В конце ханьской династии (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.) после устранения Дун Чжо в 192 г. (см. 35.5) два его бывших подчиненных, Ли Цзюэ [ум. 196] и Го Сы [ум. 197], захватили столицу, подчинив себе императора Сянь-ди (правил 189–220). Они творили бесчинства, но при дворе никто не смел даже заикнуться об этом. Повсюду зрело недовольство, но было тяжело совладать с ними, поскольку они крепко держались друг за друга. Тогда начальник военного приказа[439] Ян Бяо [142–225] и начальник земледельческого приказа[440] Чжу Цзюнь (ум. 195) прибегли к стратагеме 33. Каждый раз после тайной встречи с Ли Цзюэ Го Сы поздно возвращался домой. И Ян Бяо распускает слух (стратагема 7), что Го Сы завел шуры-муры с женой Ли Цзюэ. Супруга Го Сы воспылала ревностью, и это стало началом конца боевого братства Ли Цзюэ и Го Сы. Здесь нет места вдаваться в подробности, как распалась их дружба. Во всяком случае, закончилось полное бесчинств правление погубивших в итоге друг друга Ли Цзюэ и Го Сы [см. 13-ю гл. Троецарствия].

«На другой день Чжоу Юй [военачальник царства У (см. 34.1)] решил сам отправиться в разведку [к Цао Цао по реке Янцзы] на многопалубном корабле, захватив с собой музыкантов и самых сильных воинов с тугими луками и самострелами. Все быстро заняли свои места, и корабль поплыл вверх по течению реки. Неподалеку от вражеского лагеря Чжоу Юй приказал бросить якорь. На корабле заиграла музыка; тем временем Чжоу Юй занялся наблюдениями за врагом. «Здорово устроено! — проговорил он наконец тревожным голосом. — Кто у них командует флотом?» «Цай Мао и Чжан Юнь», — ответил кто-то из приближенных. «Да, дело тут будет не такое легкое, как мне показалось вначале, — подумал про себя Чжоу Юй. — Цай Мао и Чжан Юнь давно уже живут в Цзяндуне и войну на воде хорошо изучили. Придется еще поломать голову над тем, как их убрать… Иначе мне Цао Цао не разбить». В это время из неприятельского лагеря заметили Чжоу Юя и доложили Цао Цао. Тот выслал отряд судов, чтобы захватить Чжоу Юя в плен. Но Чжоу Юй, обратив внимание на то, что в лагере противника задвигались знамена и штандарты, приказал быстро поднять якорь и налечь на все весла. Корабль словно ветер понесся по реке. Когда суда противника двинулись за ним, Чжоу Юй был уже далеко, и они не смогли его догнать. Пришлось вернуться ни с чем. Цао Цао рвал и метал от гнева. «Вчера нас разбили в бою, а сегодня враг высмотрел наше расположение! Это всё вы виноваты! — напустился он на своих военачальников. — Что вы молчите? Говорите, как нам одолеть врага!» «Разрешите мне попытаться уговорить Чжоу Юя сдаться, — неожиданно произнес один из присутствующих. — Я был другом Чжоу Юя по школе, и я уверен, что мне удастся его убедить». Это сказал Цзян Гань, родом из Цзюцзяна. Цао Цао обрадовался его предложению. «Так, значит, вы были друзьями с Чжоу Юем?» — спросил он. «Не беспокойтесь, господин чэн-сян, — сказал Цзян Гань, — если я поеду на тот берег — успех обеспечен». «Что вам нужно для поездки?» — «Дайте мне мальчика-слугу да двух гребцов, чтобы управлять лодкой. Больше ничего не нужно». Цао Цао велел подать вино и устроил Цзян Ганю проводы. Потом Цзян Гань оделся попроще, сел в лодку и направился к лагерю Чжоу Юя. Там он велел страже передать Чжоу Юю, что приехал его старый друг и хочет с ним повидаться. «Вот и примирителя прислали! — улыбнулся Чжоу Юй, когда воины доложили ему о прибытии Цзян Ганя. — Выслушайте меня внимательно и выполните то, что я вам прикажу!» — обратился он к своим военачальникам и шепотом каждому из них дал указания. Военачальники разошлись. Чжоу Юй привел в порядок свою одежду и головной убор и в окружении нескольких сот