Вдруг справа, метрах в ста от вертолёта бесшумно выросла чёрная стена до неба. Борттехник увидел, как в ней медленно кувыркаются бесформенные глиняные обломки и расщепленные бревна – успел заметить летящее чахлое деревце с растопыренными, как куриная лапа, корнями. Через мгновение плотный вал воздуха ударил по вертолёту, – бабахнуло в ушах, пыльный ветер ворвался в правый блистер, карту с коленей правака швырнуло в ноги командиру, – машину как пушинку подбросило вверх, опрокидывая влево, – но командир среагировал – продолжил начатый вираж с набором, и снова вывел машину на курс.
– Неожиданно, однако, – сказал он. – «Свистки» бомбят, нас не видят. Сейчас как тараканов раздавят.
– «Скоростные», – запросил он, – кто работает на северо-западе от центра – подождите, под вами два «вертикальных»!
Ему ответил треск пустого эфира.
– На каком они канале?! – спросил командир правака. – Найди, скажи, чтобы тормознули.
Слева вырос ещё взрыв. Командир, не дожидаясь волны, ушёл вверх и вправо, но их все же тряхнуло. Правак крутил переключатель рации, запрашивал, но никто ему не отвечал.
– Они на выделенном, мы не знаем кода! – наконец сказал он.
– Ладно, – сказал командир, – сейчас речку пересечём, там уже не бомбят, там наши сейчас работают.
В эфире уже слышалась работа. Скороговорка сквозь треск:
– «Бригантина», я – «Сапсан»! Закрепился на бережке, сейчас пойду вперёд потихоньку…
– «Сапсан», что ты там делаешь?! Уходи оттуда! Сейчас вертушки подойдут, отработают по всему правому участку…
Шуршание, треск, щелчок:
– Ладно, сиди тихо, они чуть правее отработают…
Шуршание.
– «Воздух», я – «Сапсан»! Не ходи туда, там ДШК, там ДШК работает, как понял?..
Меланхолическое:
– А-э, понял тебя, «Сапсан»…Щас почистим, брат … А, вот, наблюдаю во дворике…р-работаю!
– Наше второе звено, – сказал командир. – Интересно, где это они работают? Сейчас как выпрыгнем в самое пекло…
Но Герат они миновали благополучно. Перевалили хребет, прошли между кишлаками Гульдан и Шербанд. Ведущий сказал:
– Присядем на нашем посту, афганского наводчика возьмём – покажет дорогу.
Зашли на бугристую, похожую на вспаханный огород, площадку, отделённую от поста рядами колючей проволоки. Когда садились, солдаты за проволокой прыгали, размахивали руками, стреляли в воздух из автоматов.
– Ишь, как радуются, – сказал командир. – Сразу видно – давненько своих не видели…
Когда колеса коснулись земли, командир, не сбрасывая газ, попросил борттехника:
– Спрыгни, потопчись, посмотри на рельеф, куда садится. Подозрительное поле…
Только борттехник собрался встать, в наушниках прозвучал голос ведущего, который уже сидел справа от поста, возле вкопанного танка:
– 851-й, вы на минном поле!
На слове «поле» вертолёт уже висел в двадцати метрах над землёй – командир так резко взял шаг, что машина прыгнула с места вертикально вверх, как весенняя фаланга.
– Так вот чего солдаты так суетились, – сказал Рэмбо. – Предупреждали, оказывается…
Летели дальше, к иранской границе.
– Уже два звонка сегодня, – мрачно сказал командир. – То бомбой свои сверху едва не прихлопнули, то снизу своими же минами чуть жопу не разорвало. Хорошо ещё, на «десятке» летим, она счастливой считается…
– Почему? – спросил Рэмбо.
– Потому что на её борттехника не действуют законы природы и армии. В эту машину даже в упор попасть не могут. Если кто её и завалит, так это сам её хозяин-раздолбай. Правда, Фрол? – и командир засмеялся.
Рэмбо сверился с картой – летели вдоль советской границы, километрах в пятидесяти. Столько же оставалось до Ирана. Вокруг было каменистое плато
– Направо не пойдём, там водка по талонам, – пошутил ведущий.
Шли прямо. Рэмбо, расстелив на коленях карту, отслеживал маршрут, ведя карандашом. Плато плавно снижалось. Борттехник, оглянувшись, увидел, что карандаш подползает к реке Герируд.
– Командир, приближаемся к речке, – сказал Рэмбо.
