— Характер! — тихо пояснила мама. И заискивающе: — Павлуш… Павел… а может, поужинаете с нами?

— В другой раз, — и, ни на кого не глядя, Рябинин решительно шагнул к выходу.

И я за ним. Не знаю зачем… На инстинктах. Как голодная собака на запах мяса.

Ну… настигла… А дальше что? Зубов-то нет…

Снова кто-то выкрутил лампочку на нашей площадке. Хотя понятно, кто и зачем… Непонятно, что я здесь делаю. В темноте… с мужчиной… Взрослым мужчиной.

Зачем… Почему он так пахнет?.. Так, что мне хочется подойти ближе… Очень близко! Я почти не различаю его лица, но почему-то отчётливо вижу глаза… Тёмные глаза в темноте… И руки… Я помню, какие они сильные и тёплые…

Мне так нестерпимо хочется взять его за руку и потереться щекой о его ладонь… И смотреть в его глаза… И вдыхать его запах… Во рту отчего-то пересохло, а ладони внезапно взмокли, и я тру их о свои бёдра.

Я подхожу так близко, что ощущаю его тёплое дыхание в своих волосах. И мне кажется, что в этой тишине он слышит, как грохочет у меня в груди. Я ведь слышу…

Почему Вы молчите, Пал Ильич?

А я почему?

Надо что-то сказать, но… Как?.. Какими словами рассказать ему о том, что творится у меня внутри? Быть может… так?

Я беру его за руку и подношу ладонь к своему лицу.

Но почему?

Мягко, но настойчиво он высвобождает руку, проводит костяшками пальцев по моей щеке и по волосам. Как будто маленькую девочку пожалел.

— Зайди в квартиру, Айя, здесь холодно.

Правда? Тогда почему мне так жарко?

— Палылич… — это словно и не мой голос… Но другого у меня нет. — А Вы не могли бы поцеловать меня?

Молчит. Наверное, не мог бы…

Но он вдруг обхватывает мою голову двумя ладонями, прикрывая мои уши, — блин, я и так ничего не слышу! — и медленно приближает ко мне лицо. В голове зачем-то проносится неудачная репетиция поцелуя с Вадиком… Я зажмуриваюсь и почти жалею о своей просьбе, когда губы мужчины касаются моих волос и прижимаются к темени.

Трындец! Ещё бы причмокнул!

— Спасибо, дядь Паш, мне уже здорово полегчало, — я отстраняюсь, приглаживая волосы, и делаю шаг назад.

Рябинин громко фыркнул, как конь в стойле. Кажется, даже пахнуть стал, как конь. Сейчас чихать начну.

— Обращайся! — и усмехается.

Я такая смешная?

— Да не, дядь Паш, мне уже хватит, теперь-то у меня богатый опыт… и есть, с кем сравнить. Знаете, с Вами получилось немного приятнее, чем с Вадиком…

— Ты целовалась с Вадимом?! — даже лыбиться перестал.

— Так это был поцелуй, что ли? Что, и с Вами тоже? Ну-у… — я озадаченно и шумно почесала затылок, — похоже, это не моё. Ладно, буду искать. А, кстати, что вы так испугались — боитесь, что он в меня, голодранку, влюбится?

— Перестань…

— А что такого, дядь Паш? Ну не за меня же Вы переживаете, правда?

— А почему ты исключаешь такую возможность? Ты ведь знаешь, что я тебя… — он снова сокращает и без того ничтожное расстояние между нами.

Вы… меня?..

— Я же к тебе, как к дочери…

Хреново-то как!

— Да Вы не волнуйтесь, папаша!.. Уж теперь, когда я узнала, какой мудлон мой названный братец, то… этот… ну, слово такое… сш-ш-ш… на «инсульт» похоже… Короче, этот инсульт между нами больше невозможен!

— Похоже, инсульт возможен у меня, — невесело хохотнул Рябинин, а я даже замерла, пытаясь разобраться в хитросплетении слов. Сама сплела — сама запуталась.

А Пал Ильич снял с себя пальто, укутал меня в него по-хозяйски и с досадой произнёс:

— Вадим… он ещё просто глупый зелёный пацан.

Класс!

— Ага, у нас во дворе вон бегает один такой резвый пацан, правда, не зелёный, а пегий. Так от него этой зимой уже три суки ощенились. А он до сих пор в активном поиске! И цвет, похоже, никак не влияет на это дело.