воинов, важно выступавших впереди и позади с пучками стрел в руках, вышел из лагеря встречать гостя. Цзян Гань с гордым видом шел ему навстречу в сопровождении одного лишь мальчика-слуги, одетого в черную одежду. Чжоу Юй первый поклонился гостю. «Надеюсь, что вы пребываете в добром здравии с тех пор, как мы с вами расстались?» — спросил Цзян Гань. «Зато вы, наверно, как советник Цао Цао, трудитесь изрядно, предпринимая далекие путешествия по рекам и озерам!» — улыбнулся Чжоу Юй. «Как вам не совестно говорить так! — растерянно произнес Цзян Гань. — Мы давно не виделись с вами, я приехал вспомнить о былом, а вы…» «Да, конечно, — продолжал Чжоу Юй, не обращая внимания на обиженный вид Цзян Ганя, — я не так умен, как Ши Гуан (знаменитый музыкант, живший в княжестве Цзинь в период Чуньцю (VIII–V в. до н. э.), но все же чувствую, что выражают музыка и песни!» «Что ж, — вздохнул Цзян Гань, — если вы так встречаете старого друга, мне здесь нечего делать. Разрешите откланяться». «Извините, — с улыбкой сказал Чжоу Юй, беря Цзян Ганя за руку. — Я думал, что Цао Цао подослал вас уговорить меня помириться. Но если вы приехали с иной целью, я так быстро вас не отпущу». Они вместе направились в шатер. После приветственных церемоний старые друзья уселись, как положено хозяину и гостю. Чжоу Юй приказал созвать своих храбрейших людей. Вскоре в шатер вошли старшие и младшие военачальники и гражданские чины, все они выстроились двумя рядами. На всех были шелковые одежды и серебряные латы. Чжоу Юй каждого в отдельности представил Цзян Ганю. Потом они расселись по сторонам, и начался пир. Музыканты исполняли боевые песни, чаши ходили по кругу. «Это мой друг по школе, — сказал Чжоу Юй своим военачальникам. — Можете в нем не сомневаться. Хоть он и приехал с северного берега реки, но к Цао Цао никакого отношения не имеет». Чжоу Юй снял висевший у пояса меч и протянул его Таити Цы: «Возьмите этот меч и наблюдайте за пиром. Сегодня дозволяется говорить только о дружбе. Если кто-либо заведет разговор о войне — рубите тому голову!» Тайши Цы с мечом в руке уселся на хозяйском месте. Перепуганный Цзян Гань молчал. «С тех пор как я командую войсками, я не выпил ни одной капли вина, — сказал Чжоу Юй. — Но сегодня, по случаю встречи с моим старым другом, я буду пить допьяна. Опасаться мне нечего!» Он рассмеялся и принялся осушать кубок за кубком. Пир шел горой, все развлекались как могли… Веселье затянулось до позднего часа. Когда стемнело, зажгли светильники. Опьяневший Чжоу Юй встал со своего места и затянул песню… Время уже было за полночь, и Цзян Гань сказал: «Простите, но я совсем опьянел…» Чжоу Юй разрешил гостям разойтись. Они поблагодарили его и покинули шатер. «Мы уже давно не отдыхали вместе! — воскликнул Чжоу Юй, обращаясь к Цзян Ганю. — Сегодня мы будем спать на одном ложе!» Притворяясь совершенно пьяным, Чжоу Юй потащил Цзян Ганя к себе. Добравшись до постели, он так и повалился не раздеваясь, ему стало дурно. А Цзян Ганю никак не удавалось заснуть. Он лежал на подушке с открытыми глазами и размышлял. В лагере барабан пробил вторую стражу. Цзян Гань привстал и огляделся. Светильники еще горели. Чжоу Юй спал мертвым сном, храп его напоминал раскаты грома. На столе, стоявшем в шатре, Цзян Гань заметил связку писем. Он поднялся с ложа и принялся украдкой их просматривать. Это была обычная переписка, но на одном из конвертов стояли имена Цай Мао и Чжан Юня. Это письмо привлекло особое внимание Цзян Ганя, он лихорадочно развернул его и стал читать: «Мы не своей волею служим Цао Цао — нас к этому вынудили обстоятельства. Мы стараемся причинять ему вред, как умеем. Беспорядки, возникшие в лагере Цао Цао, — дело