Командир молча держал ручку. Ведущий упорно ломился прямо. Вертолёты промахнули широкий пляж, две тени скользнули по мелкой воде, и выскочили на другой берег.
– Командир, пересекли речку! – угрожающе сказал Рэмбо и посмотрел на командира. Тот молчал.
– Мы – в И-ра-не! – выпучив глаза, сказал правак. – Справа – кишлак Хатай!
– Ты заткнёшься, наконец! – не выдержал командир. – Не наше дело. Видишь, идёт? Значит, так надо.
Ведущий вдруг вошёл в левый разворот и пробормотал:
– Блуданули малость.
– Во-от! – торжествующе сказал Рэмбо. – А если бы их погранцы не спали? Международный скандал!
Вернулись, перескочили реку, пошли над широким пляжем между водой и скалистым обрывом высотой с девятиэтажку.
– 851-й, наблюдаешь вон там, на вершине «ласточкино гнездо»? – спросил ведущий. – Вроде бы прилетели… Сейчас влево, поднимемся через ущелье…
Несколько секунд летели молча. Ведущий вдруг сказал:
– Близко стреляешь, 851-й! Прямо возле меня положил.
– Я не стрелял, – удивлённо сказал командир.
Все трое посмотрели вверх и вперёд. На вершине обрыва, углом сворачивающего в ущелье, сверкал огонь и пыхали белые шарики дыма.
– Стреляют, командир! – возбуждённо сказал Рэмбо, показывая пальцем.
– Да посадку обозначают, – сказал командир.
Тут же между ведущим и ведомым, чуть левее пары, вспух взрыв. Ведомый пронёсся сквозь дым, песком хлестнуло по стёклам. Ведущий уже заворачивал влево, по восходящей втягиваясь в ущелье.
– Я же говорил – работают по нам! – заорал Рэмбо, передёргивая затвор автомата.
– «Второй», осторожно, по нам работают! – доложил командир. Но ведущий молчал – он уже скрылся за углом.
– Странно, откуда работают? – сказал командир, вертя головой. – Наверное, погранцы иранские опомнились.
– Да вон оттуда! – хором закричали борттехник и правак, тыча пальцами в «ласточкино гнездо».
– Ну, что вы, в самом деле! Они посадку обозначают, мы же к ним прилетели, – сказал командир, влетая в ущелье.
Вертолёт поднимался по крутой дуге, огибая широкий угол обрыва. По нему вверх зигзагом вилась тропинка, на которой замерла женщина с ведром воды – прижав его коленом к тропинке, она закрыла лицо локтём.
На вершине, одиноким ферзём стоял лысый бородатый мужик в чёрной накидке до пят. Он смотрел, как всплывает из ущелья советский вертолёт.
– Орёл! – сказал командир, когда кабина сравнялась с бородатым, и приветливо помахал ему рукой в открытый блистер. – Салям, дорогой!
Борттехник, повернув голову, и наклоняясь вперёд, зачем-то продолжал смотреть на бородатого. Он увидел, как на полированной лысине сверкнуло солнце, как мужик откинул накидку, как поднял к плечу зелёную трубу с тяжёлым коническим наконечником и навёл её прямо борттехнику в лоб…
Время растянулось липкой резиной…
Медленно, мелкими рывками вокруг наконечника образовалось кольцо дыма, загибаясь грибной шляпкой вокруг тубуса, борттехник отчётливо услышал шипение, – он с интересом смотрел, как медленно вытягивается в сторону вертолёта белая струя с зелёным наконечником, он видел, как наконечник – два килограмма смерти – медленно вращаясь, ввинчивается в воздух…
«Граната летит – медленно думал борттехник. – Нужно доложить командиру, но как это сформулировать? Работают или стреляют? А если это не граната? А что тогда? И почему мне так спокойно, почему все так спокойно? Даже как-то неудобно шум поднимать…».
Пока он раздумывал и смотрел, вертолёт едва переместился на метр. Потом борттехник прикинет расстояние – не больше двадцати метров до бородатого (он видел, как обшарпана ударная часть гранаты), и, учитывая скорость гранаты, вычислит, что от момента выстрела до его крика прошло не более четверти секунды.
– Пуляют, командир! – заорал борттехник, вытянув руку прямо перед носом лётчика.
И время понеслось бешеной кошкой. Командир повернул голову влево, бросил шаг, двинул ручку вперёд, вертолёт ухнул вниз. Граната прошла над хвостовой балкой, ударилась в противоположную стену ущелья, лопнувший воздух лоскутом хлестнул уходящий вниз вертолёт.
