— Ещё как похожа! — смеётся Пал Ильич. — На меня — так точно! А как же, ты думаешь, я тебя узнал?

— Как?

Он возвращается уже в рубашке и брюках и протягивает мне серую футболку.

— А ну-ка, давай на тебя вот эту штуку наденем, — и деликатно отворачивается.

Теперь, когда он не обнимает меня, я легко могу освободиться от жаркого одеяла. Оглядев своё полупрозрачное бельё, я быстро ныряю в громадную футболку.

— Пал Ильич, Вы… наверное, считаете меня очень распущенной?

Ещё совсем недавно меня это ничуть не беспокоило. Но тогда ведь он не был моим папой…

— Да ты что, Айка! — он поворачивается и, присев передо мной на корточки, смотрит на меня снизу вверх. — Ты просто запуталась, маленькая… Прости меня, пожалуйста… Это я, идиот, виноват. Я старался держаться подальше, но…

— Почему подальше? Ты… Вы не хотели?..

— Очень хотел! Мне хотелось заботиться о тебе, как только я тебя впервые увидел…

— Я помню, Вы заботливо пообещали вырвать мне ноги.

— Это была очень неудачная шутка.

— И Вы уже знали про меня?

— Нет, — качает головой. — Я совсем недавно узнал.

— Мама рассказала?

— Смотри-ка сюда, — Пал Ильич снова игнорирует вопрос о маме и протягивает мне свой мобильник.

— Это кто? — с удивлением спрашиваю, разглядывая на экране черно-белое фото девушки… Очень похожей на меня, но с более выраженными азиатскими чертами.

— Это моя мама, — он бережно гладит изображение и на его лице появляется озорная улыбка: — В детстве все говорили, что я похож на неё. Ты так не думаешь? К счастью, мне повезло обогнать маму в росте. Она была такой же крохой, как и ты.

— Кажется, Вадик никогда не говорил, что у него есть бабушка, — пытаюсь вспомнить, и понимаю, что если и рассказывал, то его бабушка благополучно просвистела мимо моих ушей.

— Вадим её не знал. Мамы не стало, когда мне было шестнадцать, — Рябинин прячет телефон в карман. — Но это грустная история, поэтому давай о ней в другой раз.

— А Ваш папа?.. — мне вдруг хочется узнать как можно больше о семье… моего отца.

— Он из той же драмы, — отмахивается Пал Ильич и я неохотно уступаю.

— А Вадик? Он обо мне знает? — до меня вдруг доходит, что у меня есть брат. Всегда был! И это мой Вадик. Круто! Но так дико и странно… Может, всё это неправда?

— Я сказал ему недавно, — со спокойной улыбкой ответил Пал Ильич, но вместо естественных вопросов о реакции Вадика, я вспоминаю другое…

— Так это что получается — я целовалась со своим родным братом?

— Ну, — Рябинин усмехается, — я надеюсь, он не позволил себе ничего лишнего?

— Да как сказать! По мне, так его язык в моём рту был очень даже лишним!

— Прости меня, малышка. И за это тоже, — Рябинин прижимается губами к моей руке. — Я столько тебе задолжал…

Алчная часть меня, возможно, вспомнит позднее о неожиданном должнике, но сейчас меня тревожит другое:

— Вы так и не ответили мне про маму, Пал Ильич! Почему она скрывает? Или, может, она не моя мать?

— Твоя, — тяжело выдыхает Рябинин. — Но пока ей ни к чему знать, что я твой отец.

Разрыв шаблона!

Как такое возможно? Или она зажигала с целым войском?

— Это я что… дочь полка, получается? — растерянно бормочу.

В ответ звучит короткий смешок и уверенное:

— Ты — дочь полководца, Айка! И я очень тобой горжусь!

В округлившихся чёрных глазах изумление, а тонкие пальчики озадаченно потирают висок…

— Это я что… дочь полка, получается?

Дочь полка…

Павел оценил печальный юмор, но смеяться ему не хотелось.

— Ты — дочь полководца, Айка! И я очень тобой горжусь! — произнёс он твёрдо, подавляя рычащие нотки.