наших рук. Мы ищем удобного случая добыть голову самого Цао Цао, дабы положить ее у вашего знамени. Не сомневайтесь в нас. Вот наш почтительный ответ на ваше предыдущее письмо». — «Оказывается, Цай Мао и Чжан Юнь давно связаны с Восточным У», — подумал Цзян Гань, прочитав письмо. Он торопливо спрятал его к себе за пазуху и хотел просмотреть остальную переписку, но Чжоу Юй в этот момент заворочался на своем ложе. Цзян Гань поспешно задул светильник и лег. «Друг мой, — проговорил сквозь сон Чжоу Юй, — через несколько дней я покажу тебе голову злодея Цао Цао». Цзян Гань что-то пробормотал ему в ответ. «Поживи у меня несколько деньков и увидишь голову злодея Цао Цао…» — повторил Чжоу Юй. Цзян Гань не ответил. Прошло некоторое время. Он окликнул Чжоу Юя, но тот уже спал. Цзян Гань прилег рядом. Приближалось время четвертой стражи. «Господин ду-ду! — В шатер просунулась чья-то голова. — Господин ду-ду! Вы спите?» Кто-то осторожно вошел в шатер. Чжоу Юй поднялся с ложа. «Кто это здесь лежит?» — удивился он. «Разве вы забыли, что пригласили своего друга Цзян Ганя переночевать в вашем шатре?» — был ответ. «Я никогда не пил много, а вчера перепился и ничего не помню, — произнес Чжоу Юй тоном раскаяния. — Может быть, я и сболтнул такое, чего не следовало говорить…» — «С северного берега приехал человек», — сказал вошедший. «Говорите тише! — замахал руками Чжоу Юй и, обернувшись, позвал: — Цзян Гань! Цзян Гань!» Тот не отвечал, притворившись спящим. Тогда Чжоу Юй потихоньку вышел из шатра. Цзян Гань напряженно прислушивался. Снаружи слышались голоса. «Цай Мао и Чжан Юнь сообщают, что в ближайшее время им не удастся выполнить свой план и они этим крайне встревожены», — произнес кто-то. Потом там заговорили так тихо, что больше ничего не удалось разобрать. Вскоре Чжоу Юй возвратился в шатер. «Цзян Гань! Цзян Гань!» — окликнул он. Но Цзян Гань делал вид, что спит. Чжоу Юй скинул одежды и тоже лег. А Цзян Гань лежал и думал: «Чжоу Юй человек очень осторожный. Утром он хватится, что исчезло письмо, и убьет меня…» Пролежав до часа пятой стражи, Цзян Гань неслышно приподнялся и позвал Чжоу Юя. Тот спал. Цзян Гань повязал голову и тайком выскользнул из шатра. Разбудив своего слугу, он направился к воротам лагеря. На вопрос стражи, куда он так рано уходит, Цзян Гань ответил: «Я боюсь, что своим присутствием отвлекаю господина ду-ду от важных дел, и потому решил уехать…» Стража не стала его задерживать. Цзян беспрепятственно сел в свою лодку и поспешил вернуться к Цао Цао. «Ну, как дела?» — спросил чэн-сян, едва завидев его. «Чжоу Юй непоколебим, никакими уговорами…» — «Вы ничего не добились, и над вами еще посмеялись!» — гневно оборвал его Цао Цао. «Не гневайтесь, господин чэн-сян, — ответил Цзян Гань. — Хоть я и не сделал того, что обещал, но узнал одно важное дело! Прикажите всем удалиться». Цзян Гань вынул письмо и прочитал его Цао Цао. «Неблагодарные разбойники! — яростно закричал Цао Цао. — Ведите их сюда!» Цай Мао и Чжан Юнь явились. «Я хочу, чтобы вы вели корабли в бой!» — заявил им Цао Цао. «Воины наши еще недостаточно обучены, господин чэн-сян, — возразил Цай Мао. — Нельзя же так легкомысленно выступать!» — «А если бы они были обучены, моя голова была бы уже у Чжоу Юя, да?» Цай Мао и Чжан Юнь не поняли, что Цао Цао хочет сказать этими словами, и растерянно молчали. Цао Цао приказал страже вывести их и обезглавить. Вскоре головы несчастных положили у шатра. И тут только Цао Цао уразумел, какую ошибку он совершил. «И я попался на хитрость («цзи»)!» — с горечью произнес он» [ «Троецарствие», гл. 45: Ло Гуанъчжун. Троецарствие. Пер. В. Панасюка. М.: Гос. изд-во худ. лит., 1954, т. 1, с. 562–567].