Подполковник М, не отрываясь от управления, бросил своему штурману:

– Штурманец! Нагоним?

Штурман командира, старший лейтенант Ф, задумался. В другой обстановке можно было бы увеличить скорость и попробовать нагнать упущенные минуты, но сейчас, когда внешние подвески самолётов щетинились малоаэродинамичными многозамковыми бомбодержателями с гроздьями подвешенных к ним «соток»,[95] увеличить скорость было совершенно невозможно.

– Запаса нет, – дипломатично ответил штурман, лихорадочно прикидывая, где бы можно было сэкономить потерянное время.

– Режь угол! – с недрогнувшим лицом приказал М, по-прежнему обозревая орлиным взором через подслеповатый фонарь пространство перед самолётом.

– Дык, эта… – вяло попробовал возразить штурман, в голове которого уже завертелись все связанные с проблемой оперативного изменения маршрута трудности и сопровождающие этот процесс возможности ошибок.

– Режь, кому говорю, ща обосрёмся! – экспрессивно заявил командир.

После двухминутного камлания над планшеткой, компасом и часами штурман Ф выдал команду на поворот на курс 45 и дальнейшее следование им в течение четырёх с половиной минут, после чего должен был быть выполнен поворот на курс 110, который ещё минут через пять и выводил группу точно в центр полигона. Штурман с чувством выполненного долга обмяк в кресле, а командир, не теряя орлиного вида, перевёл самолёт в плавное снижение, дабы подойти к полигону, как и положено, на бреющем. Стрелка указателя скорости дрогнула и поползла вперёд по шкале.

– Не гони, уже успеваем, – заметил штурман, которому, несмотря на пятнадцатилетнюю разницу в возрасте и трёхступенчатую разницу в званиях, позволялась, как члену командирского экипажа, некоторая фамильярность.

– Не ссы, всё точно! – отозвался командир, энергично выводя машину в горизонтальный полёт, как показалось штурману, прямо над верхушками деревьев.

Полигон они увидели почти сразу после поворота на новый курс – за невысокой, покрытой лесом цепью холмиков серо-чёрной громадой понималось облако дыма и пыли от разрывов снарядов.

– Опять ни хрена ж не видно будет, как бы нам не загреметь, – мрачно сообщил командир. Но штурман на его слова почти не обратил внимания, поскольку в последний момент ему показалось что-то странное то ли в показаниях секундомера, то ли в том, как совсем недалеко находилась эта цепочка холмиков. Но не успел он ничего сказать по этому поводу, как самолёт с лёгким набором высоты перевалил холмики, и мишенное поле открылось перед ними во всей своей красоте.

То ли в расчёты штурмана где-то вкралась ошибка, то ли командир слишком сильно давил «на газ», то ли из графика выбился кто-то ещё, но самолёты прибыли на поле в тот момент, когда по нему ещё работала артиллерия.

– Жопа! – пронеслось в голове у штурмана Ф, когда он увидел как среди ржавых коробок корпусов списанной бронетехники стремительно вырастают буро-коричневые столбы земли с красноватым взблеском в середине, медленно опадая затем крупными вертящимися комьями земли и оставляя после себя в воздухе серую пелену пыли и дыма.

– Хренассе! – с неподдельным удивлением сообщил подполковник М.

Надо заметить, что растерянность сработанного экипажа продолжалась всего секунду, после чего командир, переведя самолёт в энергичный набор высоты, надавил на тангенту рации и завопил:

– Вверх, все вверх! – а штурман сделал все, что смог в данной ситуации – хрюкнул от ужаса и постарался сохранить самообладание.

Время сорвалось с цепи и стремительно понеслось вперёд – самолёт рванулся вправо-влево, ощутимо вздрогнул пару раз, причём звук, сопровождавший второй рывок, штурману Ф очень и очень не понравился, серая пыль закрыла весь обзор, перегрузка вдавила в сиденье, поле стремительно скользнуло вниз. В каком-то оцепенелом состоянии штурман Ф увидел уходящий под правое крыло хорошо заметный бугорок в центре мишенного поля и меланхолически скомандовал:

– Сброс! самолёт ещё раз вздрогнул и рванулся вверх, освободившись от веса бомб.