А ему хотелось рычать и крушить всё вокруг!.. Бессильная ярость и ненависть к самому себе сжигали его изнутри, грозя выплеснуться через край подтаявшего самообладания. За её боль и растерянный взгляд… За то, что не уследил, допустил, что эта чистая искренняя девочка настолько запуталась в своих чувствах!.. За её пронзительное одиночество, позволившее ей так быстро принять его и довериться…

Да, он действительно гордился этой удивительной малышкой… Его дочкой. О подобном подарке судьбы Павел и мечтать не мог. Откровенно говоря, и не думал, и не хотел никогда…

Но вот она… стоит перед ним…

Маленькая… какая же она маленькая и хрупкая в этой его футболке, достающей почти до её острых розовых коленок. Широкий ворот обнажил худенькое плечико с ещё незажившей татуировкой, и Айка поспешно скрывает его от мужского взгляда, поправляя ткань своими аккуратными ловкими пальчиками. Его сильная и не по годам взрослая малышка. Он мог бы убить за каждый её крохотный пальчик!.. За улыбку, такую редкую, и тем особенно ценную.

Айка и правда ему улыбнулась — кажется, ей понравилось, как звучит «дочь полководца». А возможно, ей приятно быть его гордостью… Как бы он сам хотел того же… Чтобы она гордилась им… Девочка, ставшая его нечаянным счастьем… Счастьем, без которого он уже не хотел и умел жить.

ПАлкоВВодец, сука!

Как он мог объяснить этому ребёнку, почему её мать не знает, от кого у неё этот подарок?

Его Айка вдруг теряет улыбку и озадаченно хмурится.

— Но мама, когда с Вами встретилась, вела себя так, будто вы только познакомились… Разве она Вас не узнала?

«Сука! Она бы вела себя так же, будь я даже одноглазым и хромым карликом! Потому что именно в тот день, полтора года назад, мы и познакомились», — подумал Павел, но подобный ответ вряд ли способен был сделать ситуацию более понятной.

— Скорее всего, не узнала, — охотно согласился он. — Лет-то уже сколько прошло! Тогда я был ещё стройным и кучерявым мальчишкой. Но, как видишь, годы меня не пощадили — постарел, потолстел, облысел…

Павел широко улыбнулся, отвлекая Айку и сводя разговор к шутке, и напоролся на изысканный комплимент:

— А знаете, я видела Ваши фотографии — мне Люся показывала. И лично я бы узнала Вас даже таким — старым, лысым и толстым. Почему Вы мне врёте, Пал Ильич?

Получил, придурок?

— Тебе я говорю только правду, — продолжая улыбаться и костеря себя за идиотизм, он приложил руку к сердцу.

— И когда сказали, что я отвратительно танцую? — сориентировалась эта хитрюга.

— Это была наглая ложь, ты замечательно танцуешь!

— Мне бы ещё научиться так же замечательно припудривать мозг, как это делаете Вы. Почему мама Вас не узнала? Это же бред какой-то! А Вы сами-то её вспомнили?

— Не сразу… прости, — покаялся Павел и подсластил признание: — С годами твоя мама расцвела.

Так и есть — сучизм в этой вывернутой бабе распёрло буйным цветом. Но как?! Как такая беспринципная, похотливая и алчная тварь в уродливом тандеме с напрочь отбитым чёртом смогли сотворить это невероятное чудо?.. Которое оба не заслужили…

Айка смотрит на него недоверчиво и обнимает себя за плечи, отстраняясь… закрываясь… И как же сложно, оставаясь честным, уберечь её от новой боли и разочарования. Не испугать, не потерять эту тонкую нить доверия.

— Прости, малышка… Я бы очень хотел сказать тебе, что любил твою маму и желал от неё ребёнка…

— Я не настолько наивная дурочка, Пал Ильич, и всё понимаю. Но я ведь спросила Вас о другом.

— Это была случайная связь, — признал очевидное Павел и тут же соврал: — Я не помню подробностей…

Да их просто невозможно забыть!

— Похоже, Вы с мамой оба были не в себе, — грустно усмехнулась Айка. — Вы познакомились в Киеве, да? Ой… то есть встретились… ну, тогда…

— Нет, здесь, в Воронцовске.

— А как же… Бабаня ведь говорила, что мама не приезжала к ней…

— Ну, как минимум, один раз она точно была здесь. В начале зимы.

Айка будто и не услышала Павла. Ещё крепче обхватив свои плечики, она уставилась невидящим взглядом в окно, озадаченно хмуря лоб и не реагируя на оклик. И когда встревоженный Павел уже протянул к ней руки, чтобы осторожно встряхнуть, она вскинула на него полный смятения взгляд и сипло спросила: