(Актер-шут):

Вот это называется поставить общественную службу на пользу личной мести!

(Актер с раскрашенным лицом поет на мотив «Сочуанхань»):

О, государственные дела! Лишь мне одному доверены они. Подчиненные, мне служащие, должны уважать меня, великого первого министра. Фань Чжунянь и его клика не держались в рамках своих полномочий. Он играл с огнем, и пламя охватило его. В дикие области отправят его, за тысячи миль от столицы. И это наказание еще не удовлетворит моего гнева. Лишь когда Фань Чжунянь будет убит и тело его разрублено на мелкие кусочки, я вздохну свободно.

(Хором):

Назначим его военачальником! Если его убьют по ту сторону границы, кто сможет вновь вызвать к жизни его душу?

(Актер-шут поет на тот же мотив):

Мне отвратительна вся эта банда бессовестных выскочек. Императорской кистью подписан указ об их отстранении и назначении в отдаленные области. Там в Новый год снег так глубок, что они не могут шагнуть ни назад, ни вперед. Так тяжела там жизнь. Страшно далеки они от родной земли. И письму оттуда не дойти. Горько должны они теперь раскаиваться в том, что так неразумно распускали языки.

(Хором):

Мы ручаемся, что Фань Чжуняню не найти пути назад. Если его убьют в битве с бунтовщиками, кто сможет вновь вызвать к жизни его душу?

(Актер с раскрашенным лицом поет на тот же мотив):

Следует подумать о том, что Фань Чжунянь и его клика пытались обмануть императора. Уже несколько лет он протаскивал своих людей на важные должностные места. Его сила еще сохраняется. Ему придется только слегка раздуть пламя, а наше совсем угасло. Поэтому с его товарищами нужно покончить сразу, без промедления, чтобы они не смогли оказать ему тайную поддержку или нанести нам ответный удар.

(Хором):

Сегодня выйдет приказ, чтобы эти негодяи до конца своих дней были отстранены от государственной службы. Кто вернет им вновь их должности и почет?

(Актер с раскрашенным лицом):

Я под корень изведу всю эту банду, пользуясь вашей чудесной стратагемой.

(Актер-злодей и актер-шут):

Не человек [то есть первый министр Люй Ицзянь и оба цензора] хочет смерти тигра [то есть Фань Чжуняня], но тигр желает погибели человека.

(Выходят.)

В этой сцене из драмы «Три причины пожеланий счастья», переведенной с насчитывающей несколько столетий рукописи из столичной Пекинской библиотеки, враги Фань Чжуняня планируют убрать его с дороги, отправив военачальником в битву. Они не сомневаются, что собравший большие военные силы бунтовщик Чжао Юаньхао погубит их не искушенного в военном деле врага. Чжао Юаньхао — это «нож», предназначенный для убийства Фань Чжуняня. Но эта цель завуалирована, внешне они желают Фань Чжуняню добра, повышая его в чине. В этой драме эпохи Мин (1368–1644), написанной Ван Тиннэ, я вижу существенный признак «интриги», как его определяет Арнульф Дитерле в своей диссертации «Структурные элементы интриги в греко-римской комедии»: «Интриган пытается достигнуть своей цели не прямым путем, но хитростью, подтасовкой реальных фактов».

Остается добавить еще, что в действительности Фань Чжунянь умер не на поле битвы, а от болезни. Но замышляемая в пьесе отправка на войну также могла бы достигнуть желаемых результатов, что показывает следующая история.

В «Семейной библии — извлечениях из Священного Писания для домашнего чтения и воспитания юношества» (Гларус, 1887) читаем:

«Через год, в то время когда выходят цари в походы, Давид послал Иоава и слуг своих с ним, и всех израильтян, и они поразили аммонитян и осадили Равву. Давид же оставался в Иерусалиме. И случилось так, что Давид под вечер, встав со своей постели, прогуливался по кровле царского дома и увидел с кровли купающуюся женщину; а та женщина была очень красива. И послал Давид разведать, кто эта женщина. И сказали ему: это Вирсавия, жена Урии-хеттеянина.