Подполковник М, вздыхая, рассматривал две некрупные дырки в плоскости левого стабилизатора. Глаза его, расширившиеся над полигоном до размеров объектива полевого бинокля, ещё не пришли в норму, из-за чего он напоминал разбуженного среди дня старого и недовольного филина. Штурман Ф часто и нервно моргал, комкая краги и старясь таким образом унять предательскую дрожь в руках. Командир вздохнул ещё раз, нагнулся, заглянул под стабилизатор снизу, зачем-то потрогал пальцем острые края пробоины, отошёл в сторону и посмотрел на штурмана. Стоящие полукругом члены трёх остальных экипажей напряглись в предвкушении впечатляющего зрелища (уже второго за день). Но командир только вздохнул ещё раз и глухим, каким-то чрезмерно ласковым голосом сообщил:

– В другой раз ты это… Ну его нахрен, пусть лучше опоздаем, чес-слово.

Красивая девушка грациозно шла по залу. Остановилась около столика, за которым сидел старлей Л.

– Что будем заказывать? – положила она перед ним меню.

– Надо же, а я думал, только в кино бывают такие официантки, – подумал старлей, а вслух произнёс:

– А что бы вы посоветовали?

– А вот, наше фирменное, – девушка раскрыла меню. При этом она немножко наклонилась над столиком и напротив глаз старлея оказался вырез её платья, эта манящая ложбинка, от вида которой у старлея перехватило дух. Девушка, проследив его взгляд, ничуть не смутилась, напротив, кокетливо улыбнулась. Улыбка сделала её ещё симпатичней, желанней. Но старлей уже совладал с собой.

– А что вы делаете сегодня вечером? – не стал ходить вокруг да около старлей.

– Я? – на минутку призадумалась девушка. Было видно, что ей льстит внимание этого молодого лётчика, иначе она бы просто обозвала его нахалом.

Неожиданно девушка пихнула старлея в бок и заорала голосом капитана А.:

– Тревога! Подъём!

Старлей Л. открыл глаза, над ним маячила длинная фигура капитана А., это он прервал такой замечательный сон. За окном занимавшийся рассвет делал первые робкие попытки разогнать темень ночи. Без всяких часов было понятно, что ещё очень рано.

«Убить его сразу или пусть помучается? – глядя на капитана, думал старлей. – Не, пусть живёт, а то слишком легко отделается».

Раздумья, тем не менее, не помешали старлею произнести тираду, в которой он высказал всё, что думает о начальниках, которые даже здесь, в Афгане, не могут обойтись без этих тренировок, не забыл помянуть добрым словом стратегов Гитлера, которым приспичило напасть на Советский Союз именно в четыре утра, а не, к примеру, после обеда, и заодно досталось и самому капитану А.

– Какая тренировка! Нас из миномётов обстреливать сейчас будут! – прервал тираду старлея капитан.

Странно, но не сообщение о каких-то миномётах вернуло старлея в реальность. Гораздо больше на него возымело действие то, что несмотря на столь ранний час, этот король лентяев был полностью одет и экипирован, значит, дело серьёзное.

– Давай быстрей! – сказал капитан и на минутку отвлёкся, чтобы достать из-под кровати свой автомат. Когда он повернулся обратно, старлея на месте уже не было, исчез.

Пару раз безрезультатно окрикнув своего оператора, помянув его недобрым словом, капитан отправился на стоянку. К его удивлению, старлей уже был там и вместе с борттехником заканчивал расчехлять вертолёт. Капитану только и осталось, как присоединиться к ним, но поскольку подобное дело он не делал уже давно, то больше мешал, чем помогал.

Едва машина была готова к вылету, на стоянке появился командир звена капитан К., а с ним кто-то из соседнего полка.

– Вот здесь, – ткнул представитель пехоты в карту, – по докладам агентуры они оборудовали позиции.

Старлей ужаснулся: это же совсем рядом, вон оно, это ущелье-расщелина, прямо со стоянки видно. Упирается своей дельтой в кишлак рядом с аэродромом и убегает, распадаясь на множество рукавов. Отличное место для атаки и отхода.