В цзилиньском издании 1979–1987 гг. в предисловии также подчеркивается военный характер стратагем:
«Трактат о 36 стратагемах» принадлежит к области так называемого военного дела. Это энциклопедия тех приемов, которые военные теоретики, начиная с Сунь-цзы (VI–V вв. до н. э.), обозначали как Гун Дао [ «Путь введения противника в заблуждение»]».
В китайской литературе появлялись также и критические замечания в адрес 36 стратагем, как, например, в цзилиньском издании 1979–1987 гг:
«Наблюдается в 36 стратагемах также загнивание реакционно-феодальных отбросов, а именно в тех стратагемах, которые нацелены на завоевание военной добычи. Здесь необходим критический подход».
Тайбэйские и, прежде всего, гонконгские публикации, напротив, обращают внимание, прежде всего, на возможность употребления стратагем в частной жизни. Так, в предисловии к 19-му изданию книги «Хитрость в бою — 36 стратагем» (Тайбэй, 1985) подчеркивается:
«Стратагемы подобны невидимым ножам, которые спрятаны в человеческом мозгу и сверкают, только когда их вздумаешь применить. Применяют их военные, но также и политики, и купцы, и ученые. Тот, кто умеет применять стратагемы, может мгновенно превратить в хаос упорядоченный мир или упорядочить хаотический мир, может вызвать гром среди ясного неба, превратить бедность в богатство, презрение в почтение и безнадежную ситуацию в выигрышную. Человеческая жизнь — это борьба, а в борьбе нужны стратагемы. Каждый человек стоит на линии фронта. Краткий миг рассеянности — и вот уже что-то, принадлежащее одному человеку, досталось в добычу другому. Но тот, кто умеет применять стратагемы, всегда удержит инициативу в своих руках. Во дворце или в хижине, но стратагема пригодится всегда».
При этом с китайской точки зрения стратагемы вовсе не обязательно служат «злому», чтобы перехитрить «доброе». Очень часто возникают ситуации, в которых как раз добрый, но находящийся в более слабой позиции человек может достигнуть в высшей степени достойной цели исключительно с помощью стратагемы. Так было в классическом китайском обществе, в котором законы не служили защитой отдельной личности и никакой независимый суд не был способен помочь человеку в его праве. В древнем китайском обществе, где отсутствовала юриспруденция, служащая интересам личности, стратагемика (практическое знание уловок, необходимых для выживания в жизненной битве) должна была давать человеку жизненно необходимую опору.
Тем не менее естественным образом возникает вопрос об отношении стратагем к традиционной китайской, и в особенности к конфуцианской, этике. Публикации, появившиеся в КНР, проходят мимо этой проблемы, в противоположность, например, появившейся в Гонконге в 1969 г. книге «36 стратагем с примерами из древнего и нового времени».
Издатель, в частности, пишет:
«Стратагемы представляют собой полную противоположность конфуцианской человечности и добродетели. Тот, кто человечно и этично поступает с врагом, только вредит себе самому. Кто не сделает такого вывода из истории о событии, происшедшем в VII в. до н. э., рассказанной в классическом конфуцианском комментарии Цзо?
Князь Сян был владыкой государства Сун. В 638 г. до н. э. он пошел войной на сильное государство Чу. Войска Сун уже построились в боевые порядки, в то время как чуская армия должна была еще переправиться через реку. Один из сунских сановников знал, что у Чу большое войско, а у Сун — маленькое. Он предложил воспользоваться моментом и напасть на чуское войско, пока оно еще не все переправилось. Но князь Сян отвечал: «Это недостойный поступок. Благородный человек не может нападать на кого-либо, когда тот в затруднительном положении». Когда войска Чу переправились через реку, но еще не построились в боевые порядки, сановник вновь предложил напасть на чускую армию. Сян отвечал: «Это недостойный поступок. Благородный человек не нападает на войска, которые не успели построиться». Только когда чуские войска совершенно приготовились к бою, князь Сян дал приказ к наступлению. В результате государство Сун понесло тяжелое поражение, а сам князь Сян был ранен».
Поведение князя Сяна, над которым насмехался, в частности, Мао Цзэдун в своем докладе «О затяжной войне» в мае 1936 г., откомментировано автором из Гонконга следующим образом:
«Речи о человечности и добродетели могут использоваться, чтобы добиться чего-то от других. Но нельзя позволять провести себя с их помощью, по крайней мере не в сражении — физическом или духовном. Как говорится, «жизненный опыт — это вопрос образованности, а здравый смысл в обращении с людьми основывается на махинациях». Наше время провозглашает себя цивилизованным. Но чем цивилизованнее общество, тем больше в нем места занимают ложь и обман. В такой среде 36 стратагем представляют собой средство как защиты, так и нападения. Они несут в себе практическую мудрость, которая значительно ценнее пустых фраз морали и увещеваний».
