Этот разговор только между нами, мной и Настей — такими непохожими девочками.

— Но ты ведь такая умная и хитрая, мама, и всегда находила выход. Уверена, ты и теперь что-нибудь придумаешь, — отбрасываю её покрасневшую ладонь и поворачиваюсь к своей двери, но вдруг вспоминаю о важном: — Да, чуть не забыла… Хочу тебе сказать, что в моём новом доме для тебя не найдётся комнаты.

Всё. Отсекла.

Я легко отстраняюсь от оскорблений и угроз, от девчонок, пытающихся усмирить разбушевавшуюся родительницу и достучаться до меня.

Ричард, непривычно тихий, устроился у меня в изголовье и очень бережно перебирает мои волосы. Эта приятная ласка успокаивает и убаюкивает…

Уплывая в сон, я представляю карие глаза… Вспоминаю голос: «Обо всём поговорим, Айя»… Мне кажется, я даже слышу ЕГО аромат, влекущий меня… опьяняющий…

Абсолютный раздрай. Мысли беспорядочно мечутся, путаются, ускользают… не позволяя зацепиться, поймать то главное, что вызывает болезненную тревогу… И ЭТО, непонятное мне, ворочается внутри, неприятно щекочет своими щупальцами, усиливаясь с каждой секундой. По своей природе я не слишком чувствительная и беспокойная, а потому просто не могу проигнорировать такое странное и несвойственное мне состояние.

Я притормаживаю, прибиваясь к обочине, и прикрываю глаза, стараясь понять, что не так… Даже Ричи сегодня вёл себя необычно… Тихо. После привычной утренней прогулки я приняла душ, наспех позавтракала и покинула квартиру. Стешка уже ушла в школу, Алекс только встала, а мама спала. Всё, как всегда… Но, когда я отъезжала от дома, Ричард неожиданно спикировал мне на капот… Он никогда так не делает… Знает, что я спешу, а сегодня…

К чёрту работу! Вцепившись в руль, я прорываюсь сквозь утренний поток машин и разворачиваюсь через две сплошные. Домой! Быстрее! Быстрее!..

Да быстрее же, паралитики, что вы все тянетесь?! Прочь с дороги!

Когда салон наполняется звуком мобильного, я уже точно знаю, что это из дома, и вжимаю газ в пол.

Я почти не помню… не понимаю, что такое — страшно. Но сейчас я отчего-то очень боюсь принять вызов. Телефон едва не выскальзывает из внезапно вспотевшей ладони и из динамика доносится громкий вой мамы, сквозь который холодно и жёстко прозвучал голос Алекс:

— Айка, ты должна вернуться.

Она ничего больше не говорит, а я не спрашиваю… Отбросив телефон, я врываюсь в воображаемый тоннель, несущий меня в пугающую неизвестность…

Возле дома я поднимаю взгляд на балкон, но, вместо Ричи, вижу огненную гриву Алекс… Сердце пропускает удар, ещё… Подъезд… лестница… дверь… балкон…

Я не слышу больше звуков… Весь мир сузился до моего Ричарда, лежащего передо мной небольшой подрагивающей горкой чёрных перьев… Это и есть весь мой мир.

Отравлен!

Это понимание проносится по касательной, не позволяя мне отвлечься…

— Ричи, — я провожу ладонью по потускневшему оперению. — Ричи, ну ты чего?..

Мутные, будто затянутые матовой плёнкой глаза проясняются… Услышал! Увидел меня!..

Он всё понимает… Мой Ричи знал, что я приду… И не улетел… удержался здесь… Он дождался меня. В его умных и таких пронзительных глазах протяжным эхом отражается мой отчаянный немой крик… и жгучая нестерпимая боль… Наша боль. Его глаза снова начинают мутнеть… Ричи наверняка уже не видит меня, но он должен чувствовать, что я с ним…

Не оставляй меня, Ричи!..

Очень осторожно я просовываю под его прохладное влажное тельце ладони… отбрыкиваю какую-то помеху и прижимаю Ричи к своей груди. Он часто дышит, и я прижимаю крепче, пытаясь его согреть. Ощущаю слабое биение его сердца… Или это моё… Сердце, словно одно на двоих… Тело под моими ладонями вдруг затрепетало, забилось в конвульсиях… и затихло… наше с Ричардом сердце.

И снова тоннель… Я бегу по нему, оглушённая и ослеплённая горем, и продолжаю прижимать к груди моё погасшее сердце. Последняя наша пробежка… и я не могу… не хочу останавливаться… Бегу…бегу, глотая холодный ветер и дорожную пыль… Бегу… бегу, сжигая лёгкие и ускоряясь… За нас двоих… Бегу… мчусь… лечу…

Наше гнёздышко, Ричи… Мы дома. Здесь тебе будет хорошо.