— Послушай меня, девочка, — Рябинин сжал мои плечи, — ты хотя бы постарайся не грызть его, ему сейчас и так паршиво.

Вот она, кобелиная солидарность!

— А, так это, оказывается, Вадик у нас пострадавший! — и, вспомнив, что я не в курсе подробностей, поинтересовалась: — А кстати, на чём его Алька спалила? Неужто застрял в неглиже между Сантой и Барбарой?

— Да в том-то и дело, что ерунда… Какая-то тупая переписка! Ничего не значащий трёп! Знаю, что сейчас это сложно принять, но постарайся мне поверить… На самом деле здесь нет никакой катастрофы…

Рябинин ловит мой яростный взгляд и спешит пояснить:

— Да, неприятно… наверное, даже противно… Но с мужчинами иногда такое случается… — запнулся и добавил не слишком уверенно, — по молодости. Это вовсе не значит, что Вадим разлюбил Алю. Да у него просто крышу рвёт! Им поговорить надо, разобраться… У них же обоих головы блестящие! А ведут себя, как… — Рябинин хмыкает, — да они и есть дети. Одна ничего слышать не хочет, другой там вообще потерялся — только лежит и в потолок таращится!

Весь такой блестящий…

— Похоже, не всё то золото, что плохо лежит… Да, Пал Ильич?

Я злюсь. Как же я злюсь! Мне хочется ответить, что не все мужчины так устроены, и мой папа совсем не такой!.. Но молчу. Потому что вспоминаю, как он познакомился с мамой. А ведь в тот момент, когда он принимал участие в… в создании своих рыжих первенцев, там, в Киеве, у него тоже была невеста… Чёрт! Папа! Как я могу тебя винить в этом?..

А если бы тогда, полтора года назад, Кирилл Андреевич принял моё предложение, то… он тоже был бы из тех, с кем «такое случается»… Но он от меня отказался. Это он такой порядочный и хранит верность своей девушке? Но ответ я давно уже знаю — я просто не в его вкусе.

Да плевать мне на всех чужих невест!..

— Алекс заслуживает быть единственной! — тихо шиплю. — А этот Ваш… зелёный!.. трогал в лесу какую-то девку, а потом этими руками и этим своим… потасканным сучком прикасался к моей чистой сестре! И как всё легко объясняется — просто случайность! Зелёная неожиданность! А Вы, Пал Ильич, тоже изменяли своей жене?

— Я не женат… — извернулся Рябинин.

— А я что, как-то непонятно спросила? Вы ведь были женаты… И как, дядя Паша, Вы были верным мужем?

— Хм… — он неопределённо качает головой, — не всегда…

Трындец! Мужики все тупые! Независимо от возраста, цвета и статуса!

— Не всегда — это как, дядь Паш? По будням или по чётным числам?

Он ухмыляется, опустив голову, а я ловлю себя на мысли, что тот Рябинин, которого я знаю и к которому так привыкла, рявкнул бы на меня сейчас и даже не пытался бы оправдаться.

Что с Вами, Пал Ильич?

— Знаешь, Айка… — он задумчиво оглаживает своё пальто, висящее на моих плечах, — с возрастом система ценностей обновляется. Мы начинаем чувствовать гораздо глубже… острее… и учимся понимать и беречь тех, кто нам по-настоящему дорог. Думаю, поэтому ранние браки так недолговечны… Всё вроде бы выросло, а мозг ещё не созрел… Я бы сейчас очень много…

Яркая полоса света из приоткрывшейся квартиры осветила лицо Рябинина, и он сощурил глаза…

Какой же он… красивый!

— Паша… М-м… Павел, — из-за двери высунулась мамина белокурая голова и неодобрительно уставилась на нас. — Здесь же холодно! В квартиру не хотите войти?

— Нет, Настя, спасибо, но мне пора, — он резко развернулся и ломанулся вниз по лестнице, бросив на ходу: — Завтра договорим.

С кем — со мной или Настей?

— Пал Ильич, а пальто?

***

Стешка, как мышонок, тихо сидит на табуреточке в уголке, я за столом, а мама изображает беспокойную хозяюшку.

— Я не понимаю, о чём можно было столько времени болтать? — ворчит мама, наливая для меня в чашку чай и удивляя меня своей сдержанностью и… заботой? — Что вы там обсуждали?

— Равноправие полов и влияние цвета на систему ценностей, — бормочу я, разглядывая новенькие изящные часики на мамином запястье.