрол, признавайся, у тебя машина заговорённая?

– Да нет, – сказал борттехник. – Это я… Перед армией мама заговор сделала от лихих людей. Я смеялся…

– Ну и дурак, что смеялся. В это я верю, – сказал командир. – Передай маме наше спасибо.

– «Второй», – сказал он, – вы там с этим наводчиком разберитесь. Он нас конкретно подставил. Сейчас опять на ножи заведёт.

– Да мы уже поняли, 851-й. С ним где надо разберутся. А мы сейчас присядем в одном месте, оружие прихватим – надо же что-то домой привезти.

…Садились в какую-то огромную воронку, спиралью уходящую в глубь метров на тридцать. Это было похоже на кимберлитовую трубку – может лазуритовая выработка, а может, вход в Аид. На каждом этаже толпились люди, приветственно поднимая автоматы. На дне приняли на борт кучу старых стволов – английских, испанских, китайских, – и американских гангстерских автоматов времён сухого закона. Медленно, по очереди поднялись из воронки, выволокли за собой хвост пыли и ушли. Борттехник так и не понял, кто были эти подземные жители – скорее всего, одна из дружественных прикормленных банд.

…Мчались, уже не разбирая дороги. Топливо кончалось. С ходу перепрыгнули двухтысячник, заскользили вниз по склону, разгоняясь до 250, оставляя позади шум собственных двигателей – только посвист лопастей не отставал. Пересекли дорогу, упёрлись в одинокий хребет. Огибать уже не было топлива, пошли в набор.

– Что-то я местность не узнаю, – вдруг сказал командир, озабоченно вглядываясь в пейзаж. – Мы, вообще, точно идём? Вот сейчас перепрыгнем, а там Герата и нет!

– Ну да! – сказал правак, пугаясь, и начал смотреть в карту.

Перепрыгнули, увидели дымный Герат. Влетели в гератские кишлаки. Прямо перед носом борттехника откуда-то вырулила красная «тойота», в кузове – три духа с пулемётом на треноге, – завиляла от неожиданности, духи присели, закрыв головы руками, борттехник нажал на гашетку, стегнув очередью по кузову и кабине – и дальше не задерживаясь, напрямик, к аэродрому.

Стрелка топливомера показывала 50 литров – невырабатываемый остаток. Сердца трепыхались – если двигатели сейчас встанут, никакая авторотация на такой скорости и высоте не поможет – вертолёт мгновенно врежется в землю. Правда, пока молчит РИТА[76] – но если скажет, то суши весла.

Вертолёт пронёсся над КДП гератского аэродрома, снизился над полосой, по которой уже катил ведущий, коснулся колёсами, порулил поперёк полосы, въехал на грунт – и двигатели захлебнулись, переходя на затухающий пылесосный вой…

Поздно вечером в Шинданде, после восьми часов налёта за день, борттехник долго плескался в бассейне.

Организм был перевозбуждён и перегрет.

Он опускался на кафельное дно и лежал там. Всплывал, переворачивался на спину, смотрел через маскировочную сетку на яркие звезды. Снова нырял, выныривал, выбирался из воды, и, лёжа на мокрых досках, курил, слушая, как в будке возится посаженный на цепь варан…

Бой с солнцем

Привезли комдива в Геришк. Сели за городом возле дороги. Комдив уехал.

Солнце ещё высоко, жара. Оставив вертолёты под охраной БТРа, лётчики идут к речке. Белая мягкая как цемент пыль, всплывая, облепляет штаны до колен. Берег обрывист, его серый камень изрезан причудливыми проходами. У самой реки каменные плиты дырявы, как старое гигантское дерево, в дырах плещется вода. Тишина, лёгкий шелест камыша на другом берегу. Думать о том, что кроме цапель там может быть ещё кто-то, не хочется. Тем не менее, автоматы, комбезы брошены у самой воды, один из отдыхающих с автоматом в руках дежурит возле. Лётчики долго, с наслаждением лежат в мелкой горячей речке, – у неё каменное, слегка шершавое дно, – потом полощут комбинезоны – они высыхают на раскалённых камнях за несколько минут. Ещё раз окунувшись, надевают горячие ломкие комбезы и бредут к вертолётам. Так отдыхающие идут с пляжа на обед в санаторную столовую.

Возле вертолётов их ждёт комдив с местным пехотным майором.

– Вот что, мужики, – сказал комдив. – Тут у вас помощи просят. Полста километров на север духи обстреляли колонну, засели на горе, огрызаются, а наши их достать не могут. Если до темноты их не снимем – уйдут. Подлетните, обработайте сверху.

Взяли на борт майора, запустились, полетели. Через несколько минут полёта показался торчащий посреди пустыни гигантский скальный выступ. Вышли на траверз, увидели – у подножия горят две машины, рядом, задрав стволы вверх, стоят один танк и два БТРа.

–– Это называется послеполуденный стояк, – сказал командир. – Вот клоуны! Оставь ты бэтэры для перехвата, отгони танк подальше и долбани навесом…

– Духи на северном склоне! – прокричал майор. – Близко не подходите, шарахните вон по той террасе, они там, в пещерах, нужна прямая наводка! Эх, жалко, наши танки не летают!

Пара прошла мимо скалы, удалилась километра на два и вошла в боевой разворот с набором, чтобы с «горки» отработать по горе залпом нурсов. И тут случилась неприятность, о которой в спешке не подумали.

– Черт! – сказал командир. – А солнышко-то на стороне врагов!

Распластав свою корону на полнеба, солнце сияло над вершиной горы. Оно било прямой наводкой, заливая кабины идущих в атаку вертолётов жарким жёлтым туманом. Борттехник пожалел, что не надел ЗШ со светофильтром. Но думать и жалеть было поздно.

– «Воздух», быстрее, они вам в лоб работают! – сказала земля.

Борттехник прицелился чуть ниже солнца и надавил на гашетку. Он водил стволом в разных направлениях, чтобы очередь захватила как можно больший сектор скалы. Навстречу тянулись чужие трассы, но ужас был в том, что ни трасс, ни тех, кто эти трассы посылал, лётчики не видели – все заполняло огромное солнце. Борттехник давил на гашетку, пригнувшись к самому пулемёту, чтобы хоть как-то уменьшить свою невероятно огромную фигуру. Обидна была внезапность встречи с пулей, которая могла вынырнуть из солнечного тумана в любой миг, и ты даже не успеешь осознать, что произошло. Чмок – и тишина. И ты уже не здесь… Вот тебе и помылись, постирались…

Вертолёт вздрогнул, дым ворвался в кабину вместе с шипением – нурсы ушли в сторону солнца. Ведущий отвалил влево, давая ведомому отработать по слепящей цели. «Кажется, поторопился», – сказал командир.

– Воздух, я – Земля! Чуть выше положили! Ещё разок, ребята! Сбросьте этих уродов, а мы уж добьём!

– 945-й, расходимся! – сказал командир ведомому. – Я – влево, ты – вправо. Это солнце нас погубит. Подъем на четыреста, заход под сорок пять, работа по команде.

вернуться

76

 РИТА – жаргонное название речевого информатора РИ-65.