В сущности, так полагают не только в Китае. Преподаватель Цюрихского университета эллинист В. Буркерт утверждает в своей книге «Homo necans» (Человек убивающий. Берлин, 1972):
«Агрессивность, насилие человека над человеком, проявляющиеся посреди нынешнего прогресса цивилизации и даже, по-видимому, связанные с ним, стали центральной проблемой современности».
Уже в религии древних греков, которых Буркерт берет в качестве представителей человечества, он обнаруживает очевидную тенденцию агрессии, которую формулирует следующим образом:
«Не только в благочестивом образе жизни, в молитве, песнопениях и танцах сильнее всего проявляется божество, но и в смертоносном ударе секиры, в льющейся крови, в сожжении кусков мяса».
Поскольку Буркерт связывает эту, по-видимому, имманентно присущую человечеству склонность к агрессии с многотысячелетним охотничьим образом жизни, кажется вполне реальным предположить, что к тем же временам человека охотящегося (по Буркерту, «hunting ape» — «охотничья обезьяна») относится и изобретение уловок. А возможно, они имеют и более древнее происхождение. В. Б. Дрешер пишет в своей книге «Формула выживания — как звери справляются с опасностями окружающей среды»:
«Самая древняя в истории эволюции форма сообразительности у животных — это сообразительность, относящаяся к врагу и добыче, то есть способность к уловкам, позволяющая избежать врага и настичь добычу. Для многих животных эта способность лежит целиком в области инстинктивного. Для других оказываются важными приобретенные знания».
В пользу экзистенциальной укорененности хитрости в человеке говорит тот факт, что о ней задумывались с древнейших времен.
Еще в XVIII в. до н. э. ассирийский владыка Шамши-Адад поучал своего сына Ясмах-Адада: «Измышляй уловки [Hibqu], чтобы побить врага и иметь возможность маневра. Но и враг будет изобретать уловки и маневрировать. И так вы, как борцы на арене, будете применять друг против друга уловки».
В Ветхом завете, в «Книге притч», встречаются фразы вроде: «Хитростью выиграешь ты битву, и победа придет».
Я уже ссылался на собрание стратагем Фронтина, к которому присоединился бы любой политик второй половины II столетия до н. э. Происходящий из Исландии сборник древней северной поэзии «Эдда» содержит советы типа: «Тому, кто отправляется в путь, нужна сообразительность». Или: «Шутку за шутку должны принимать люди, а обман — за обман».
Немецкие пословицы говорят: «Кто ведет себя как овца, того пожрут волки»; «Хитрость торжествует над силой»; «Чего силой не добьешься, то обманом унесешь». Древние греки восхищались «хитроумным Одиссеем». Можно уже и не говорить о «Государе» Макиавелли. Или о предназначенном для политиков и придворных «Ораторе» иезуита Балтазара (1601–1658). По-видимому, менее известен «индийский Макиавелли» Каутилья (IV в. до н. э.), написавший руководство по искусству управления «Артхашастра» («Наука о выгоде»). Интересовались этой темой и древние арабы. Еще Магомет (570–632) сказал: «Война — это хитрость».
За 100 лет до Макиавелли появилась книга «Raqa'iq al-hilal fi daqa'iq al-hiyal»[71] («Плащ из тончайшей материи искусных хитростей»; которая вышла во французском переводе в 1976 г. в Париже под заглавием «Le livre des ruses — La stratégie politique des Arabes» («Книга хитростей — политическая стратегия арабов»). Еще старше посвященный стратагемам труд Ибн Зафера, сицилийского араба, жившего в XII в., переведенный Майклом Амари под заголовком «Solwan or Waters of Comfort» («Успокоение или Воды Утешения»). Юридические стратагемы составляют важную часть исламского права и его практического применения. Об этом повествуют такие книги, как «Al-hiyal fi as-sari'ah al-islamiyyah» («Хитрости в исламском праве») Мухаммеда абд ал-Ваххаба Бухайри (Каир, 1974), «Al — hiyal al-mahzur minha wal-masru» («Дозволенные и недозволенные хитрости») Абд-ас-Салама Дихни (Каир, 1946) и «Al-hiyal fi al-mu'amalat al-maliyyah» («Хитрости в области имущественных отношений») Мухаммада ибн Ибрагима (Тунис — Триполи, 1983).