Тогда Давид написал письмо Иоаву и послал его с Урией. В письме он написал так поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтоб он был поражен и умер. Посему когда Иоав осаждал город, то поставил он Урию на таком месте, о котором знал, что там храбрые люди. И вышли люди из города, и сразились с Иоавом, и пало несколько из народа, из слуг Давидовых; был убит также и Урия-хеттеянин. И послал Иоав донести Давиду о всем ходе сражения.

Когда услышала жена Урии, что умер Урия, муж ее, стала она плакать о муже своем. Когда кончилось время плача, Давид послал и взял ее в дом свой, и она сделалась его женой и родила ему сына».

Примечательно в этом отрывке из Ветхого завета, что Бог осуждает и наказывает за применение Стратагемы № 3: «И было это дело, которое сделал Давид, зло в очах Господа». Господь посылает Нафана, который, в частности, упрекает Давида: «Урию-хеттеянина ты поразил мечом; жену его взял себе в жены, а его ты убил мечом аммонитян». И затем следует объявление наказания с обоснованием причин: «Как ты этим делом подал повод врагам Господа хулить Его, то умрет родившийся у тебя сын!» И ребенок действительно умер.

Идея божественного возмездия за предосудительное применение стратагемы чужда китайской культуре, хотя даже в произведениях китайской литературы герои, применяющие стратагемы с дурными намерениями, часто кончают плохо. Нередко также настигает их осуждение потомков, выражаемое в произведениях литературы или изобразительного искусства — одно из страшнейших наказаний для китайцев прошлого (см. ниже, 7.18: Выдуманное преступление Юэ Фэя, и 18.12: Прославление кистью и тушью).

«Фригга, мать Бальдура, отправилась бродить по свету, чтобы с каждого существа и с каждой вещи взять клятву, что они не нанесут вреда ее сыну. Дальнее это было странствие — но все существа и вещи дали ей эту клятву: огонь и вода, железо и медь, камни и земля, травы и деревья, звери, птицы, яды и болезни.

Боги возрадовались и устроили большой праздник, чтобы почтить Бальдура. И там предстал он между своими братьями. Они воздавали ему почести так: посылали в него свои стрелы, бросали камни и замахивались мечами. И это казалось им чудесным, ибо ничто не могло повредить Бальдуру.

Лишь один из всех с завистью смотрел на игры. Это был Локи. Ему радость богов всегда была что соринка в глазу. Он принял облик старухи и явился перед Фриггой. «Как радостны, — сказал он, — игры асов на Идском поле! И как, ничто не может повредить Бальдуру?» — «Ему не может повредить ничто на свете, — отвечала Фригга, — ибо никто не отказал мне в клятве».

«Но уверена ли ты, что всех о ней просила?»

Тут Фригга вспомнила, что к западу от Валгаллы встретила растение, которое показалось ей слишком молодым, чтобы вынести тяжелую клятву: омелу.

Теперь старуха узнала все, что ей требовалось. И Локи, не медля, нашел омелу и вырезал из нее стрелу. С этой стрелой явился он на игрище богов. Хедур стоял немного поодаль от веселой толпы. К нему, слепому брату Бальдура, и приблизился Локи. «Почему ты не воздаешь, подобно другим, почестей твоему брату?» — спросил он. «Потому, что я его не вижу», — отвечал Хедур.

Тут вызвался Локи помочь ему прицелиться, чтобы и Хедур мог воздать почесть Бальдуру.

«Вот, возьми стрелу и положи ее на тетиву, — сказал он. — Мой глаз да послужит твоей руке!» Тогда Хедур взял стрелу из рук Локи и выстрелил. И тут произошло несчастье, равного которому не было на свете. Ибо стрела пронзила Бальдура. Мертвым упал светлый бог на землю». (Цит. по: Рок богов и судьба людей, пересказано из «Эдды» Даном Линхольмом. Раштатт, 1981.)

Локи использовал руку Хедура как нож.