Мой взгляд с трудом фокусируется на работяге, вышедшем мне навстречу. Он что-то говорит, и в мой потухший мир вновь врываются звуки… Громкие, режущие слух… Слишком живые и неуместные.

— Все уйдите! — слышу своё сиплое свистящее карканье. — Все!

Оставьте нас вдвоём…

Я прижалась спиной к гладкому, серебристо-серому стволу дерева.

Ты ведь любишь эту рябину, да, Ричи? А я обещала тебе дуб… помнишь? И я не забыла…

Говорю, говорю, говорю… Отгородившись от этого страшного враждебного мира непроницаемым заслоном, то мысленно, то вслух я разговариваю с Ричардом. Вспоминаю, улыбаюсь… вспоминаю…

…

Уже глубоко, но я упрямо продолжаю копать. Копаю… не ощущая усталости… Копаю… Чтобы ни одна собака, ни одна тварь не могли потревожить покой моего Ричи.

Заботливо укутываю окоченевшее тельце в мою мягкую толстовку… А из груди проталкивается клокочущее хриплое рычание, вспарывая воспалённое нутро и взрывая тишину…

Приглаживаю маленький земляной холмик и, запрокинув голову, взываю к звёздному небу…

Бабань, ты уж замолви словечко за нашего Ричи… чтобы ему не было там одиноко… И тебе, Бабань…

Поднявшись с колен, я достаю нунчаки и отхожу в сторону. Ричард любит наблюдать издали, когда я танцую…

Танцую… Разлетается мир на осколки…

Взмываю… И встречаю их грудью, взлетая…

Тоскую… Эта боль никогда не умолкнет…

Дышу я… Я теперь за обоих живая!..

Живая… Я смотрю, как мой рухнувший мир осыпается брызгами-звёздами… и понимаю, что больше никого не могу любить. И больше не хочу возвращаться туда, где за высоким кирпичным забором на многие мили простирается выжженная людской ненавистью территория… Территория нелюбви…

В глазах тоска, а на губах улыбка…

Захлёбываясь болью, рвано дышит…

И горько плачет маленькая Скрипка,

Но этот плач никто вокруг не слышит

***

Без фальши, без иллюзий и опаски

Сухими… очень взрослыми глазами

Глядит на мир, залитый мрачной краской

А сердце обливается слезами.

***

Порхают в быстром танце её руки…

Сорвался крик в отчаянном бессильи…

Но в острый миг невыносимой муки

Обнимут плечи ласковые крылья…

Ах ты хитрюга, Ричи! Развязал мне крылья, да? Но куда ж мне лететь без тебя? Свободна! А нужна ли мне эта свобода?..

«Ох, связал тебя этот ворон! — сокрушалась Бабаня. — Ты и без того сущий чёрт, а теперь, с таким-то носатым довеском, кто тебя замуж возьмёт?»

Как же я смеялась — замуж?! Серьёзно? Но Бабаня всегда говорила очень серьёзно, и от этого было ещё смешней. Какой бред! Где я и где муж! — по любому это две сильно удалённые друг от друга параллели. Вон, Бабаня и сама замечательно обходилась без мужа… А уж мне-то он точно противопоказан. Это же, как гиря на ноге!.. Он ведь будет постоянно перед глазами маячить, станет о чём-то просить, а то и требовать… Да ещё будет совать нос в мои дела… И ведь не только нос! А это ещё хуже…

Позднее я всё же решила, что ЭТО, может, и пригодится когда-нибудь… в ознакомительных целях, так сказать. НО! Если это случится, то непременно с лучшим представителем своего рода — добрым, умным, смелым… ну-у, и чтобы глазу было приятно. Только ведь для статуса мужа всего этого всё равно недостаточно… А немого и невидимого я вряд ли найду.

Но Бабаня мужем не ограничилась и заговорила о будущих детях, которых непременно покалечит мой Ричард. Дети?! Вот уж увольте! Этих, в отличие от мужа, точно никуда не денешь. Да и, честно говоря, мысль о детях даже ни разу не просвистела в моей голове, не то чтобы там задержаться. Бабаня всегда говорила, что я дикая, глупая и бессердечная… Больше всего её задевало, что мне плохо давались химия и биология (она же их преподавала!), а ещё я не горевала по её подохшему волнистому попугайчику. Ну да — попугайская смерть меня не подкосила. И, надо сказать, что этот птах очень даже вовремя преставился, а иначе его уход из жизни был бы куда трагичнее. Потому что судьба наградила меня Ричардом.